Драконья доля

Я задёргалась, пытаясь освободиться.

— О, вырываешься, дикая совсем? Может, ты ещё и нецелованная? Ну, тем забавнее будет. И не вздумай кричать — себе хуже сделаешь.

От него несло кислым запахом вина, и красивым мне сейчас лорд уже совсем не казался. Наоборот, стало страшно... и противно. Забилась, как рыба на крючке — и получила удар кулаком под дых. А потом он нагнулся к моей шее и впился — не поцелуем, как говорилось в сказках, а зубами.

Тут я уже завопила от боли и испуга. Выходит, тётка Марка отвела меня, как овцу на бойню, чтоб меня изнасиловали, без свадьбы сделали бабой. Чужая грубая рука уже шарила под юбкой, протискиваясь между бёдер.

— Ёрзай, ёрзай, чувствуешь? — захохотал он прямо в ухо.

Ой! Подо мной и впрямь как у жеребца на случке! И если он кинет меня на кровать, будет уже ничего не сделать... Глаза заметались по столу, остановились на кинжале, которым лорд кромсал гуся. Не дотянуться. А вот бутылка совсем рядом стоит. Стараясь не думать о последствиях, от отчаянья, с перепуга, сделала то, что однажды вечером видела в зале трактира: тогда один пьяный разбил винную бутылку и с горлышком, щерившимся зубами осколков, полез на соседа — чтобы утихомирить буяна, Играю пришлось оглушить его дубинкой. Тоже схватила початую бутыль и со всего маху долбанула по краю стола. Осколки так и брызнули, мешаясь с красным вином. Кажется, я порезала руку. А юбка разом вымокла, стала алой. Я невольно взвизгнула и, пока не потеряла решимости, с силой ткнула отбитым горлышком вниз, куда-то в ногу державшего меня лорда Асарана. Тот заорал и отшвырнул меня прочь, как царапающуюся кошку.

Упала я больно, на локоть, ушиблась. Но тут же поползла прочь, одновременно пытаясь подняться на ноги. Лёжа на животе себя не защитишь!

Обернулась — лорд Асаран стоял у кресла. Виделся он мне сейчас не человеком, а разъярённым медведем. Когда тот встанет на дыбы и готов задрать всех, до кого дотянется.

— Убью-у-у! — взревел лорд.

Я вскочила и метнулась к столу, хватая кинжал. Куда делось горлышко от бутылки, не поняла. Наверное, укатилось под стол, когда упала. Но кинжал даже лучше. Выставила его перед собой и стала пятиться к двери.

— Думаешь, уйдешь после такого, паскуда? — По штанам лорда на глазах расплывалось багровое пятно. Похоже не вино, кровь. — Привяжу к кровати и сначала сам отымею, а потом ту бутылку тебе суну, чтоб знала!

Что же я наделала? Ведь Варек с Маркой защищать меня не станут, а убегу — так сами за косу назад приволокут. А за покушение на лорда, наверное, по закону и вовсе казнить должны.

За дверью послышался топот — кто-то поднимался по лестнице. Ох, это точно не мне на помощь... Рванулась к окну, решив, что прыгну вниз, тут невысоко.

Лорд попытался было броситься наперерез, схватить меня, но вместо этого схватился за раненое бедро. Видать, сильно я его зацепила.

От удара плечом створки распахнулись, и я, не дожидаясь, пока в комнате появится кто-то ещё, вывалилась наружу. Руку с кинжалом отставила в сторону, чтоб себя ненароком не пырнуть. На ногах не удержалась, завалилась набок. Сверху слышалась брань. А я понимала одно — надо бежать как можно дальше и быстрее. После того, что натворила, прощенья мне не будет!

Встав кое-как на ноги, поняла, что рассадила колено. Больно. Но вроде ничего не сломала. Только куда теперь? В дурацкой красной рубахе, мокрой юбке, драных белых портках и без ничего. Из ценного — только мешочек с девятью серебрушками да мамкиными бусами. А зима на носу.

Заторопилась, прячась в тени стены, к большому дому. Коли поспешу, смогу уволочь свой мешок с плащом раньше, чем Варек прознает о том, что я наделала, и начнёт меня искать.

Нырнула под одну из стоящих во дворе телег. Пока, если не считать несущейся из окна флигеля брани, вроде тихо. И меня никто не заметил. Кто сейчас на кухне? Если одна Уна, так мне свезло. Сжала кулаки, зажмурилась: коли есть у меня от деда хоть капля драконьего везения, пусть оно мне поможет!

Как в ответ на мою молитву, в тёмном небе заворчало, блеснуло, громыхнуло, и хлынул дождь. Ну и хорошо. Теперь, пусть от меня вином несёт как из бочки, всё равно собакам будет не сыскать. И следы к утру все смоет. Да и голосов за шумом ливня не слыхать...

Трусцой, припадая на битую ногу, доковыляла до задней двери кухни, приоткрыла, прислушалась. Вроде никого. Хотя чего удивляться? Если меня нет, так выходит, что сейчас подносы в общий зал носит Уна. И Марка там же. Открыв створку шире, юркнула под стол. И на четвереньках двинулась к противоположному выходу, ведущему в коридор. Теперь закуток под лестницей был почти рядом. Я уже хотела распахнуть дверь, когда в коридоре послышались шаги. И еле-еле снова успела шмыгнуть под стол, прежде чем появилась тётка Марка. Сердитая, громко топающая. Я со своего места видела только юбку и ноги.

— Сейчас принесу, не торопи! Совсем загоняли!

Выходит, тут ещё не знают, чего я натворила. Но времени совсем в обрез...

Дождавшись, пока Марка нагрузит поднос и уйдёт, бросилась к себе. Схватила мешок, плащ, стоявшие у стенки сапоги, развернулась — и столкнулась нос к носу с Уной.

Та посмотрела на мою заляпанную красным юбку, на растрёпанную голову, выпучила глаза и взвыла в голос: "Ала, Алика, птица малая!.."

Оттолкнув Уну, кинулась со всех ног через кухню к двери на улицу. Хотелось бы хоть хлеба прихватить, но теперь не выйдет — сейчас на этот ор полдома сбежится.

Захлопнув наружную дверь, снова метнулась под телегу. И правильно сделала — из конюшни во двор вышел Долгар. Вряд ли он на моей стороне? Был бы — давно бы предупредил или как ещё помог. Долго он стоять-то собирается? Дождь же, чего торчит, мокнет? Подставил под капли ладонь, запрокинул лицо... Чего ждёт? Мне ж мимо него в калитку не пройти.

Я уже почти решилась попытаться обогнуть конюшню, чтобы попробовать под её прикрытием перелезть через забор, когда от флигеля наконец послышались крики. Долгар насторожился — и зашагал в темноту. А я, подождав чуток, заторопилась к калитке.

Вывалилась на улицу, пересекла дорогу и нырнула в бурьян на обочине. Сейчас надо переобуться да переодеться. А пока буду сапоги натягивать, подумаю, куда дальше бежать...

Глава 5

Кто сам колет себе дрова —

тот согреется ими дважды.

Г. Форд

Я третий день шла по лесу на север. Потому что на восток — это назад. А на западе меня наверняка искать станут — я ж всем разболтала, что туда иду. Вот и выходило, что деваться особо некуда, только брести по палым листьям под моросящим дождём и надеяться, что наткнусь на дорогу или на жильё. Что мне те серебрушки на шее? Их не съешь. А в мешке — какая же я дура! — за два месяца в Сайрагане не добавилось ни крошки. Наоборот, часть орехов заплесневела, не дозрев, и пришлось их выкинуть. И собирать в лесу сейчас было уже почти нечего. Да ещё погода испортилась...

Получалось, что сейчас моё положение хуже, чем пару месяцев назад. Но кто ж знал, что так выйдет?

Но я, я — какой слепой дурой я была! Выходило, что изначально меня взяли на роль новой девки для местного лорда, чтобы расплатиться нетронутым телом вместо годового налога за трактир. Может, та Алика и умерла после такой ночи. И — прозрение стрельнуло молнией — Уна наверняка тоже побывала во флигеле. Оттого и помешалась. Я её понимала — мне досталось совсем немного, но перепугалась я вусмерть, а укус на шее распух и ныл до сих пор. Бешеный этот лорд какой-то...

И, выходит, что и Варек, и Играй, и Марка, ограждавшие меня от лапанья приезжими мужиками, делали это не потому, что защищали, а просто я им была нужна непорченой. А говорить ни с кем не позволяли, чтобы случайно не прослышала, что тут девки как мухи дохнут. Тогда и лесные гоблины, наверно, сказка, чтоб одна дальше идти не вздумала.

Отчего-то мелькнула мысль, что Коржик тоже обо всём знал... но отвёл меня в трактир и получил за это монету. Не зря он мне ничего толкового не рассказывал.

Значит, верить никому нельзя. Если ты чужая, то будто и не человек вовсе...

Наверное, пора мне загибать на запад. А то прибреду к Тихому озеру, к коркодилам. Ну, хоть кто-то мне искренне обрадуется!

На пятый день мне повезло. Я буквально уткнулась носом в толстую берёзу, густо обросшую осенними опятами. Да тут две корзины настричь можно, причём грибы были хорошими, шляпки свежие, не с бурыми или чёрными, а с розовато-коричневыми пластинками, затянутыми понизу белой плёнкой. Развела костёр, повесила над ним свой чайник и решила, что наварю грибов, сколько получится. Соль у меня есть. Наемся до отвала, а остальное с собой прихвачу. Так и до людей дотяну...

Ещё через день я вышла к небольшой деревеньке, где сумела за небольшую помощь одинокой вдовице — принесла воды да наколола дров — получить горбушку хлеба и солёный огурец. Но больше всего меня порадовало то, что когда я помянула в разговоре лорда Асарана, оказалось, что хозяйка о таком никогда не слышала. Принадлежал Гусиный Пень, как называлась деревенька, какому-то лорду Ярсину. А впереди, в двух днях пути на запад, лежал город — Гифара. Я о таком тоже узнала впервые, и могла лишь приблизительно представлять, куда забрела. Но город — это именно то, что мне нужно.

Закончилось тем, что хозяйка меня пожалела и позволила остаться ночевать на сеновале над хлевом, где стояли корова и две овцы, с уговором, что с утра я поколю ещё дров и слазаю на крышу, залатаю доской прореху. Я согласилась. Как тяжело одной, когда в доме мужика нет, сама знала не понаслышке.

Первый раз за последнюю неделю, с тех пор, как пустилась в бега, я ночевала не под открытым небом. Мой плащ, пока я колола дрова, высох у печки, и сейчас под ним было уютно и тепло. Снаружи продолжал моросить дождь, а я лежала на сене и думала...

Выходило, что я теперь — преступница. Потому как ранила лорда, да ещё и обокрала, — кинжал так с собой и унесла. А он, наверное, дорогущий. Что со мной сделают, если пойду с повинной? Ох, не знаю. Наверное, посадят в тюрьму, никак не меньше. А если стану оправдываться, что он снасильничать хотел, так ещё могут сказать, что оклеветала благородного человека. Что значит моё слово против лордова, Варека и Марки? Да ничего, пустой звук... То есть в те места возвращаться никак нельзя. Хотя я и не собиралась. Мне в город, мага искать...

С этим и уснула.

Пробыла я у тётки Марфёны три дня, пока не закончился дождь. Помогла залатать прохудившуюся крышу, поправить завалившийся плетень, даже сумела постричь овец. Потом вместе разобрали шерсть.

Пока работали, вели беседу. Я и сама не думала, что буду так рада человеческому разговору. Может, потому и разоткровенничалась.

— Ты девка рукодельная, как же вышло, что одна-одинёшенька на дороге оказалась?

— У меня бабушка умерла, а другой кровной родни нет. И приданого нет. А отчим решил меня выдать за старика, который уже двух жён в могилу загнал.

— Ой, беда-беда. Но разве одной лучше?

Я пожала плечами. Останься я в Красных Соснах, уже месяц была бы Гаровой женой. Как бы мне жилось, думать было страшно. Только, похоже, таких, как Гар, на свете пруд пруди. Даже лорд ничем не лучше оказался, даром что в золоте да шелках.

— Так хоть жива пока...

— И то правда.

Напоследок Марфёна дала мне узелок варёной картошки и хороший совет. Чтобы, как дойду до города, шла прямиком в Храм. Там и переночевать можно, и храмовники знают, кому в округе рабочие руки али прислуга нужны. Может, и для меня что найдётся.

— Прости, деточка, оставить тебя на зиму не могу. Мне одной бы продержаться...

Я понимала.

* * *

Городская стена была видна издалека. Понизу каменная, наверху — деревянная. Снаружи — вдоль дороги — лепились домишки. Подойдя ближе, остановилась, пытаясь понять, как люди проходят в Гифару и сколько с них за это берут.

Наконец, решившись, окликнула пожилого дядьку, едущего из города на пустой телеге:

— Дяденька, а сколько вход в ворота стоит?

— Смотря зачем пришла.

Ой!

— Это как?

— Тпрууу... — натянул мужик вожжи, заставляя притормозить гнедую кобылу. — Если торговать, али покупать, али на работу хочешь устроиться — то серебрушка. Ежели конный — верхом или на телеге — тоже всегда серебрушка. А кто идёт к лекарю или в Храм — тогда половинка.

— Спасибо, дяденька!

Почесала нос. И как быть? Я хочу на работу, но не знаю, найду ли её тут. А в Храм пойду точно. И денег у меня мало. Выходит, будет не таким уж лукавством заплатить половинку. Только у меня все монетки — целые. А ежели отдам целую, неужто мне стража что-то возвернёт? Это вряд ли. Значит, надо деньги разменять. А где?

Медленно двинулась вперёд, озираясь по сторонам. Пока шла, сунула руку за пазуху, запустила пальцы в свой мешочек, нащупала одну монету, вытянула и крепко зажала в кулаке. Вот так. Всё, что есть, никому не покажу!

Сперва я думала, что из моей затеи ничего не выйдет. А потом углядела, что чуть в стороне от дороги сгрудились телеги и полотняные палатки. Похоже, здесь останавливались те, кто не хотел платить за въезд в Гифару. Может, тут торгуют чем-нибудь дешёвым и даже мне нужным?

Рядов было всего два, и торговали тут в основном привезённым из деревни — мешками картошки, бочонками огурцов да квашеной капусты. А к чему мне капуста? Наконец я заметила прилавок с грубыми нитками и иголками. Вот это точно пригодится! Подошла и спросила цену, ткнув пальцем в средних размеров моток серых ниток, из которого торчала игла.

Продавец хитро прищурился:

— Этот — пять медяков.

Это много или мало, как узнать? Шесть медяков стоят две кружки пива в трактире или полтора стакана вина. А больше сравнить было и не с чем. Но подумав, решила, что пока обойдусь — сейчас рваного на мне нет, есть только грязное да мокрое. Повернулась спиной...

— Четыре! — крикнул торговец.

А я уже решила не покупать. Да хоть три — переживу как-нибудь.

Закончилось тем, что за один медяк купила две лепешки с овечьим сыром. Есть-то по любому надо! А в городе, чай, дороже будет.

Отсчитала двадцать пять медяков, зажала в кулаке, остальное спрятала в карман. И поспешила к воротам — время уже за полдень, а я всё в чистом поле пугалом торчу!

— Куда идёшь?

— В Храм.

— Откуда сама?

Похоже, пожилому усатому стражнику было скучно.

— Из Гусиного Пня, тётка послала.

— Как тётку зовут?

— Марфёна...

— Ну ладно, давай полсеребрушки и проходи.

Высыпала на широкую доску зажатую в кулаке мелочь. Одна монетка чуть не укатилась за край, но дядька ловким щелчком отправил её к остальным.

Я заторопилась прочь. Надо бы спросить, где Храм, но если я — местная, так сама знать должна. Отойду подальше, тогда уж стану вопросы задавать.

Дома были похожи на городскую стену — снизу из серого или бурого камня, наверху деревянные. И красивые — с фигурными башенками, хитрыми растущими из крыши окошками, резными ставнями. Кровли у тех, что побогаче, блестели железом, другие были крыты дранкой. Пройдя несколько домов, увидела башню выше крыш, на которой стоял человек в блестящем шлеме. А внизу, у широких ворот, переминалась с ноги на ногу запряжённая в повозку с огромной бочкой пара рыжих коней. Ух ты, пожарные! Отец про таких рассказывал.