Отрывок из Лактанция, приводившийся в возражение Колумбу, содержит в себе грубое глумление, недостойное столь серьезного теолога. "Найдется ли такой глупец, — вопрошает он, — который поверил бы, что существуют антиподы, что ступни их ног обращены против наших, что они ходят пятами вверх, а головами вниз? Что есть на свете такое место, где все перевернуто вверх дном, где деревья растут ветвями вниз и где дождь, град и снег падают вверх? Выдумка об округлости земли, — добавляет он, — повлекла за собою измышления об антиподах с пятками в воздухе, ибо эти философы, раз впав в заблуждение, упорствуют далее в своих нелепостях, одну обосновывая другой".
Выдвигались и более серьезные возражения, опиравшиеся на авторитет св. Августина. Он провозглашал представления об антиподах несовместимыми с историческими обоснованиями нашей веры, поскольку утверждение, что существуют обитаемые земли на противоположной стороне земли, означало бы, что некоторые народы не происходят от Адама, ибо невозможно им было пересечь океан. Этим ставилась бы под сомнение Библия, где определенно утверждается, что все люди происходят от одного общего прародителя.
С такими предрассудками столкнулся Колумб в начале работы комиссии. Самому простому его предположению о шарообразности земли были противопоставлены тексты из Писания. Ему указали на Книгу Псалмов, где говорится, что небеса простираются словно кожа — то есть, согласно комментаторам, подобно завесе или пологу шатра, которыми у древних пастушеских народов служили шкуры животных, и на Послание ап. Павла к евреям, где небеса сравниваются с шатром, простирающимся над землею, которая, следовательно, должна быть плоской. Колумб как глубоко религиозный человек понял, что рискует быть изобличенным не только в заблуждении, но и в ереси. Впрочем, некоторые из членов комиссии, более сведущие в науках, не отрицали гипотезы о шарообразности земли и возможности существования противоположного и обитаемого полушария, но утверждали, что добраться туда нельзя из-за невыносимого зноя тропического пояса. Если его и можно пересечь, говорили они, то окружность земли должна быть так велика, что на путешествие потребуется, по крайней мере, три года и те, кто отважился бы на него, погибли бы от голода и жажды, поскольку невозможно взять с собою припасы на столь долгое время. Ссылаясь на Эпикура, Колумбу заявили, что даже будь земля и в самом деле шарообразна, населена она лишь в северном полушарии, и лишь там ее осеняет небо; другое же полушарие представляет собою хаос, бездну или бескрайнюю пустыню вод. Высказывалось и довольно курьезное возражение, что-де, если даже корабль и достигнет Индии, он все равно не сможет возвратиться, так как округлость земли подобна склону горы, вверх по которому плыть невозможно даже при самых благоприятных ветрах.
Выдвигались, несомненно, и более убедительные возражения, более достойные прославленного университета. Справедливости ради надо прибавить, что многие из членов комиссии прислушивались к словам Колумба с большим вниманием. Отвечая тем, кто ссылался на Библию, он утверждал, что вдохновенные авторы высказывались не как космографы, а образно, обращаясь к разумению каждого. О комментариях отцов церкви он отзывался с почтением как о пастырских наставлениях, но не как о философских суждениях, которые принимаются либо отвергаются. Возражения, основанные на высказываниях древних философов, он парировал смело и аргументированно, ибо был глубоко сведущ во всех вопросах космографии. Он показал, что самые прославленные из этих мудрецов считали населенными оба полушария, и хотя, по их мнению, тропический пояс препятствует сообщению между ними, Колумб решительно отверг эту трудность, так как сам добирался до Сан-Жоржи-да-Мина в Гвинее, почти на экваторе, и убедился, что область эта не только проходима, но и богата населением, плодами и пастбищами.
Среди тех, кого убедили аргументы Колумба и воодушевило его красноречие, был Диего де Деса, ученый монах ордена св. Доминика, в то время преподаватель монастыря Св. Стефана, а впоследствии архиепископ Севильи — второй в Испании сановник церкви. Этот искушенный и эрудированный богослов поднялся выше книжной премудрости, он умел ценить ум, даже если его выказывали люди необразованные. Он не только слушал — он с живейшим интересом следил за выступлением Колумба и, всеми силами поддерживая его, умерял пыл своих неистовых собратьев, стараясь добиться от них хотя бы беспристрастия в разбирательстве. Объединенными усилиями им удалось переубедить самых высокоученых членов комиссии. Немалую трудность представляло примирение плана Колумба с Птолемеевой космографией, к которой все ученые питали безусловное доверие. Как же были бы поражены и самые просвещенные из них, объяви им кто-нибудь, что уже родился Коперник, чья система мироздания перевернет прославленную теорию Птолемея, помещавшего Землю в центр вселенной!
Невзирая, однако, на всё старания, в членах ученой комиссии возобладали начетничество и гордыня, и они не уступили доводам неизвестного иностранца, без состояния, связей и академической репутации. "Прежде чем аргументы и объяснения Колумба могли быть поняты его слушателями, — пишет Лас Касас, — ему необходимо было устранить те ложные представления, на которых основывались их возражения, а это всегда более трудно, нежели преподать учение".
Время от времени заседания возобновлялись, но решение так и не было принято. Невежественные или, что еще хуже, предубежденные члены комиссии с упорством посредственностей оставались непреклонны. Те, кто мыслил шире и понимал больше, потеряли интерес к дискуссиям, нудным и далеким от их постоянных занятий; даже те, кто с одобрением прислушивались к предложениям Колумба, видели в них лишь сладкую мечту, хоть и похожую на правду и заманчивую, но совершенно не осуществимую. Фернандо де Талавера, которому, собственно, и было поручено дело, не видел в нем толку, к тому же он был слишком погружен в суету и бурление общественных событий, чтобы добиваться определенного решения. И разбирательство постепенно увязло в проволочках и нерадении.
Глава 5
Колумб продолжает обращаться к королям Кастилии и следует за королевским двором в военных кампаниях
Заседания комиссии в Саламанке были прерваны отъездом королевского двора в начале весны 1487 года в Кордову, как того требовали дела войны и достопамятный поход на Малагу. Фернандо де Талавера, теперь епископ Авилы, сопровождал королеву в качестве духовника. Долгое время Колумб пребывал в напряженном ожидании и следовал повсюду за двором. Иногда его обнадеживали видами скорого рассмотрения его предложений, назначали совещания для этой цели, но вихрь войны гнал двор с одного места на другое, превращая его в беспорядочный, суетливый табор, и постоянно отметал в сторону все вопросы, лишенные непосредственной срочности. Принято считать, что те несколько лет, которые Колумб потратил на свои настойчивые ходатайства, были проведены им в томительном посещении приемных; на самом же деле они зачастую проходили среди опасностей и превратностей той ожесточенной и трудной войны в горах. И случалось, в моменты передышки, в придворном кругу склонялись, кажется, к тому, чтобы заняться Колумбовым проектом, но спешные заботы налетали, словно буря, и вопрос вновь откладывался.
В это время Колумб претерпел немало глумления и обид. Люди недалекие и невежественные высмеивали его, считая мечтателем; недруги называли авантюристом. Говорят, дети крутили пальцем у лба при его приближении, так как их учили видеть в нем умалишенного. В продолжение всего долгого ожидания свои расходы он, видимо, покрывал благодаря искусству картографа. Достойный монах Диего де Деса изредка помогал ему как своим кошельком, так и добрыми услугами при дворе. Он также пользовался гостеприимством Алонсо де Кинтанильи и довольно долго получал содержание от герцога Мединасели — человека знатного, владетельного и много занимавшегося морским предпринимательством.
Благодаря государям, в эту пору ожидания Колумб был причислен к их свите, на расходы ему отпускались средства и он обеспечивался жильем везде, куда бы ни пришлось ему прибыть для участия в совещаниях, которые время от времени назначались. Несколько записок о выделении ему средств сохранилось в расчетной книге Франсиско Гонсалеса Севильского, королевского казначея, которая недавно была обнаружена в архивах Симанкаса. По этим записям мы можем в какой-то степени следить за передвижениями Колумба вслед за странствиями двора.
В одной из этих записок Колумб испрашивает денег для явления ко двору, находившемуся в лагере близ Малаги во время достопамятной осады в 1487 году, когда мавры упорно и яростно обороняли город. В тот раз ходатайство его едва было не завершилось плачевно вследствие нападения некоего фанатика-мавра, вознамерившегося убить Фердинанда и Изабеллу. Не распознав королевского шатра, он напал на дона Алвару Португальского и донью Беатрис де Бобадилья, маркизу Мойя, приняв их за короля и королеву. Опасно ранив дона Алвару, он уже направил удар в маркизу, но тут был изрублен свитой на куски. Упомянутая дама обладала редкостными достоинствами и силой характера. Впоследствии она проявила живейший интерес к проекту Колумба и усердно склоняла в его пользу королеву, питавшую к ней особую благосклонность.
Кампания увенчалась взятием Малаги. На протяжении ее бурной осады у королевской четы, по-видимому, так и не нашлось времени заняться предложением Колумба, хотя Фернандо де Талавера, епископ Авилы, постоянно пребывал там же, поскольку известно, что он вступил в захваченный город с торжественным триумфальным шествием. Малага сдалась 18 августа 1487 года, и королевский двор, застигнутый эпидемией чумы, едва успел возвратиться в Кордову.
Государи провели зиму в Сарагосе, занимаясь различными текущими государственными делами. Весною же они через Мурсию вошли в земли мавров и после непродолжительной кампании отступили на зиму в Вальядолид. Участвовал ли Колумб в этих передвижениях, неизвестно, хотя чек на три тысячи мараведи* (Мараведи — первоначально испанские и португальские золотые монеты, впоследствии мелкая денежная единица (Прим. перев.).), датированный июнем 1488 года, свидетельствует в пользу этого предположения. Но можно ли было рассчитывать на спокойное рассмотрение дела среди суеты этого безостановочного похода?
Однако и в этот промежуток времени его надежды получали подкрепление. Весной он получил от короля Португалии Жуана II послание, помеченное 20 марта 1488 года. В нем содержалось приглашение вернуться и заверения в защите от каких-либо исков гражданского или уголовного характера. Это письмо, судя по тексту, являлось ответом на попытку Колумба начать переговоры о возвращении. Впрочем, он, видимо, не счел за благо воспользоваться приглашением короля.
В феврале 1489 года Фердинанд и Изабелла направились из Вальядолида в Медину-дель-Кампо, где приняли посольство английского короля Генриха VII, с которым заключили союз. Неизвестно, тогда ли получил Колумб ответ на свое обращение к английскому двору. Во всяком случае он сам впоследствии прямо писал Фердинанду и Изабелле о том, что в бытность свою в Испании получил благосклонное письмо от английского короля.
В мае король и королева снова прибыли в Кордову, там же появляется и Колумб, дабы напомнить о себе и добиться возобновления давно приостановленного рассмотрения своих предложений. Диего Ортис де Суньига в своих "Анналах Севильи" сообщает, что государи направили в этот город предписание обеспечить жильем Христофора Колумба, прибывающего ко двору для важного совещания. Город предписание выполнил, но совещание было отложено ввиду начала кампании, "в которой, — пишет этот автор, — означенный Колумб был замечен в сражениях, являя доказательства недюжинной доблести, дополнявшей выдающийся ум и возвышенные замыслы".
Камлания, в которой, по утверждению севильского хрониста, принимал столь достойное участие Колумб, стала одной из самых триумфальных в войне. Двор королевы Изабеллы, как обычно, включал и внушительную свиту прелатов и монахов, между которыми, в частности, упоминается и неторопливый ходатай по делам Колумба — Фернандо де Талавера. Успех кампании в немалой степени связывают с присутствием Изабеллы и ее руководством. Город Баса, отважно оборонявшийся более шести месяцев, сдался вскоре по ее приезде. И 22 декабря Колумб видел, как Мулей Боабдил, старший из двоих соперничавших правителей Гранады, передал все свои оставшиеся владения и право на корону испанским государям.
Во время осады произошло событие, которое произвело, по-видимому, глубокое воздействие на восприимчивого и пылкого Колумба. В испанский лагерь прибыли два почтенных монаха, служивших при Гробе Господнем в Иерусалиме. Они доставили послание Великого султана Египта, и в нем содержалась угроза уничтожить всех христиан в его владениях, разрушить Гроб Господень, если испанские государи не прекратят войны против Гранады. Угроза не привела к изменению намерений королей. Однако Изабелла выделила на содержание монахов, охранявших христианскую святыню, тысячу дукатов золотом в год на вечные времена и послала собственноручно вышитый покров для Гробницы.
Вследствие беседы с монахами и под влиянием негодования из-за угрозы султана у Колумба возникло благочестивое намерение, которое он и осуществлял по мере сил до смертного часа: передавать приносимые открытиями доходы на святое дело освобождения Гроба Господня от неверных.
Суматоха и тревоги этой кампании помешали провести совещание в Севилье; не продвинулось дело Колумба и во время последующих празднеств. Фердинанд и Изабелла въехали в Севилью в феврале 1490 года с большой пышностью. Там шли приготовления к бракосочетанию старшей их дочери, принцессы Изабеллы, с португальским наследным принцем доном Афонсу.
Всю зиму и весну двор предавался празднествам и увеселениям: пирам, турнирам и факельным шествиям. Мог ли Колумб надеяться быть услышанным среди неумолчного шума друг друга сменявших битв и празднеств?
Лишь зимою 1491 года дождался, наконец, Колумб рассмотрения своих предложений. Государи готовились к отъезду в свою последнюю кампанию против Гранады с решимостью не снимать лагеря под стенами этого города прежде, чем на его башнях не взовьются их победные знамена.
Колумб понимал, что стоит только двору двинуться в путь, и с надеждами на рассмотрение его дела можно будет распрощаться. Поэтому он настаивал на окончательном ответе. И возможно, что то совещание, которое, согласно севильскому историку, было отложено, на самом деле все-таки состоялось и снова была созвана комиссия экспертов, призванных оценить проект Колумба.
Достоверно известно, что в это время вызванный к государям Фернандо де Талавера отчитывался о деятельности комиссии. Согласно общему мнению ее членов, как он сообщил их величествам, предложенный проект несбыточен и невыполним и недостойно было бы для великих государей позволить вовлечь себя в столь слабо обоснованное предприятие.
