Гостеприимный мир Книга седьмая - Припарка мертвому

— Мы созидаем, разрушая! — наставительно поднял палец вверх так и не обернувшийся Яков.

Почему-то это разозлило еще сильнее.

— Вы нашли дело своей жизни, молодцы, — аплодисменты изобразились вяло, но сами собой, — Даже преуспели. А я еще не сделал ни шага по направлению к своей цели. Только терпел неудачи и выживал. Поэтому, если вы не против, давайте вернемся каждый к своим делам.

Объяснять им огромную разницу в мировоззрение между бессмертными и теми, кто родился в этом мире, я не хотел. Чересчур жестоко, особенно по отношению к тем, чье существование так ограниченно и неестественно. Ни Яков, ни Мидори не смогут понять чувств бывшего человека, жившего в совершенно другом мире и по другим правилам, как и не смогут понять пренебрежения к этому миру.

Искусственному. Ненастоящему. Созданному из мириадов нулей и единиц, управляемому разумом, созданным человеком.

Соломону — хотелось жить. Он искренне и по-детски думал, что поймал синюю птицу удачи за хвост, набредя на Митсуруги Ай. Мелкая наивная японка. Её большие голубые глаза и дурацкие розовые волосы были якорем, помогающем глубже обмануться Паном. Принять его.

Забыться.

Кирн Джаргак уже жил другим. Стрелянным, пуганым, одиноким.

Но лишенным иллюзий.

— Я же тебе говорила, — взгляд почти бесцветных глаз девушки-лича устремился к ее хозяину-партнеру, — Бесполезно взывать к человечности и самопожертвованию у того, кто от них избавился целенаправленно. Лучше поговорим о деле.

Лысый мертвец, на теле которого сквозь бледную кожу можно было рассмотреть каждую мышцу тела, сел за стол и воззрился на меня.

— Раз ты так целеустремлен, мы предлагаем тебе разовую акцию, — произнес он, скрещивая пальцы рук, — Мы предоставим тебе карту страны, на которой будут отмечены областные центры, где сильнее всего назрело недовольство существующим положением вещей. Твоей задачей будет нанести... несерьезный, но громкий ущерб. Продемонстрировать то, что ты умеешь лучше всего — несдержанного никакими законами могущественного бессмертного, решившего поразвлечься. Хулигань, оскорбляй, удивляй, поражай, надсмехайся — яви смертным то, против чего они когда-то сплотились настолько, что бросили свои дома и царства. Напомни им.

— А взамен... — наконец-то обратилась Мидори к главному, — Мы поделимся с тобой нашими записями. Наблюдениями. Выводами. Аналитика по воздушным межконтинентальным маршрутам. Допросы шпионов смертных, пришедших к нам вместе со своими правителями. Закупки ингредиентов. Хроники наблюдений за бессмертными.

— Точного местоположения Нихона мы не знаем... но зато мы точно знаем, где его не имеет смысла искать. А это очень и очень немалая часть планеты, — пояснил мне Яков.

Я задумался. Предложение было хорошим, даже отличным. Запороть такое задание было практически невозможно — знай себе летай, делай людям весело и успевай еще и делать ноги, когда они совсем развеселятся. В награду же целая куча действительно полезных знаний, часть из которых вполне удастся реализовать, если будет такая нужда.

— Кроме того, мы всё выдадим авансом, — поставила точку в моих раздумьях лич.

После этого оставалось лишь согласиться.

Материалов у мертвецов, занятых всю свою жизнь добычей и анализом сведений, поставляемых смертными, было много. Очень много. Кроме этого, я выяснил, что Яков и Мидори летели сюда, явно уверенные, что мое согласие будет получено — трюм старика-дирижаблика был забит различными предметами, вполне могущими пригодиться для издевательств над разумными в особо крупных масштабах. Отобрав некоторые из них, я договорился с живыми мертвецами о том, где на территории империи будет выгружено остальное.

— Никакой импровизации, никаких твоих магических предметов, никаких громких речей от "Предвестника Краста", договорились? — занудно спросил Яков раз эдак в десятый.

— Меньше всего нам нужно, чтобы по всей стране вспыхнули культы, как там, — скривила своё личико Мидори, — Хотя... это будет неизбежно. Но если ты правильно себя подашь, Кирн, если продемонстрируешь, что действительно являешься лишь полоумным Бессом, а не провозвестником смерти и демоническим послом — то это пойдет только на пользу твоему имиджу. На пользу всем нам.

— За "полоумного Бесса" прям спасибо, — кисло поблагодарил я неживую ехидну, — Так-то у меня были проблемы с самоопределением.

— Всегда пожалуйста, дорогой родитель, — неживая важно кивнула, сохраняя выражение мыслящего кирпича на лица.

— Готовьте успокоительное "внучку", — пообещал я напоследок, поднимаясь в воздух с открытой палубы старого дирижабля, — Оно ему точно понадобится.

Неторопливо снижаясь к темно-зеленому пятну огромного леса, я продолжил задаваться одним вопросом — а у меня вообще получиться сделать так, чтобы никто серьезно не пострадал?

Ну, война план покажет.

Глава 5 Оскорбление чувств

— Что я делаю со своей жизнью?

Вопрос был задан риторически, а может даже и самому себе. Возможно, даже оба варианта были бы беспросветно верны, но ответило мне совершенно постороннее лицо. Хотя я совсем не был уверен в том, что лицо, только что выстрелившее в меня из арбалета, можно считать посторонним. Ведь на самом деле-то как? Человек тебя убить хочет, старается, прикладывает силы (иногда и все) — так к левым разумным не относятся.

А вектор эмоций? Это дело десятое.

— Да какая у тебя жизнь, убивец! — прокряхтел старый дед, занятый бесплодными попытками вновь натянуть тетиву старого арбалета. Пышные седые усы фэнтезийного пенсионера стояли дыбом, шея и щеки налились нездоровым багрянцем, решимость сквозила в каждом движении, несмотря на совершенную тщетность в попытках достигнуть результата. При этом всём, седоусый еще и пытался общаться, — Ты пошто его-то жизнь гробишь?!

— Его? — Я обернулся, не прекращая вертеть в руках пойманный арбалетный болт. Восседал я на помосте городской виселицы, спиной к занятому сейчас агрегату. В веревке болтался повешенный — низкий дородный мужичок с шикарной лысиной. Занимался он этим делом очень активно — ноги, обряженные в тесные штаны, неистово месили воздух, пальцы судорожно дергались в попытках пролезть под петлю, лицо выражало мучительные гримасы. Вздохнув, я пояснил сердитому деду, — За мужеложество висит. За одежду непристойную... Ну и за то, что брадобрей, вестимо.

Старик, плюнув на арбалет, с оханьем распрямился и принялся изощренно ругаться, ни грамма меня не боясь. Душу он отводил долго и упорно, в основном упирая на то, что не мне парикмахеров на городских виселицах вешать, а если вешать, то сразу — так, чтобы человек не мучался. Я тихо сидел и слушал, продолжая крутить болт в пальцах, иногда понимающе кивая на особо залихватских оборотах. Последним занимался не я один, еще целый десяток городской стражи, стоящей могучей кучкой в дальнем уголке площади, проделывал тоже самое.

Время шло. Дед ругался, не решаясь, впрочем, ко мне приблизиться, стражники ожидали подкрепления, повешенный боролся за лишний глоток воздуха. Бледные лица первых зевак начинали аккуратненько выглядывать из-за углов.

То, что доктор прописал.

В отличие от своей обычной тактики "устроить переполох и сбежать", к "заказу" своих бывших... пленников... друзей... детей, в общем — черте знать кого, я подошел бережно и ответственно. Прислушался к просьбам и рекомендациям Якова и Мидори, просмотрел карты, составил план, по которому и наметил маршруты.

Для начала я облетел все крупные и мелкие населенные пункты, везде выполняя одну и ту же программу — медленный и торжественный облёт прямо по границе. Этакий круг почёта, совмещенный с резкими рейдами внутрь — на покрытых черепицей крышах домов я оставлял разные интересные надписи, выполненные очень устойчивой краской, выданной мне под это дело. Эффект был сногсшибательным, благодаря наличию у меня такой дрянной особенности как "Зло во плоти", как только переступалась граница поселения, то сразу же каждый страж порядка, имевшийся у этого города и села, тут же получал огромную, красную и зловеще пульсирующую точку на своей Системной мини-карте.

И начинал сильно нервничать.

В целом, после того как я совершил торжественный облёт всех двенадцати основных участков, можно было вполне сворачиваться и с чистой совестью улетать по своим делам — народ везде и всюду тут же начинал неистово нервничать, паниковать и искать защиты.

Но я привык ко всему подходить ответственно — даже к безответственному поведению. Что я показал смущенным и испуганным жителям новой империи? Лишь неведомую угрозу. А нужно было — безответственного Бесса с вызывающим поведением, негодяя и бузотёра. Поэтому пришлось импровизировать, совсем уж плюнув на собственный Статус. А что ему, болезному, теперь будет-то?

Процесс возвращения к истокам для любителей "настоящих людей" я начал с деревень. Люди там живут обычно куда более обидчивые и ранимые, а также склонные к пересудам, суеверию и сплетням, посему оскорбить их чувства и вызвать тревожность было задачей достаточно простой. Трижды я удачно своровал невест с запоздавших аж до зимней хляби свадеб, перенеся неистово орущих девок в соседние села, четырежды это провернул с уже замужними женщинами, но помаститее, под горячую руку шли жены старост, кузнечихи и мельничихи. Задумка в этом плане была простой как тапок — женщины, пока вернутся домой, надумают страстей и историй столько, сколько я б в жизни не совершил.

Впрочем, это мелкое хулиганство никак бы не потянуло на серьезный общественный резонанс, но к счастью, у меня была подходящая идея.

В каждом из сёл, в каждой из деревень, я сжёг кабаки — вечером, издевательски неспешно, сопровождая деяния нотациями о вреде пьянства. Сначала проходил внутрь, принимая редкие и несмелые тычки копьями стражи на голую кожу, защищенную "Железной рубашкой", выгонял хозяев и посетителей, разрушал бочки в подвалах, а затем уже поджигал. Когда народ увидел, что я не только жгу сокровенное, но и заботливо наблюдаю за тем, чтобы пламя не перекинулось на соседние постройки — он впал в настоящее неистовство.

Меня проклинали и пытались закидать камнями, а из-за того, что брошенные предметы под влиянием гравитации возвращались в толпу — злились еще сильнее.

Когда еще местные обнаружат, что вода в колодцах приобрела новый и не самый хороший вкус, то их восторгу вообще не будет предела. Мидори щедро отсыпала мне камешков, представляющих из себя растворяющийся в воде минерал — совершенно безвредно, но на неделю вкус у воды такой, как будто ее в болоте черпали.

С городами... было всё сложнее.

Как можно быстро и решительно поставить на уши целый город с едва ли не сотней тысяч жителей, не причиняя ему при этом существенного вреда и не опускаясь до совсем уж грязи, вроде похищения младенцев?

Я долго думал на эту тему, в конечном итоге самокритично признав, что задача не по силам. Ни один Бесс, каким бы могущественным он не был, не способен быстро и решительно довести до ручки баснословное число смертных. Самых разных смертных! Аристократию, купеческое сословие, промысловиков, мастеровых, военных, рабочих...

Это было просто невозможно. Как минимум — в сжатые сроки.

Поэтому я поручил задачу самим людям.

Сделать это оказалось совсем несложно — каким бы ни был мир, большинством разумных правит жажда к халяве. Стоит рассыпать над городом тысячу золотых, а потом чистосердечно признаться в нескольких не самых богатых районах, что спрятал в укромных местах мешки с еще одной тысячей золотом, как очень здоровый для индивидуума и совсем нездоровый для общества энтузиазм тут же овладевал массами. Ладони избранных светились белым светом, подтверждая мою правоту, голодные животы бурчали, а в фантазиях явно цвели кабаки и бордели.

Упоминать о том, что эти самые мешки с золотом не только спрятал, но еще и собрал назад, я не стал. В любом деле должна быть небольшая интрига.

Тысяча золотых Пана — сумма внушительная для смертного. Даже я, помнится, за деньги втрое меньшие половину Колиса пробежал на своих двоих. А уж для гражданина стихийно образованной империи, испытывающей очень серьезный дефицит продовольствия... весьма и весьма желанный прибыток. Тем более, что надо-то? Просто найти. Захотелось Бессу повеселиться, вот он, скотина вечная, деньгами и швыряется. Где швыряется, а где и прячет.

Найдем!

Эффект был... ярким. В каждом из пяти городов люди искали, искали и еще раз искали. Со всем тщанием, старанием и разумеется — последствиями. Кто-то, уставший от поиска мешка золота, "находил" вместо него сундуки чужого дома, кто-то дрался за интересную в плане перспектив территорию, а кому-то вполне хватало не поделить одну из тысячи золотых монет, выброшенных мной в качестве рекламы.

Желанный моим неживыми информаторами резонанс пошёл. Страх, жадность, конфликты... но тут я переиграл сам себя. Смертные слишком увлеклись "золотой лихорадкой", забыв о том, что им полагается возмущаться. Пришлось вернуться к откровенному, вызывающему и наглому дуракавалянию.

Поэтому я сейчас и вешал брадобрея-содомита.

Конечно, я над ним свечку не держал, посему в отчетливом нарушении законов природы, морали и этики мне этого полного, напомаженного и расфуфыренного мужика упрекнуть было никак нельзя. Но Кирн Джаргак не судья по этике поведения, а тот, кого в последние мои годы жизни на Земле было принято называть важным словом "инфлюэнсер". Столь малозначимый для социума субъект, как брадобрей, вполне годился в жертвы.

Сидя на помосте и ковыряя в зубах острием арбалетного болта, я не давал себе погрузиться в иллюзии ни на волосок. Да, я нахожусь в государстве, спроектированном совершенно неживым и совершенно нечеловеколюбивым мозгом. Участь всех проживающих в нём смертных — страдать из-за крахов и обвалов, вызванных искусственно раздутой и вредоносной идеологией. Серого кардинала, стоящего за плечом императора, совершенно не волнуют их жизни, более того, сама империя обречена. На разруху, бедность, дробление.

Но рухнуть она должна была по сценарию, а не по желанию местных бывших царьков, желающих вернуть хоть часть утраченной вместе с родиной власти. Должны были прийти бессмертные — кто ради увлекательной игры "жизнь с людьми", кто ради спокойствия, кто из-за высочайшей востребованности в своих высочайших навыках.

Не сейчас даже — лет через пять, когда местное кипящее болото успокоится и бал вновь начнет править закон рынка. На распаханные пашни, на стабилизировавшуюся инфраструктуру, на крепнущие ручейки золота. Империя рухнет так или иначе — либо из-за Бессов, либо из-за отсутствия внешних угроз. Последнее я сейчас и симулирую. В личных целях, по воле нежити, над которой преобладают императивы, навязанные ей Системой.

Экая загогулина.

— Дед, а дед, — обратился я к никак не желающему сдаваться в борьбе с арбалетом старику, — У тебя это... машинка старой конструкции. Примитивная очень, у таких начальный импульс слабый для болта. Ты, когда целишься, градуса три-четыре ниже бери, отдачей машинку твою задирает сильно, вот болт криво и летит.