Герцог мягко улыбнулся в ответ.
'Вы можете не любить меня, Вивиан,— сказал он,— но вы меня знаете. И слово я дал не затем, чтобы взять назад'
Он выполнил всё, что обещал. Спустя полгода, в тот же день, когда жрец Танора объявил Кендала и Вивиан мужем и женой, семейная книга эль Хаартов пополнилась сразу двумя записями, и имени Нейлара Эшби не значилось ни в одной из них. Герцог дал мальчику своё и иначе, как сыном, с той минуты не называл. А Вивиан стала герцогиней эль Хаарт. Со всем, что к этому прилагалось, и даже больше: новый брак, это самопожертвование во имя сына, оказался вовсе не тем погребальным костром, на который Вивиан полагала взойти с высоко поднятой головой — ей не было плохо с Кендалом. Да, она его не любила, но он действительно не был ей противен. Ни днем, ни ночью, и последнее явилось для Вивиан большим ударом. Она уже была замужем, она знала, что ей предстоит, и ложась в одну постель с человеком, к которому ничего не чувствовала, приготовилась молча терпеть — но всё пошло не так. Страдать и мучиться ей не пришлось. Кендал оказался чутким, умелым любовником, а Вивиан была молода, и тело, давно не знавшее мужской ласки, предало ее. Ей было хорошо. А ведь не должно было быть!..
Той ночью она заснула в слезах, исполненная стыда и отвращения к самой себе и чувствуя себя падшей женщиной, предавшей любовь. Знал ли об этом Кендал? Скорее всего, но у Вивиан не было сил думать еще и о его чувствах... Жертва, которую, как ей казалось, она принесла, на поверку обернулась к ее же удовольствию. Вся столица была у ее ног. Муж ее обожал. Брак ее, заключенный по расчету и без любви, оказался удачным — но понимание того, что всего этого она не заслужила, точило Вивиан хуже болезни. А тот, ради кого она пошла на это, по странной прихоти богов день ото дня становился все больше похож не на собственного отца, а на того, кто теперь называл его сыном. Конечно, в Нейле тоже текла кровь эль Хаартов, Вивиан это понимала, но иногда, глядя на свое дитя, чувствовала себя не матерью, а мачехой. А Нейл тянулся к герцогу. Он встречал его у дверей, ходил за ним хвостиком, забирался к нему на колени, стоило только Кендалу сесть, и Вивиан тяжело было это видеть. Однажды вечером, когда муж задержался на службе, трехлетний Нейл раскапризничался и долго не засыпал. Вивиан перепробовала всё — и колыбельные, и книжку сказок, но ничего не помогало. Малыш хныкал у нее на руках и вертелся в своей кроватке, а успокоился только тогда, когда внизу, в холле, знакомо хлопнула дверь. 'Папа!..'— сказал Нейл, и сердце Вивиан болезненно сжалось. 'Нельзя так говорить, Нейлар!'— вырвалось у нее. Мальчик растерянно посмотрел на мать. Он видел, что она сердится, не понимал, почему, и уже собирался спросить, однако в следующую минуту в детскую вошел герцог эль Хаарт, и малыш забыл о матери. Правда, о запрете не забыл и 'папой' его светлость больше не называл...
Когда Нейлу исполнилось тринадцать, он получил свой амулет. Герцог сам проводил обряд закрытия силы и волновался не меньше сына, но все прошло хорошо — только Вивиан, взглянув на сияющие лица обоих, опустила глаза. Тогда она впервые почувствовала свое полное одиночество. Сын вырос, он больше в ней не нуждался, а муж... Кендал все так же любил ее, и как бы Вивиан не противилась этому, ее замерзшая душа тянулась к его теплу. В тот вечер она вновь пришла к нему в спальню, как много лет назад — а спустя неполный год на свет появился Мелвин. Одиночество ненадолго отступило. После Нейла Вивиан больше не хотела детей, но рождение второго сына ее не расстроило, скорее наоборот, а материнский инстинкт затмил собой и неотступное чувство вины, и всё остальное. Однако проходило время, Мелвин рос, и всё потихоньку возвращалось на круги своя. Вернулись мучительно-сладкие сны, проникнутые золотистым сиянием летних сумерек и мерным шумом сосен, вернулась тоска — а вслед за ней и холодный туман, окутавший Вивиан в ночь смерти первого мужа. 'Приступы', как называл их герцог, случались по нескольку раз в год и длились недолго, но приходить в себя после них с возрастом становилось всё тяжелее. Вивиан боялась тумана, но ничего не могла с ним поделать. Не смог этого и Кендал, хотя, видят боги, старался как никто. В конце концов они оба просто смирились.
А потом в их дом явилась Кассандра Д'Элтар — и круг замкнулся.
Глава IV
Кора на одном из поленьев в камине с треском лопнула. Герцогиня эль Хаарт, вздрогнув, моргнула и выпрямилась.
— Все в порядке, дорогая?— услышала она.
— Да... Просто немного задумалась,— Вивиан, стараясь не встречаться взглядом с мужем, повернула голову к дивану и обнаружила, что он пуст.— А где Мелвин?
— В детской. Госпожа Делани увела его еще с полчаса назад. Ты ведь сама пожелала им доброй ночи, разве не помнишь?
— Да?— вяло удивилась герцогиня.— Забавно. Действительно, не помню. Уж не заснули ли я, часом?..
Она принужденно рассмеялась и бросила взгляд на каминные часы. Стрелки показывали начало одиннадцатого. Всего лишь?.. 'А чувство такое, будто бы давно за полночь',— подумала Вивиан. И все-таки посмотрела на мужа: тот, закинув ногу за ногу и откинувшись в кресле, задумчиво перебирал пальцами страницы какого-то справочника, лежащего на коленях. Взгляд его, как недавно ее собственный, был устремлен в огонь. Герцогиня, поколебавшись, поднялась.
— Ты не против, если я оставлю тебя, Кендал?— спросила она.— Уже десять. Я хотела лечь сегодня пораньше.
Муж отстраненно кивнул.
— Конечно, иди. Я еще почитаю...
— Только не засиживайся надолго,— сказала Вивиан,— ты и так мало спишь. Завтра суббота — ты дома?
— Еще не знаю. Спокойной ночи, дорогая.
— Спокойной ночи,— на прощание привычно коснувшись ладонью его локтя, Вивиан вышла из гостиной и прикрыла за собой дверь, в душе ощущая какую-то странную неудовлетворенность. Кендал любил тихие семейные вечера у камина и дорожил ими — не в последнюю очередь потому, что служба его редко их позволяла. Но в последнее время эти краткие минуты отдыха словно утратили для него всю свою прелесть. Конечно, он работает на износ, и еще эта проклятая Дымка... 'Она занимает все его мысли,— думала Вивиан, медленно поднимаясь по лестнице.— Она и Нейл. Этот боевой факультет!.. Что за внезапная фантазия!' Растерянность герцогини, вызванная необъяснимым равнодушием мужа, сменилась тревогой. В том, что Нейлару не место среди бойцов, она была с герцогом совершенно согласна. И даже, по его примеру, пыталась убедить сына все же обратить внимание на алхимию, но так ничего и не добилась. 'Впрочем, что тут удивительного,— не без горечи подумала она.— Если уж он даже Кендала не послушал' Печально было это осознавать, но увы, мнение отца всегда стояло для Нейла на первом месте. Герцогиня, вздохнув, миновала последнюю ступеньку лестницы и остановилась перед дверью своей спальни. Опустила ладонь на ручку, потянула — да так и не вошла. Желание 'лечь пораньше', озвученное мужу, было лишь предлогом сбежать из гостиной, на самом деле спать ей совсем не хотелось. Конечно, склянка с настойкой лурии, год как поселившаяся на ее прикроватном столике, легко могла это исправить, но... Вивиан разжала пальцы. Повернула голову, прислушалась к тишине и, подобрав юбки, свернула по коридору к детской. Дверь ее была приоткрыта, по паркету тянулась узкая полоса света. Герцогиня заглянула в комнату. На столе у окна тускло горела лампа; Мелвин спал, как всегда разметавшись во сне и сбросив на пол подушку, а его воспитательница, сидя в кресле у едва тлеющего камина, переворачивала очередную страницу какой-то книги. Ее гладко причесанные рыжие волосы медью сияли в свете свечи. Вивиан неслышно попятилась. И тут ей не было места. 'Наверное, я сама виновата,— думала герцогиня, машинально поворачивая назад.— Сначала Нейл, потом Мелвин... Дети тянутся к тем, кто их любит'
Поравнявшись с комнатой старшего сына, Вивиан остановилась. Постояла немного, подумала — и, войдя, щелкнула пальцами. Над узким письменным столом у стены зажглась свеча в настенном канделябре. Кровать, стол, пара стульев, платяной шкаф, старый сундук в углу, под вешалкой, расписанный полустертыми фигурками зверей — когда Нейл был маленьким, там лежали его игрушки... 'Давно пора убрать его в детскую,— подумала Вивиан, подходя к сундуку.— У Мелвина есть свой, но от второго, полагаю, он тоже не отказался бы. А сюда лучше поставить этажерку или комод. Надо сказать завтра Кендалу' На стенной полке у вешалки нашлась вторая свеча, Вивиан зажгла и ее. А потом, сама не зная, зачем, потянула на себя крышку сундука.
Игрушек там внутри, конечно, не было — мальчик вырос. Рассеянный взгляд герцогини скользнул по истертым корешкам перевязанных бечевкой книг, по стопке старых тетрадей, сдувшемуся кожаному мячу с прорехой в боку — и остановился на старой деревянной шкатулке с фигуркой грифона на крышке. Ее когда-то подарила любимцу покойная тетушка Мэриам. Надо же, Нейл сохранил ее? Вивиан обхватила ладонями исцарапанные бока шкатулки и, покрутив ее в руках, открыла. Пусто. Ну разумеется, вспомнила она, ведь подарок-то был с секретом! Герцогиня вернулась к столу, поставила на него шкатулку и села. Да, точно, тут было двойное дно... Она провела ладонью по вытертой бархатной подкладке и улыбнулась, нащупав хитро спрятанный рычаг. Наверное, механизм давно заржавел от времени, подумала Вивиан, и в тот же миг под пальцами что-то щелкнуло.
Открывшийся тайник не был пуст. На дне его, устланном белыми носовыми платками, покоилась потемневшая от времени серебряная цепь с амулетом из черного оникса. Вот, значит, куда подевалась любимая игрушка?.. Улыбка застыла на губах ее светлости. Ей вспомнилась гостиная Белой усадьбы, освещенная пламенем камина, сидящий в кресле герцог эль Хаарт и спящий у него на коленях годовалый Нейлар с крепко зажатым в кулачке амулетом. 'Славный малыш'... 'Надеюсь, имениннику понравился мой подарок'... Она полагала, что всё это лишь игра, очередная попытка герцога заполучить ее — но она ошибалась. Как сильно она ошибалась!.. Вивиан протянула руку, обхватила пальцами холодный камень и потянула амулет из шкатулки; уголок носового платка, застряв между звеньев цепи, потянулся следом, платок упал ей на колени, но герцогиня не заметила этого. Она как зачарованная смотрела на черный оникс, и в тусклом блеске граней ей виделось то, что она много лет не желала замечать. Привязанность мужа к 'чужому ребенку', всегда казавшаяся ей неестественно-вынужденной, на самом деле была настоящей. Кендал любил сына. И Нейл это знал, в отличие от матери. А она запретила ему называть его папой...
Рука с зажатым в ладони амулетом предательски дрогнула. Вивиан опустила плечи. Впервые за все эти семнадцать лет в душе ее шевельнулась слабая тень раскаяния. Кендал когда-то назвал ее хорошей матерью — но разве это было так? Разве мать — хорошая ли, плохая — может настолько ненавидеть своего ребенка, чтобы пытаться лишить его радости любить и быть любимым?.. 'Вы еще будете счастливы — если сами того захотите' Она не захотела. И в фанатичном служении разбитому сердцу, растворившись в своем несчастье, едва не сделала несчастным собственное дитя. Может быть, неосознанно, и всё же... Незнание не освобождает от ответственности. А знание, вдруг подумалось ей, делает эту ношу еще тяжелее. Кендал сдержал слово — но чего ему это стоило?.. Герцогиня опустила голову. Провела пальцем по граням холодного, мертвого камня и, придвинув к себе шкатулку, осторожно уложила амулет обратно на дно тайника. Если бы она знала, что в нем найдет, она никогда бы его не открыла. Остается надеяться, Нейл не заметит, что цепь кто-то трогал. 'Прости меня, мой славный малыш,— с горькой улыбкой подумала Вивиан.— Твоя мать — дурная женщина. Но, милостью богов, с отцом тебе все-таки повезло'
Вновь нащупав секретный рычаг, ее светлость уже собиралась закрыть шкатулку, когда взгляд наткнулся на выпавший из нее платок. Хорошо, что не слетел на пол, про себя порадовалась герцогиня, протягивая к нему руку. Жесткий от крахмала белый батистовый квадрат негромко хрустнул под пальцами, и Вивиан растерянно наморщила брови. Что это? Монограмма?.. Две буквы, 'Н' и 'Х', криво вышитые синей шелковой нитью в углу платка, не оставляли никаких сомнений: это были инициалы ее старшего сына. Но Вивиан никогда не заказывала ему ничего подобного — не говоря уж том, что самая неопытная мастерица и то сделала бы свою работу лучше. Где Нейл взял эти платки? Ну не сам же вышил! Герцогиня развернула находку. Тонкий, едва уловимый аромат жимолости коснулся ноздрей, и ответ пришел в то же мгновение. Кассандра Д'Элтар... Перед глазами Вивиан, как в ожившем сне, вдруг возникла библиотека, освещенная десятком свечей, напряженная фигура мужа, застывшего у дивана, испуганный взгляд госпожи Делани и две головы на кожаных подушках, склонившиеся друг к другу: одна русоволосая, коротко стриженная, вторая — в россыпи темных кудрей. 'Вивиан, назад! Ты ее добьешь!'— хриплый, взволнованный голос с трудом достиг ее сознания, но ответного отклика не вызвал. Приросши ногами к полу, Вивиан неотрывно смотрела на белое как мрамор лицо незнакомки, на сомкнутые голубоватые веки над полукружьями черных ресниц и свесившуюся вниз тонкую девичью руку. Искра жизни, гаснущая во тьме... Эта девочка тоже не была магом. Как Итан. Густой сизый туман потянулся к застывшей на пороге Вивиан своими холодными щупальцами. Как Итан... Она убила его...
'Вивиан!'
Свечи начали меркнуть. Пол под ногами зашатался, комната вдруг отодвинулась назад, что-то громко хлопнуло — и все вокруг окутал непроглядный мрак. Живой, клубящийся призрачными кольцами, он жадно тянулся к Вивиан, душа ее в объятиях ужаса, и как она ни старалась вырваться, ничего у нее не выходило. Что-то приподняло ее над землей — неумолимое, невидимое во тьме, и повлекло куда-то, как ветер несет сорванный с дерева лист. Итан... Я не хотела, я не должна была... Это я во всем виновата...
— Вивиан!
Всё тот же голос, донесшийся словно издалека, нарушил окутавшее ее безмолвие. Чьи-то руки стиснули ее плечи — коротко и сильно, почти до боли. Герцогиня вздрогнула.
— Вивиан! Очнись! Ты меня слышишь?
Она моргнула, приходя в себя. Сквозь мутную серую пелену перед глазами медленно проступало лицо склонившегося над нею мужа. Оно было бледным и встревоженным. Вивиан шевельнула пересохшими губами.
— Кендал,— пробормотала она, и герцог, коротко выдохнув, на миг прикрыл веки. Пальцы, судорожно сжимавшие ее плечи, ослабили хватку.
— Слава Танору,— услышала Вивиан.— Не пугай меня больше так, дорогая... Что ты тут делаешь? Я думал, ты давно уже спишь.
Она неопределенно пожала плечами. Кендал эль Хаарт, повернув голову, окинул взглядом комнату. Заметил открытый сундук под вешалкой, покосился на стоящую на столе шкатулку и наморщил брови:
— Ты что-то искала здесь?..
— Нет,— прошелестела жена. Пальцы ее разжались, и смятый платок упал в подставленную ладонь мужа.— Так... Просто зашла... Положи это обратно, Кендал. И закрой шкатулку, пожалуйста. У меня голова кружится.
