Все больше и больше забота о прочности всех французских позиций в дельте Красной реки ложилась на плечи небольшой группы молодых энергичных полковников, которых де Латтр прозвал 'Маршалы Империи', в память о смелых французских военных вождях, командовавших быстро двигавшимися армиями, удерживающих воедино империю Наполеона. Именно так обстояло дело с полудюжиной полковых и воздушно-десантных боевых групп, которыми командовали такие люди как полковники Ванюксен, де Кастр, де Кергарава, Бланкар, Жиль и Лангле, вскоре прославившиеся напором и энергией, с которыми вели в бой свои мобильные группы.

Требовалось особое мужество и решительность, чтобы командовать постоянно движущимся армейским микрокосмом, который представляли собой мобильные группы в Индокитае. Некоторые из них состояли в основном из североафриканцев и сенегальцев, такие как мобильная группа ?1; другие, как мобильная группа ?3 Ванюксена, включали батальоны горцев мыонг, которые он сам сформировал; в Камбодже мобильная группа ?51 снова состояла из североафриканцев, в то время как злополучная мобильная группа ?100 включала большинство французов из батальона, служившего в Корее. Каждая мобильная группа, разумеется, включала в себя также большое количество вьетнамских частей и в 1953 году, наконец, была создана полностью вьетнамская мобильная группа в центре дельты Красной реки, в Хынгйене.

Происхождение командиров было столь же разнообразно, как и войска. Ванюксен, например, хотя и был кадровым военным, имел также научную степень по философии, выдержав чрезвычайно жесткий экзамен, дающий право преподавать философию во французских университетах. Со своей рыжеватой бородой, огромным телом и темно-зеленым беретом, украшенным пятиконечной серебряной звездой мыонг, он, несомненно, был удивительной фигурой военного командира. Но даже Ванюксем был едва ли более удивителен, чем назначенный в 1953 году командующим северным театром генерал-майор Коньи. Офицер регулярной армии, Коньи сражался в подполье против немцев, был схвачен и подвергнут пыткам в гестапо и в конце войны превратился в 'ходячий скелет' в печально известном концентрационном лагере Маутхаузен. После гестапо он сильно хромал. Гигант ростом в шесть футов три дюйма, Коньи также имел замечательную академическое образование: степень магистра в области права и диплом (эквивалентный степени магистра) французского Института политических наук (Генерал Рене Коньи закончил l'École polytechnique, привилегированную высшую Политехническую школу, имел диплом политолога и ученую степень доктора права до поступления в артиллерийское училище в Фонтенбло. Прим. перев.) .

Там были такие люди, как Бижар, майор десантных войск, которому предстояло стать подполковником в Дьенбьенфу. Он начал Вторую мировую войну в звании старшего сержанта, был взят в плен немцами в 1940 году, бежал из Германии во французскую Западную Африку, прыгал с парашютом во Франции в 1944 году, помогая создавать партизанские отряды, и командовал 6-м колониальным парашютно-десантным батальоном в Индокитае. А вот и другие: де Кергавара, командир 4-й мобильной группы, в роговых очках, широкополой походной шляпе и с выдающимся подбородком, очень похожий на английского сельского сквайра, и де Кастр, в ярко-красной полевой шапочке спаги, с его вечным длинным шелковым шарфом и репутацией великого дамского угодника.

Это были люди и войска, которые должны были нести бремя битвы до конца войны в Индокитае, постоянно маневрируя в лязге и реве двигателей сотен грузовиков и танков, окутанные облаками пыли в сухой сезон и покрытые грязью во время муссонов; почти никогда не отдыхая, проводя ремонт и техническое обслуживание в краткие периоды затишья, растягивая выносливость матчасти и войск до предела. Это были войска, которые едва переведя дух после битвы при Хоабинь и операций по зачистке дельты, теперь должны были столкнуться с возобновившимся наступлением Вьетминя с совершенно другого направления.

Вьетминь, оценивший возможности и ограничения тяжелой французской техники во время боев на периферии дельты Красной реки, теперь определился с окончательным курсом, который должен был принести ему полную победу — наступление через вершину Индокитайского полуострова. Французам будет почти невозможно использовать тяжелую технику; их военно-воздушные силы будут сражаться на максимальной дальности действия против войск скрывающихся под покровом деревьев; и Вьетминь мог в полной мере использовать присущую ему возможность быстрого передвижения по пересеченной местности, быстрой концентрации с рассредоточенных точек подхода и тактики засад 'бей и беги' против войск, незнакомых с боями в джунглях. Уже в октябре 1952 года высшее командование коммунистов приняло решение о военной стратегии, от которой они ни отказывались до конца войны, несмотря ни на инициативу французов, ни на возрастающую американскую военную помощь.

Битва за нагорье тай началась 11 октября 1952 года, когда три дивизии коммунистов — 308-я, 312-я и 316-я начали наступление тремя колоннами через Красную реку на фронте шириной в 40 миль. 308-я и 316-я дивизия оставили по одному полку каждая (176-й и 36-й пехотные полки) в общем резерве вокруг жизненно важных проходов Красной реки; к северу от трех дивизий отдельный 148-й полк нанес свой собственный удар на запад, двигаясь по широкой дуге. Прошедший год между первым ударом Вьетминя и нынешним наступлением никоим образом не изменил основное соотношение сил в этом районе. Французская линия постов непосредственно к западу от Красной реки оставалась такой же слабой и неустойчивой, как и прежде. Город Нгиало, хотя и несколько лучше укрепленный и защищаемый теперь гарнизоном примерно в 700 человек, все еще не мог противостоять решительной атаке коммунистов, возглавляемой дивизией в 10 000 человек, оснащенной безоткатными орудиями и 120-мм тяжелыми минометами.

Менее чем через шесть дней после переправы через Красную реку, 308-я дивизия смела перед собой все небольшие французские аванпосты и переодолев 40 миль джунглей появилась перед Нгиало и вокруг него. И здесь проникновение коммунистов шло по обычной схеме. За несколько дней до начала основной атаки деревни, окружавшие Нгиало начали покидать сначала подростки и мужчины, а затем женщины и дети. Обычные французские 'контакты', местные туземцы, служившие агентами французской разведки, переставали докладывать, посылая своих жен, с жалобами на то, что их мужья 'уехали на охоту', или заболели, или уехали далеко на свадьбу дальнего родственника. Опытному французскому офицеру эти симптомы были достаточно ясны — готовилась атака Вьетминя.

Обычно, местный французский командующий обычно отвечал усилением патрулирования в этом районе, французскими контрзасадами на традиционных путях подхода и запросом об усилении воздушной разведки по всему району. Все это было в точности проделано вокруг Нгиало между 11 и 17 октября, и без малейшего эффекта. Фактически, за день до прибытия 308-й дивизии две французские роты прочесали местность вокруг лагеря, проверили деревни и обыскали вероятные места укрытий, но ничего не нашли. Точно так же французская воздушная разведка, непрерывно ведя поиск в известных районах сбора, не могла обнаружить никаких признаков крупномасштабных перемещений коммунистов. То тут, то там французский разведывательный самолет застигал на открытом месте небольшие группы людей, продвигавшихся гуськом по высокой траве, но к тому времени, когда самолет делал второй заход, противник исчезал с дороги и растворялся на окружающей местности.

Учитывая господство французов в воздухе, войска Вьетминя превратили маскировку в настоящий фетиш. Чтобы замаскировать все, что могло представлять подходящую цель для французов, предпринимались невероятные усилия даже в безопасных тыловых районах,. Постоянная забота об идеальной маскировке, неуклонно выполняемой даже на отдыхе, сделала солдат коммунистов и гражданское население, непревзойденными мастерами этой игры. Шлем из пальмовых листьев солдата-коммуниста с неизменной изношенной маскировочной сеткой на нем был главным фирменным признаком регулярных войск. Кроме того, каждый солдат регулярных сил Вьетминя нес на спине и голове большой проволочный диск, украшенный растительностью местности, через которую он шел. Как только местность менялась, каждый солдат должен был сменить камуфляж идущего впереди человека, по мере изменения обстановки. Редко когда подразделение коммунистов слишком спешило, чтобы не потратить время на то, чтобы сменить камуфляж, когда оно покидало темно-зеленый лес, и выходило в район более светлых зеленых пастбищ или болотисто-коричневых рисовых полей, готовых к уборке урожая.

'Я просто знаю, что эти маленькие ублюдки где-то здесь' — было обычной жалобой французских пилотов-разведчиков — 'Но пойди найди их в этом бардаке'.

И снова маскировка коммунистов оказалась идеальной. Первое подозрение французов что на них вот-вот нападут — если не считать общего ощущения, что что-то затевается — появилось, когда 17 октября в 17.00 массированный минометный налет с чрезвычайной точностью и яростью обрушился на высоту Нгиало, разнеся колючую проволоку, пропахав проходы через минные поля и выбив расчеты тяжелого оружия французов. В 17.30 раздался страшный крик 'Тьен-лен!' и пехота Вьетминя появилась на высоте с потрепанной обороной. Менее чем через час вся высота Нгиало оказалась в руках противника. Французская воздушная поддержка, поднятая по тревоге через несколько минут после начала боя, прибыла из дельты Красной реки как раз вовремя, чтобы засвидетельствовать уход пленных с поднятыми руками, идущими между двумя колоннами конвоиров Вьетминя. Французские позиции в деревне Нгиало все еще продолжали сражаться и продержались до утра, но когда на рассвете прибыл первый самолет со снабжением, чтобы сбросить крайне необходимые боеприпасы и кровяную плазму, французский триколор перестал развеваться над обугленными руинами Нгиало. Ключевой французский форпост в горах тай был потерян в течении двадцати четырех часов и теперь было очевидно. что все французские посты к северу и западу от Нгиало будут разгромлены без надежды на помощь, если Вьетминь достигнет Черной реки до того, как гарнизоны смогут завершить свое отступление.

Перед французским верховным командованием вновь встал призрак приграничной катастрофы 1950 года. Выбор, который в конце концов был сделан, состоял в том, чтобы бросить противнику в качестве жертвенного агнца один десантный батальон, который решительными арьергардными действиями отвлек бы на себя основные силы противника и дал бы время более медлительным и крупным частям отступить к Черной реке. Не было ни малейшей иллюзии относительно шансов на выживание десантного батальона; если бы он продержался достаточно долго, чтобы выполнить свою задачу, его потеря того бы стоила. Решение было принято в Ханое и батальоном, выбранном для жертвоприношения в стране тай, стал 6-ой колониальный парашютно-десантный батальон майора Бижара.

15 октября подразделение было приведено в состояние боевой готовности и в тот же вечер командующий воздушно-десантными войсками полковник Жиль попросил отца Жанделя, капеллана десантников, подготовиться к боевой операции на следующее утро в 05.30. 'Как долго продлится операция?' — спросил Жандель. 'Я не знаю точно' — ответил Жиль. 'В любом случае, возьмите с собой переносной алтарь и все, что нужно для мессы. Если операция займет больше времени чем ожидается, мы отправим вам вино и облатки. Удачи'.

16 октября 1952 года в 11.20 первая волна из пятнадцати С-47-х, вылетела из Ханоя в направлении Туле в двадцати милях к северо-западу от Нгиало. За первой волной в 14.30 должна была последовать вторая. Сам Бижар, как обычно, был в первом самолете. Лица мужчин были напряжены, обычные шутки и подколки отсутствовали. Теперь они знают, куда идут, что собираются делать и что лишь немногие из них доживут до того, чтобы рассказать об этом. Отец Жандель в камуфляжной униформе десантников — с черным распятием, украшенным маленькой серебряной фигуркой Христа, висевшим у него на шее над запасным парашютом и небольшим свертком с переносным алтарем, лежавшим поверх его боевого ранца — нашел себе место неподалеку от майора Бижара. Капеллан прыгал как член штабной группы. И вот Туле: несколько небольших продолговатых холмиков, окруженных покрытыми джунглями горами.

Сам аванпост, расположенный в центре небольшой равнины, представлял собой укрепленную башню, наподобие средневековых, окруженную десятью рядами колючей проволоки и несколькими открытыми ходами сообщения, связывающими пять пулеметных точек. Начальник поста, любитель порядка, выложил его название на холме шестифутовыми буквами из каменных плит. Вся равнина была длиной около четырех миль и грунтовая тропа соединяла пост с ближайшей деревней племени мео. С любой точки зрения, это место выглядело как самая непривлекательная ловушка, которую только можно было найти для последнего боя.

Первая волна десантников высадилась в 13.00, за ней в 16.00 последовала остальная часть батальона. Они немедленно начали окапываться вокруг аванпоста Туле, готовясь к предстоящему сражению; это были элитные солдаты, вьетнамцы и французы, и они намеревались дорого продать свою шкуру. 17-го октября первый патруль 6-го парашютно-десантного батальона доложил о контакте с тремя подразделениями 312-й дивизии в восьми километрах от Туле. В ту же ночь бойцы 6-го парашютно-десантного батальона в Туле стали молчаливыми и далекими свидетелями агонии Нгиало. Грохот выстрелов и вспышки взрывов были слышны и видны в двадцати милях к юго-востоку.

В 18.00 на следующий день первые подразделения противника добрались до хребтов вокруг Туле как с юга, так и с востока; 1-й батальон горцев тай вышел в течении предыдущего дня и двинулся на север и запад; 17-й табор (батальон) марокканцев и 3-й батальон 1-го марокканского стрелкового полка выдвигались в направлении Черной реки. Однако в пятнадцати милях к юго-востоку от Туле, в Зиахой, одинокая стрелковая рота все еще отчаянно пыталась вырваться из вражеских засад, чтобы отступить к Туле. Никогда не будет известно, привело ли решение Бижара дождаться роты из Зиахой к окружению 6-го парашютно-десантного батальона в Туле, но факт остается фактом: получив 19-го октября в 21.00 приказ из Ханоя на отход из Туле в направлении Черной реки, Бижар решил дать гарнизону Зиахой время до утра, чтобы соединиться со своими силами. (В любом случае, попытка прорыва из долины посреди непроглядной ночи, вероятно, привела бы к полному рассеянию батальона в течение короткого времени).

19-е октября в Туле было мрачным днем. Как это часто бывает в верхнем районе Тонкинга, небо было покрыто плотным слоем облаков, которые мешали французским истребителям-бомбардировщикам и самолетам разведчикам действовать над высотами Тай. Тем не менее, по чистой случайности, заблудившийся истребитель-бомбардировщик перехватил колонну из примерно 600 солдат, двигавшихся к Туле, но потери, которая эта колонна понесла от последовавшего обстрела, была лишь каплей в море по сравнению с массой живой силы, которая теперь окружала десантников в Туле.