Хроники Обетованного. Пути и маски

Звёзды были страстью кентавров вообще и Турия в особенности. Как он объяснил Тааль, прозвище "Тунт" означает "знаток созвездий". Своё прозвище есть у каждого из кентавров — оно подчёркивает его склонности, таланты и место в садалаке. И даётся на какой-то сложной церемонии, где жеребёнок становится взрослым.

Интересно, похоже ли это на первый полёт у майтэ? Какие-нибудь скачки всей толпой. Гаудрун бы долго и презрительно хохотала.

— Я просто долго его не видела, — объяснила Тааль, стараясь, чтобы это не звучало как оправдание. — Боюсь, как бы мы не сбились с дороги...

— Перьями клянусь, мы уже с неё сбились, — фыркнула Гаудрун и легко опустилась рядом с Тааль. Её шевелюра растрепалась, а в зелёных глазах горели весёлые огоньки — впервые после разорённого гнездовья. Тааль возликовала, но не собиралась этого показывать: Гаудрун тогда разъярится сильнее обычного. — Хоть он и говорит, что лично бывал у тэверли... Я не очень-то этому верю. И не верю, что нас запросто пропустят на их территорию — из-за одних его копыт.

Тааль подумалось, что у Гаудрун нездоровая ненависть к копытам Турия. И снова благоразумно промолчала.

— Турий знает дорогу, — спокойно возразила она. — Ради нас он оставил своих друзей, так что я ему верю. А что до пропуска — у нас есть Эоле.

Впервые Тааль заметила, как текуче звучит это имя — текуче и естественно, будто движение воды в реке или крови в жилах. Может, у всех атури такие имена?

"Эоле", — почти беззвучно повторила влага во мху на дереве, и капли на листьях, и даже слюна толстого енота, что вгрызался в рыбью плоть где-то у ручья. Тааль вздрогнула.

— Что с тобой? — спросила Гаудрун, с подозрением прищурившись. — Ты... какая-то странная.

Тааль смутилась. Как такое можно объяснить?

— Ничего. Просто поняла, что помощь атури и вправду много значит. Больше, чем я думала раньше.

Гаудрун ещё с минуту смотрела на неё, склонив голову набок, а потом щёлкнула клювом, словно прогоняя наваждение.

— То есть вся болтовня коняги насчёт "Шийи" и пророческих снов — не от его больного воображения?

Это окончательно вогнало Тааль в краску — даже захотелось, как в детстве, спрятать голову под крыло.

— Я не...

Её прервал диковатый звук издалека — крик, чуть похожий на конское ржание. Особый сигнал, которым кентавры созывают садалак для обсуждения чего-то важного или совместной работы. От Турия она слышала его второй раз — и теперь он пришёлся очень кстати.

— Летим, — сказала Тааль, расправляя крылья. — Турий что-то нашёл.

— Надеюсь, не сроки следующего затмения, — проворчала Гаудрун.

* * *

Кентавр стоял уже не на поляне — небольшом голом островке посреди зарослей, — где они оставили его, а немного восточнее. Тааль в полёте разглядела его серую спину — точно пятно возле сплетения крупных корней, приподнявших изнутри землю.

— Доброго дня вам, Тааль-Шийи и Гаудрун-Олгли, — негромко сказал Турий, заметив их. — У меня добрые вести.

Тааль улыбнулась, привычно устраиваясь у кентавра на плече. Гаудрун закатила глаза:

— А ты по-прежнему говоришь древними фразами, хуже старой Куари... И какая ещё Олгли?

— "Воительница", — невозмутимо ответил Турий и красноречиво дотронулся до колчана за спиной. — Думаешь, я не вижу, как жадно ты поглядываешь на мои стрелы?

Гаудрун слегка покраснела и не ответила. Тааль посмотрела на Турия осуждающе: тэверли уже причинили Гаудрун столько зла, что не стоило упрекать её в этом. "Только бы руки вместо крыльев, руки как у коняг!" — бормотала она иногда во сне, а по утрам Тааль делала вид, что не слышит.

Но прозвище, надо признать, ей шло.

— Так какие же это вести? — поторопила Тааль. Ей не терпелось двигаться дальше.

Турий кивнул на землю.

— Видишь тропу? — тропинка у него под копытами была совершенно обычной — они встретили немало таких в этом лесу: протоптаны зверями и кентаврами, а может, ещё кем-нибудь, кто прячется от любопытных глаз. Узкая и извилистая, она терялась то во мху, то в траве и скоро пряталась в зарослях. — Вот дорога, которую я искал. Она начинается здесь.

— Дорога Драконов? — в один голос спросили Гаудрун и Тааль: первая — недоверчиво, вторая — восхищённо. О Дороге Драконов — легендарной, в незапамятные времена проложенной тэверли — Турий мог говорить не умолкая. Она соединяла север материка с югом и Пустыней Смерти. "И именно сейчас по ней, возможно, везут пленных майтэ", — грустно подумала Тааль, отодвигая другую мысль: по ней идут, наверное, и войска тех, кого тэверли завлекли себе в союзники. Идут, чтобы увидеть их триумф, когда Врата Хаоса раскроются.

И чего же они ждут, чтобы раскрыться?..

— Точно, — кентавр кивнул — явно польщённый тем, что его слушали. — По ней мы и шли в прошлый раз, когда услышали зов тауриллиан.

— Совсем не похоже, — сказала Гаудрун, сверля взглядом невзрачную тропку. — Ты расписывал её как что-то грандиозное...

— Так и будет, — кивнул Турий, — но южнее, когда лес закончится. Нам ещё долго идти.

— Кому идти, а кому лететь, — усмехнулась Гаудрун. Она считала, что Турий замедляет их, и не упускала случая ему об этом напомнить.

Кентавр с тоской в глазах склонил светловолосую голову.

— Без проводника мы давно сбились бы с пути или погибли, — твёрдо сказала Тааль. С рассеянной благодарностью Турий погладил ей перья.

— Ты права, Шийи. Придётся вам потерпеть бескрылого... А ещё вы бы не выжили без защиты — я ведь выбираю для вас безопасные места. В этих краях столько сторонников тауриллиан, что и представить трудно, — он указал на гладкие тёмные камушки, видневшиеся под папоротником у корней и, шагнув вперёд, брезгливо тронул копытом один из них. Дрогнув, камушек немедленно оброс членистыми лапками и выбросил жало. Тааль испуганно обхватила когтями плечо Турия, чтобы он скорее отошёл.

— Каменные скорпионы, — пробормотала она. — Так далеко в лесах... Совсем рядом с Великой Рекой.

— А южнее их ещё больше — целые колонии, — сказал Турий, покосившись на присмиревшую Гаудрун. — Это знак, что мы на верном пути.

"Хнакка", — вдруг явственно расслышала Тааль откуда-то снизу. Горячим шёпотом, полным злобы и раскалённого песка. "Хнакка, Хнакка, Хнакка".

Скорпион, клацнув жвалами, вновь съёжился и обратился в камень. Но Тааль успела понять, что слышала его голос — как бы нелепо это ни звучало. "Что же со мной происходит?.."

И что такое "Хнакка" — имя какого-нибудь пустынного атури? Ругательство на скорпионьем языке? У Тааль голова шла кругом.

Турий двинулся вперёд по обнаруженной тропе, а Гаудрун, бесшумно вспорхнув, полетела поодаль. Тааль всё сидела на плече у кентавра, размышляя. Лучше, конечно, поделиться с ним своими опасениями, но позже, не при Гаудрун. Та или испугается, или поднимет её на смех — а неизвестно, что из этого хуже.

— Ты обещал рассказать об Обетованном, кентавр, — после нескольких минут молчания вдруг произнесла Гаудрун. Они уже углубились в новые заросли; в тени ветвей мелькнули и снова скрылись блестящие глаза какого-то зверька. Турий вздохнул.

— Что ты хочешь знать, Олгли?

— Не зови меня этим жутким именем, — Гаудрун поморщилась. — Как фальшивая трель... Ты уже говорил, что тэверли когда-то открыли землю за океаном для других бескрылых и указали им путь туда. И про название...

— "И была она так прекрасна и плодородна, и так манила к себе, и так жаждал её тот народ, что нарёк Обетованным", — процитировала Тааль. Она уже знала: эти красивые слова — не выдумка Турия, а то, что он помнил из каменных табличек своего садалака, испещрённых странными знаками. Всё-таки полезная вещь иногда эти знаки.

Турий улыбнулся и, одобряя, снова потрепал её перья. Тааль меланхолично отметила про себя, что даже не возмущается больше.

— Всё верно. Но я сам знаю мало, я никогда не бывал там... Как и все из моего садалака. Говорят, что в тех землях всё иначе. Что двуногие, или, по-вашему, бескрылые, захватили там власть силой огня и железа. Что магия для них — чудо, а не естественное свойство всего вокруг, и они боятся и убивают её. Потому там и нет подобных нам, а их вода, и земля, и воздух совсем лишены своих атури... — он помолчал, подбирая слово. — Бездушны.

— "Подобных нам"... — холодно повторила Гаудрун. Ей определённо не нравилось, что Турий смешал майтэ с "конягами". Тааль же волновало другое.

— Но что тогда хорошего в этом Обетованном? — спросила она, не заботясь о том, насколько наивно это может звучать. — Почему тэверли так рвутся туда, почему хотят править бескрылыми?

Она вспомнила существо из своего сна — мудрое, опасное, безобразно-красивое. Если все бескрылые подобны ему — что за удовольствие править ими? И вообще, возможно ли это?.. Пальцы острые, как совиные когти, и синие глаза с отблесками Хаоса в зрачках...

Даже на месте тэверли она летела бы от него сломя голову. Или?..

— Тааль-Шийи, ты так поранишь меня, — шепнул Турий, мягко надавив ей на лапу. Тааль поняла, что, задумавшись, вцепилась в него почти до крови.

— Прости, пожалуйста. Я...

Договорить она не успела: Турий покачнулся и охнул от боли — уже другой.

Дальнейшее случилось слишком быстро. Гаудрун чёрной тенью бросилась вниз; Турий остановился, поджав окровавленную переднюю ногу, и копытом задней ударил по чему-то на земле; нечто небольшое и пушистое, похожее на жёлтую молнию, откатилось с тропы, не то тонко рыча, не то тявкая. Тааль сама не заметила, как взлетела и тревожно замерла в воздухе, глядя на поверженное существо.

— Просто лиса, — с облегчением засмеялась Гаудрун. — Тебя укусила лиса, кентавр.

И правда — отброшенный бесформенным комом, на папоротнике свернулся и жалобно скулил, зализывая место удара, маленький жёлтый лис. Ничего не отличало его от обычных лис, которые водились севернее, в местах у Высокой Лестницы, кроме примечательного цвета и необычайно острых зубов. Та же острая мордочка, уши торчком и изящные лапки — ничего особенного... Но всё-таки он был жёлтым — совершенно жёлтым, точно лимоны, которые притаскивал из полётов на юг дядюшка Тааль, заядлый путешественник.

— Нужен листок исцели-дерева, — заторопилась Тааль, взглянув на окровавленную ногу Турия. — Я сейчас поищу...

— Не стоит, — покачал головой кентавр, неотрывно и тревожно глядя на лиса. — Здесь не растут исцели-деревья...

Лис поднял голову и свирепо прошипел:

— Точно, предатель. И "просто лисы" тоже не водятся.

Тааль вздрогнула. Судя по застывшим лицам Турия и Гаудрун, это слышала не одна она... Миг спустя лис встал на лапы, подобрался, напрягая каждую мышцу, и совершил грациозный кувырок через голову — маленький, юркий шар цвета солнца. Яркая вспышка, непонятная дрожь в воздухе — и...

Перед ними стояло, оскалившись, загорелое, тощее двуногое существо. На нём не было ни перьев, ни меха, но наброшенная лисья шкура прикрывала убогую наготу. У Тааль замерло сердце — это было точь-в-точь создание из её сна... Однако, присмотревшись, она увидела и различия. Нет, совсем другое, и в то же время — столько общего. Она никогда не встречала хоть кого-то похожего.

— Он... превратился, — поражённо выдохнула Гаудрун; она так поразилась, что даже, изменив своим принципам, села на другое плечо к Турию. — Как?!

Существо в жёлтой шкуре улыбнулось, сверкнув белыми клыками. А потом, по-звериному склонив голову набок, одним гибким, неправдоподобно быстрым прыжком взобралось Турию на спину. Кентавр осел от внезапной тяжести, со стоном поджимая раненую ногу, и тщетно пытался сбросить седока. Гаудрун уже вилась вокруг, пытаясь дотянуться до него клювом.

— Чего ты хочешь? — крикнула Тааль через весь этот хаос, не надеясь, что лис-двуногий поймёт хоть слово. — Зачем он тебе?

Существо прекратило терзать Турия и посмотрело на Тааль с лисьим прищуром. Один глаз у него чуть косил.

— Мои господа велели мне выследить кентавра-предателя, серого смутьяна из садалака Метей-Монта. Они ничего не говорили о птичках-майтэ, — новая голодная улыбка. — Но вы пойдёте со мной к моему племени — все трое. Или от второго укуса кентавр умрёт.

Тааль расправила крылья, удерживая разгневанную Гаудрун.

— Мы сделаем, как ты просишь, только оставь его в покое!

— Вот и славно, — спрыгнув со спины Турия, существо опять моментально обросло солнечно-жёлтым мехом и юркнуло вперёд, обнюхивая тропу — так быстро, что лапки едва касались земли.

— Мы должны следовать за ним, — севшим голосом сказала Тааль, снижаясь и зажимая крылом рану Турия. Она была неглубокой, но из борозд, оставленных зубами, продолжала сочиться кровь. Кентавр обессиленно кивнул.

— Я не понял ни звука из его лая, но верю тебе, Тааль-Шийи.

ГЛАВА V

Кезорре, Вианта

— Но они требуют места в Совете! Это неслыханно! Позор для страны!..

Эр Даола, возвысив голос, закашлялся и приложился к стакану с лимонной водой; это значительно снизило патетичность, на которую он рассчитывал. Ринцо устало вздохнул; ир Пинто, сидевший с ним рядом, не скрываясь, фыркнул от смеха.

— Старый дурак, — произнёс он одними губами, прикрывая рот — как бы для зевка. Ринцо покачал головой: ему никогда не нравилось стремление ира Пинто позлословить, но он не мог не признать, что всякое заседание в присутствии эра Даолы превращается в балаган.

— Нам давно следует признать, что адепты Прародителя — сила, с которой нужно считаться, — сказал чар Энчио — старый, суровый и сумрачный, как замшелая скала. Он скорее восседал, чем сидел, на своём обычном месте за круглым ореховым столом — через несколько кресел от Ринцо. И ронял слова холодно, точно процеживая сквозь зубы. Глава одного из древнейших родов Кезорре, он не первое десятилетие был некоронованным королём. Ринцо его не любил, но, как и все, с уважением ловил каждое слово.

— Вы совершенно правы, — подобострастно пискнул коротышка чар Леро. Ринцо знал, что долги семье Энчио в последние годы окутали его, словно пурпурные шелка одеяния. Неудивительно, что он всегда согласен со стариком. — Большая часть мастеровых Вианты уже поклоняется Прародителю, а не Мудрейшей Велго. И простонародье их просто обожает. Не вижу катастрофы в том, чтобы выделить им пару мест...

— А Вы можете предсказать, к чему это приведёт? — зашипел эр Даола, нервно накручивая на палец полуседую бородку. — Вот я — нет! Так уж сложилось, что последователи этого мерзкого культа у нас в стране — отъявленные смутьяны и бунтовщики. Вы хоть раз слышали, какие разговоры ведутся меж ними?

— Не думаю, что Вы сами их слышали, — не выдержал ир Пинто, изучая свои холёные острые ногти. — Вы ведь предпочитаете занятия почище, чем бродить по ремесленным кварталам, не так ли, досточтимый? Позировать для портретов, например.

Кое-кто нерешительно засмеялся. Эр Даола покраснел и два раза открывал рот, чтобы ответить на дерзость, но так и не придумал ничего достаточно жестокого. Ринцо поморщился: он терпеть не мог, когда трепали имя Лауры, пусть даже в рамках относительно доброй шутки.