Робин Гуд: дорога к престолу

К хору постепенно присоединяются матросики и морпехи, и очень скоро наш корабль напоминает взбесившийся музыкальный ящик. У кого нет голоса — колотит в щит, лязгает клинком по клинку, или просто топает ногой в палубу. А тут еще с соседнего борта, с символическим названием 'Поющая лошадь', раздаются звуки лютни, и в дело вступает народный скоп Британии Энгельс. Судя по всему, ему аккомпанирует не менее народный хор имени той самой лошади.

Безумие заразительно. Получаса не прошло, как дикий мотив выл и орал каждый в нашем флоте. Если бы кто-то соединил эту мелодию с соответствующим текстом — кондратий обнял бы самого стойкого психиатра!..

Спят усталые игрушки

When I'm sixty four!

Вьется, вьется знамя полковое,

Чуя смертный час...

Впечатление было не слабым. И даже очень не слабым. Под конец мне стало даже нравится. И тут...

— Ваше высочество! Ваше высочество! — Арблестер схватил меня за рукав. — Ты взгляни!

Он тыкал рукой куда-то, но я никак не мог понять, куда? Хотя...

Паруса! Паруса раздулись, и наш кораблик уже не болтается как цветок на букву 'г' в проруби, а летит по волнам, уверенно набирая ход...

— Высвистал! — орет Первый Лорд Адмиралтейства, и его голос прорезает хор, точно болгарка — пенопласт. — Принц ветер высвистал! Многия лета принцу Роберу!..

— Чего ж тут удивляться? — бормочет за моей спиной Маленький Джон. — Известное дело: прынц наш — он такой...

Я чуть расправляю плечи. О, как обо мне народ говорит!..

— ...да и не просто так идем, — продолжает втолковывать Джон кому-то. — Дело-то святое...

И ты, Брут, оказался сержантом де Литлем! Какое 'святое дело'?! Охренели?! Грабеж святым называть... Хотя, конечно, какой бог, такая и святость. Замполит наш говорил как-то, что Папа Римский Гитлера благословил. Ну, по сравнение с этим, наши морские шалости и впрямь — житие святых!..

Глава 6

Корабли штурмуют бастионы или 'Дэньги! Дэньги давай!'

Мы принимаем капитуляцию датского города Хольстеборо. Вернее — выкуп. Городок совсем небольшой, поэтому контрибуция составила всего тысячу марок. Больше у них нет — я проверял. Лично. Действительно, нет. А если и есть что-то, то совсем немного. Да, ладно — не зверь же я, в самом деле. Но сдающиеся на милость победителя горожане клятвенно заверили нас, что вот тут, чуток подальше, буквально в одном дневном переходе — большой и богатый город Виборг. И вот и там-то уж мы наверняка оторвемся. По полной программе...

...Провожать нас высыпала чуть не половина города, так что я даже заподозрил, что нас здорово надули. Да нет, не может такого быть! Маленькие, крытые, в основном, соломой домишки, утлые рыбацкие лодчонки... Ну не жемчуг же они ловят! Нищета... А вот в соседнем Виборге глядишь, чего и найдется...

...А к вечеру следующего дня я уже не подозревал, а точно знал — надули! Да еще как! Со знанием дела! Ну, бляха, викинги зачморенные, если буду возвращаться прежней дорогой — отдам ваш городишко на поток и разграбление! Козлы!..

Все надувательство заключалось в том, что хольстебрюхены, рассказывая о богатом Виборге в одном переходе, забыли добавить 'по суше'. По суше так оно вроде и было, а вот по морю... Мои кораблики ползли, цепляясь за каждую подходящую или неподходящую мель, с такой скоростью, которая сделала бы честь самой быстрой из улиток или самой беременной из вшей, форсирующих мокрый тулуп! И вообще: это — не море, а длиннющий, извивающийся как припадочный удав, залив. Лим-фьорд, блин!..

Короче говоря, к тому времени, когда мы наконец достигли Виборга, о нашем визите и его целях был не в курсе только слепоглухонемой капитан дальнего плавания. А все остальные ждали нас, подготовив горячую встречу...

Стены Виборга щетинились копьями, над городом поднимались дымки от костров, где разогревались котлы со смолой, кипятком и прочими радостями. Вход в гавань перегораживала массивная цепь, а вдоль берега туда-сюда моталась изрядная орда конных и пеших встречающих. Общего веселья добавил на военном совете фон Паулюс, сообщивший, что его 'красные' за участие в штурме потребовали какой-то 'штурмгельд' — целых три пенса на человека. Бравый фон Паулюс раздал два десятка зуботычин, а одного, особо жадного, приказал повесить, но наемники были непреклонны: три пенса на рыло — и точка!..

Я уже собирался сообщить своему 'герою Сталинграда', что сейчас просто велю перетопить его 'красноармейцев' к свиньям собачьим, когда в голову мне пришла гениальная идея...

...Я постарался как можно грациознее перескочить на борт 'Толстомясой девки' — судна фон Паулюса, и это у меня получилось. Почти. Если бы Джон не помог — свалился бы за борт, как пить дать. Но я не свалился. Джон помог. Отвесил мне такого пинка, что я птичкой-ласточкой перелетел разделявшие корабли три метра и твердо приземлился, а вернее — припалубился, точно с брусьев спрыгнул.

— Эй вы, красные! Меня все понимают, или переводчик нужен?

Короткое шевеление в толпе наемников и ко мне вышли младшие командиры. По совместительству — зачинщики бунта...

— Понимаем, ваше высокство. Хоть и говорите вы чудно, но понять можно...

Это произнес старший — мужик средних лет с одновременно простоватой и хитроватой физиономией. Его бы в форму переодеть — вылитый наш старший прапорщик Деревяко...

— Понимаете? Отлично! — сзади с шумом припалубился сержант де Литль, а секундой позже — его родичи. — Значит, штурмгельд хотите?..

Короткая пауза, а потом дружный утвердительный рев. Когда он стихает, 'старший прапорщик' осторожно сообщает:

— По правилам, ваше высокство. По закону...

— По правилам, говоришь? Ну, если ты такой умный... Кстати, как звать?

'Кусок' мнется, но, наконец, выпаливает:

— Эрнст Тельман, ваше высокство. Эрнст Тельман из Гамбурга...

Хоть стой, хоть падай... Эрнст Тельман поднял бунт против Паулюса. Дожили... Интересно, а Гитлера у них нет?..

Скверная привычка думать вслух! Тельман тут же командует:

— Эй, ребята! А ну, приведите-ка сюда Хитлера! Их высокство желают его видеть!..

Не успел я оглянуться, как передо мной уже стояло громадное существо с внешностью скорее пещерного медведя, чем человека, и таким брюхом, что в сравнении с ним батька Тук выглядел бы стройным балероном. Толстяк шмыгнул носом, вытер его засаленным рукавом:

— Эта... Ну я — Хитлер... из Нюрнберга, значит... кашевар...

Ага. Такую кашу заварил — шесть лет расхлебывали!.. Хотя на Гитлера совсем не похож. Уж скорее — на Геринга...

— Как звать, кашевар?

— Меня?..

— Как зовут меня — я знаю. А тебя?

— Ади...

Охренеть!..

— Ну... эта... вообще... Герман Мартин Адольф — во! — Звероподобный кашевар гордо ухмыляется — Мы... эта... в Нюрнберге — не последние... Батя мой... он, эта... церковь расписал...

Ну, как же... Художники у них роду не переводятся...

— Ладно, красные, на вашего кашевара я полюбовался, а теперь — к делу! Тельман, — я отвязал от пояса свой кошелек, — смотри сюда!

Он послушно наклоняется.

— Видишь, сколько здесь?

— Ну-у-у...

— На, сосчитай!

Он начинает пересчитывать, беззвучно шевеля губами. Потом расплывается в удовлетворенной улыбке:

— Да тут, ваше высокство, поболе штурмгельда будет! — Он довольно прищелкивает языком, — Раза в три!

— Все слышали?

Нестройный рев, выражающий согласие...

— Значит так. Теперь сигнальте остальным кораблям с немцами, чтобы подошли поближе.

Минут через пятнадцать-двадцать еще три посудины подошли и встали борт о борт с 'Толстомясой девкой', прочно ошвартованные друг с другом толстенными канатами. К нам перебрались несколько наемников с других кораблей. И теперь все выжидательно на меня смотрят...

— Джон. А ну-ка, отбери у Тельмана мой кошелек. Вот так... А теперь...

В этом месте стены Виборга подошли к самой воде, и словно нависают над волнами...

— Джонни, будь другом: закинь этот кошель в город.

Сержант де Литль размахивается так, словно собирается зачерпнуть с неба пару облаков, и... Кошель птицей взмывает в небо, на мгновение зависает в верхней точке и исчезает за стеной...

— Ваш штурмгельд там, — я взмахиваю рукой. — Идите и заберите его. Если вы не трусы, конечно...

С этими словами я отправился обратно на нашу 'Морскую красавицу'...

...К чести немцев нужно отметить, что соображали они недолго. Минут пять... А потом с дикими воплями рванули вверх, на мачты. Пробежали по реям, корабли накренились, мачты нависли над стенами... А красивая идея, ядрен батон!..

...На приморских стенах уже вовсю шло веселье, когда началась высадка с остальных кораблей. Тесть на букву 'м' упросил меня разрешить его рыцарям высадиться первыми. Орда встречающих кинулась навстречу вылетающим на берег всадникам в полном вооружении. За ними следом рвались легкие кавалеристы и пехотинцы. На берегу началась свалка, где уже невозможно было отделить своих от чужих. Но свою главную задачу: отвлечь комитет по торжественной встрече от высадки лучших воинов — ветеранов и валлисцев, наш сенешаль выполнил с успехом...

...Я спрыгнул на берег, и тут же оказался в окружении своей личной стражи. А рядом уже раздавалось протяжное: 'I — raz! I— raz!...'. Ветераны шли в атаку...

Я не отказал себе в удовольствии вбежать на стену с шестом, который родичи Малыша Джона перли, словно бешеные буйволы. Перевалил через гребень... Здравствуйте! Это кто это у нас тут топором размахивает? Н-на! Недоделанный викинг ухнул вниз со стрелой в горле, а я уже выискивал новую цель. Что-то мне не нравится вон тот верзила с длиннющим копьем. Как бы он не сбросил кого из моих ребят вниз... О-па! Не сбросит! Никого он уже не сбросит, даже если и разглядит врага единственным уцелевшим глазом. Надо потом стрелу не забыть отыскать: стальные стрелы в эти времена — редкость...

Вокруг уже начиналась привычная кутерьма. Джон уже отоварил кого-то из уцелевших защитников своими копье-топоро-молотом, Энгельс орудовал мечом в компании завывающей Машиной родни, а лучники Маркса брали на прицел все, что казалось им подозрительным. Все как обычно: ветераны берут город на копье... 'Levoy! Levoy! Подтянись, muflony beremennye! I— raz! I— raz!'...

К утру все было кончено. Виборг раза два пытался загораться, но, к счастью, пожары быстро тушили. Чего не скажешь о возмутительном поведении моих солдат. Грабили, насиловали, пытали... Пресечь этот беспредел оказалось совершенно невозможным. Впрочем, старшина Виборга не явилась ко мне на поклон, как гамбургеры. Так что пусть пеняют сами на себя...

Мы — я, сержант де Литль и его взвод, шагаем вдоль по улочкам Виборга. Та-а-к, а что это у нас тут? Церковь? А зачем она к дому пристроена? Или это часовня в доме? А не велика?..

— Помогите! Помогите! Епископа убивают!..

Как интересно? Чем это моим орлам не угодил епископ?..

В доме полный разгром, как и положено при боевых действиях внутри жилых помещений... О-па! Вот этого я не люблю!..

Повинуясь моему жесту, кузен и племянник Маленького Джона сбрасывают 'красного' с голым задом с рыдающей и визжащей девицы.

— Делом надо заниматься, дружок, — комментирует происходящее сержант Джон. — Развлечения потом... И вообще... ZASTEBNIS!!! Не видишь, дура — прынц! Что за вид, твою мать?! Подтянись, ты ж не оборванец какой, а soldat непобедимого Робера Плантагенета фон Гайаваты де Каберне де ля Нопасаран, графа Монте-Кристо... Dognal, salaga?! Показывай, где у вас тут епископ, которого убивают?..

К чести 'красноармейца' он уже усек основные правила нашей армии 'нового типа'. Он мгновенно подтянул штаны, застегнул ремень и, криво ухмыльнувшись жертве: 'Далеко не уходи, вернусь — продолжим', — вытянулся передо мной:

— Ваше высокство, пожалте за мной...

...Епископа убивали. В самом прямом смысле этого слова. Четверка ветеранов и троица примкнувших к ним 'красных', перекинув веревку через потолочную балку, медленно подтягивала мужика в бордовой сутане к потолку. Поскольку башка мужика была в петле, бедняга был скорее мертв, чем жив... Пятый ветеран с нашивками ефрейтора выговаривал вешаемому добродушным, даже задушевным тоном:

— Ну чего ты мучаешься, дурашка? Сказал бы сразу: где казна, где драгоценности, где еще что? И свободен! А ты... Э-эх! — Он сокрушенно взмахнул рукой — Тяни, ребята! Пущай его преподобие к небесам приблизится!..

Когда ноги страдальца оторвались от земли, он дико захрипел и задергался. Глаза его закатились, изо рта побежала слюна, а в воздухе разнесся характерный запах.

— Опять обосрался! — констатировал ефрейтор Клем. — А нам ведь не дерьмо надобно, а золото-серебро... Опускай его, парни!

— Давно пора, — вмешался я в увлекательный процесс допроса. — Клем, дружочек, а ты уверен, что он тебя понимает? Ты же вроде по-нашему с ним говоришь?

— Ну, дык... — ефрейтор озадаченно чешет в затылке. — А по-каковски надо?

— По-датски, голова два уха...

— Эге... — чесание ставится более яростным. — Дык... эта... не знаю я по-датски!

И выдав эту бесценную информацию, Клем смолкает. Ладно, попробуем по-другому:

— Лейтенантов Энгельса и фон Паулюса ко мне. Живо! И великого сенешаля прихвати! Бегом!..

...Через полчаса в доме епископа уже полным ходом идет двухсторонняя конференция:

— Увы, ваше высочество, но Виборг не сможет дать вам шесть тысяч марок серебра. При всем нашем желании...

— Энгельс, переведи. Мне очень жаль ваш город, епископ, и его жителей, но пока мы не получим шесть тысяч марок, мы отсюда не уйдем. Это понятно?

— Понятно, ваше высочество, но Виборг не сможет дать шесть тысяч марок. У нас столько нет...

— Да? А в Хольстеборо сказали, что есть.

— Они лгут, ваше высочество. Виборг при всем нашем желании не сможет дать шесть тысяч марок...

На этом месте я взрываюсь. Достал, блин, своими повторами!

— Значит так, епископ. Или у меня сейчас окажутся шесть тысяч марок, или я сравняю Виборг с землей, и перережу здесь всех, кто выше тележной чеки!

— Ромэйн, давай его повесим? — простодушно предлагает Энгельрик.

— Энгельс, не лезь! — И в полном озверении я выдаю на языке родных осин, — А если ты, петух ставленый, еще раз заведешь свою шарманку про 'при всем вашем желании', я тебя, барана безмозглого, за яйца, б..., повешу! Сука!

Неожиданно у епископа меняется лицо. Он судорожно сглатывает, а потом...

— Мир меж нами еси, замиренье. Почто же ти, славен моуж, нашу землю зоришь, аки лютый зверь, алкающий токмо крови христианской? Почто меч подъял на нас, коим в дружбе лукаво клялся?..

— Сто-о-оп! Так, все кроме Джона — свободны!.. Слушай, епископ, ты чего мелешь? Я когда тебе в чем клялся?!

— Лжой уста сквернишь! О прошлом годе, в Хольмгарде — в Новагороде по-вашему, договор учиняли. И все князья и боляре росских земель, и ты, Роман Ярославич...

— Какой 'Ярославич'?!! Ты чо, обурел, святоша?!!

Епископ Виборга прищуривается:

— А ведь и верно, ты — не он. Но ликом схож зело бысть...

— А это он по-какому лопочет? — интересуется сержант де Литль.