Тетрадь 64

Андрей выпрямился, довольно улыбаясь: всё-таки вывел он Криса из тоски.

— Ладно, Кир, я чего-нибудь придумаю.

— Я т-тебе так придумаю, — Крис показал ему кулак и встал. — Ты уж напридумывал, философ. Чего на тебя доктор Ваня злится?

— Он меня уже простил, — ответил Андрей.

— Понятно, что простил, раз ты здесь. А чего это ты в тюремном отсеке начудил?

— Та-ак, — протянул Андрей. — Этот, Алик, трепанул?

— Не трепанул, а похвастался, — поправил его Крис, отряхивая штаны. — Какие вы хитрые да смелые, вдвоём одного беляка не испугались. Так что твои придумки я знаю, и в это ты не лезь. Я — не доктор Ваня, оторву всё так...

— Что доктор Юра не пришьёт, — закончил за него Андрей.

— То-то, — рассмеялся Крис. И продолжил уже серьёзно: — Алику ты помог, правда, молодец. Обошлось, и слава богу. А в это не лезь, прошу. Пока прошу.

— Не буду, — кивнул Андрей. — Но... но что-то же надо делать.

Крис пожал плечами. Вдвоём они не спеша пошли по коридору в свои комнаты. Время и в самом деле позднее, а с утра на работу. Этого с них никто не снимет. Да и... да и если не работать, то как жить?

— Ты где завтра?

— В реанимации. Там лежит один, посижу с ним. А ты?

— Во дворе, — Крис повёл плечами, напрягая и распуская мышцы спины. — Разомнусь немного. Вечером русский?

— Да. И... — Андрей свёл брови, припоминая, — и терапия вроде.

— Выучил?

Андрей не слишком уверенно кивнул. Ему в эти дни было не до учёбы. Крис посмотрел на него и насмешливо хмыкнул:

— По-нят-но.

— А ты? — немедленно ответил Андрей. — Ты сам? Выучил?

Крис только вздохнул. Ему тоже в эти дни ничего в голову не лезло. Вернее, лезло совсем другое, не имеющее отношения ни к терапии, ни к спряжению глаголов. И самое главное — он не знал, что делать. Хорошо доктору Ване советовать: "Поговори с ней", "Пригласи погулять"... поговорить... да ему подойти к ней страшно. Если б она улыбнулась ему хоть раз... да что там, хоть бы посмотрела на него, он бы знал, что делать. Улыбнуться, шевельнуть плечом, бедром, а там... там бы пошло само собой. А она отворачивается. От всех и от него тоже.

У дверей своей комнаты Андрей остановился.

— Ничего, Кир, всё будет в порядке.

Крис улыбнулся.

— Иди спать, утешитель. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — кивнул Андрей, бесшумно приоткрывая дверь и протискиваясь в щель.

В комнате было темно и по-сонному тихо. Джо и Джим спали. Андрей пробрался к своей кровати и стал раздеваться.

— Андрей, ты? — спросил из темноты Джим.

— Ага, — Андрей открыл шкаф, чтобы повесить брюки.

— Голову тебе оторвать мало, — зевнул Джо. — Шляешься по ночам, будишь людей.

— А что, здесь люди есть? — удивился Андрей и быстро присел.

Запущенная в его голову подушка ударилась о шкаф. Андрей подхватил её и встал.

— Спасибо, на двух спать буду.

Он уже говорил в полный голос.

— Отдай подушку, гад, — попросил Джо.

— Кого просишь, пусть тот и отдаёт, — отпарировал Андрей.

И в ту же секунду был схвачен поперёк туловища, скручен и брошен на кровать. Занятый спором с Джо, он совсем упустил из внимания Джима, и тот бесшумно подобрался к нему. Джо бросился на помощь брату. Они немного побарахтались втроём, тузя друг друга, хохоча и ругаясь на двух языках сразу, пока им не постучали в стенку.

— Фу-у, — Джо прошлёпал к двери и включил свет.

Втроём они уже бесшумно навели порядок, и Андрей в одних трусах с полотенцем побежал в уборную. Трусы теперь все носили, раздеваясь догола уже только ложась спать. Поначалу мешало, но потом, когда привыкли, оказалось уже удобно. В душ Андрей сходил сразу после смены и потому сейчас ограничился обтиранием. Без мыла, чтоб не надо было мазаться. Крема мало осталось, денег до зарплаты нет, а одалживаться без конца тоже нехорошо.

Когда он вернулся, свет ещё горел, но Джо с Джимом спали. Андрей повесил полотенце на спинку, выложил на стул у кровати, чтобы с утра не искать, чистое бельё, выключил свет и лёг.

— А теперь выкладывай, — сказал вдруг Джим.

— Чего? — не понял Андрей.

— Что тебе доктор Ваня сказал.

— И ты ему, — подал голос Джо.

— Он меня простил, — кратко ответил Андрей.

— Не темни.

— Мы же чуем. Ты не из-за этого как чумной ходил.

Андрей вздохнул.

— Не могу я. Сейчас не могу.

— Доктор Ваня запретил?

— Ну-у... он знает.

— Ладно, — решил Джим. — Если что, мы за тебя, помни.

— Ага, спасибо.

Андрей поёрзал, укладываясь поудобнее, натянул до подбородка одеяло.

— Спокойной ночи, Джо-Джим.

— И тебе спокойной, — ответил Джо.

— Спокойной ночи, — затихающим сонным шёпотом откликнулся Джим.

Стало совсем тихо. Андрей привычно закинул руки за голову, закрыл глаза. Хорошо, что он пошёл к Ивану Дормидонтовичу, доктору Ване. Ведь вроде ничего ему не сказали, только выслушали, а полегчало. Правильно. Выговоришься — легче станет. А слушает доктор Ваня... никому того не расскажешь, что при нём прямо само выскакивает. Доктор Юра, конечно, их спасал, ему тоже всё можно сказать, почти всё... Ладно, обошлось, и ладно. Что этот беляк — сын Большого Дока, надо молчать, а то парни его точно придушат. И будут у доктора Вани ба-альшие неприятности. И вообще... это же только сын, Большой Док и с ним что-то такое сделал, что хуже смерти. Ну, ему-то Иван Дормидонтович поможет. Хорошо, что всё так закончилось. Хорошо...

И заснул он, полностью успокоившись.

* * *

Дождь с мокрым снегом как зарядил с ночи, так и не прекращался. Прыгая через лужу, Чолли поскользнулся и едва не упал. Обложив от души лужу, погоду и всю эту чёртову Империю, он вбежал в барак. Набитый курильщиками тамбур встретил его гомоном и дымом. Обычно Чолли задерживался поболтать и подышать даровым дымом, но сегодня он сразу продрался в свою казарму. Не до того сейчас. Маршрутный лист, заветная маршрутка на руках. И решилось-то всё в момент. Даже не ждал и не думал. С Найси, тьфу, Настей не советовался, ну, да она всегда говорила, что как он решит, так и будет. Он и решил.

Пока шёл по проходу, успокоился и в свой отсек зашёл тихо. Светка и Мишка спали, а Настя, сидя на своей койке, кормила Маленького. Чолли аккуратно, чтобы не задеть её мокрой курткой, разделся и сел рядом. Маленький уже наелся и засыпал, вяло причмокивая.

— Налопался, — улыбнулся Чолли.

— Ага, — ответно улыбнулась Настя.

Она осторожно высвободила сосок и положила Маленького на подушку.

— А я ему имя дала. Мне присоветовали. Павел. А так — Паша. Ты как?

— — Хорош, — кивнул Чолли. — Сегодня после молока пойдём, метрики выправим, тебе удостоверение надо поменять и это... свидетельство о браке.

Настя кивнула.

— А чего так спешно?

— Я маршрутку получил, — небрежно, словно это было самым обычным делом, ответил Чолли.

Настя охнула и даже руками всплеснула.

— Ой, а едем-то когда?

— Завтра. С утра новых привезут, и нас до границы подбросят. А там на поезде.

— Ой, Чолли... Настя смотрела на него испуганными расширенными глазами. Чолли покровительственно улыбнулся ей и, слегка подвинувшись, обнял за плечи.

— Всё будет хорошо. Обещают работу и дом. Представляешь, целый дом. Даже если такой, как был...

— Ох, если бы такой же, — вздохнула Настя, кладя голову ему на плечо.

Чолли только крепче прижал её к себе. Он тоже это помнил. Как он в первый раз ввёл её в дом. Свой дом. Чолли даже снова ощутил запах древесины...

...Он за руку ввёл Найси, да, тогда ещё Найси, в дом и усадил на занимавшую полкомнаты кровать. На другой половине теснились камин, стол и табуретка, оставляя небольшое пространство между камином и кроватью. В камине решётка для кофейника и кастрюль, на столе две миски, две кружки, две ложки, на камине начищенные кофейник и котелок, у двери на полу лоханка для грязной воды и на чурбаке ведро с чистой водой. С другой стороны двери вбит гвоздь для куртки. На кровати набитый соломой тюфяк, такая же подушка и жёсткое колючее, совсем не вытертое одеяло. И над столом полочка, где он держал хлеб, кофе, крупу.

— Это... это всё твоё? — замирающим голосом спросила Найси.

Он кивнул и, разрывая сдавившую горло судорогу, сказал:

— Теперь и твоё. Ты — моя жена. Что моё, то и твоё.

Найси испуганно посмотрела на него и заплакала. Он обнял её, прижал к себе, и они так и сидели, пока она не успокоилась. А потом... Потом он развёл огонь в камине, и Найси поставила решётку кофейник и котелок с кашей. И это был их первый обед в своём доме...

...Чолли вздохнул, словно просыпаясь. Да, было хорошо. И он ни о чём не жалеет. А как будет? Пусть будет как будет. На конном заводе конюхом, табунщиком, простым рабочим он сможет. Дом с участком. Даже такой маленький, какой был у него, нет, у них, так уже хорошо. А ещё ссуды, о которых говорил тот седой, председатель, да, безвозвратные, беспроцентные... купить дрова, одежду, картошку или крупу... нет, первое время будет, конечно, тяжело, но если разрешат держать свою скотину...

— Корову надо, — сказал он вслух.

— И кур, — согласно вздохнула Настя. — И ещё поросёнка.

— Это уже на тот год, — решительно сказал Чолли. — В этом, дай бог, картошки с крупой чтоб хватило. А с весны... участок обещали. Семена я уж найду.

— Да уж, — Настя теснее прижалась к нему. — Ты только вскопать помоги, а там я уж сама. Ты ж работать будешь.

Чолли кивнул, упираясь подбородком в её макушку.

— Сколько б ни платили, всё будет больше, чем у этой сволочи.

— Не вспоминай о нём, — попросила Настя, — Не надрывай сердца. Не стоит он того, чтобы ты о нём помнил.

Чолли погладил её по плечу и улыбнулся.

— Ладно, так и быть. Буди малышню, слышишь, шумят уже.

Действительно стало шумно: детей будили и одевали на молоко. Чолли отпустил Настю. Она поправила ворот тёмной рабской кофты, закрывая грудь, и встала. Наклонилась над малышами.

— Майки, Свити, — и тут же поправилась: — Мишка, Светка, просыпайтесь.

Пока она будила и одевала малышей, Чолли сидел, прислонившись затылком к кроватной стойке, и слушал. Её голос и детский лепет. Но не слова. Что там они болтают и что говорит им Настя, ему неважно. Это его семья. Его жена, его дети. Их он спас. И дальше будет спасать. И на всё пойдёт ради них. Уже одетый Мишка полез к нему на колени, ткнулся кудрявой головкой в его подбородок. Чолли рассмеялся и, поставив Мишку к себе на колени, боднул его головой в живот. Мишка залился довольным смехом.

— Окс, окси! — тут же по-русски: — Бы-ы-ык!

"И когда только успел узнать, шельмец?" — удивился Чолли.

Светка вырывалась, выкручивалась из рук Насти, стремясь к ним. Ей тоже хотелось играть в быка. Чолли пободал и её. Настя надела на босу ногу сапоги и потуже затянула ворот кофты.

— Ну-ка, пошли, а то опять осрамитесь.

Оторвав детей от Чолли, она повела их в уборную. Когда за ней опустилась занавеска, Чолли встал, из-под своего тюфяка в изголовье вытащил сумку с документами, вынул из куртки и вложил в сумку маршрутный лист. Эту маленькую плоскую сумку на шнурке сшила ему Настя уже в городе. Для денег. После того, как у него вытащили из кармана штанов дневной заработок. Вора он поймал и избил, но мальчишка успел скинуть деньги дружкам. И сутки они сидели голодные. Детей, всех троих, Настя грудью кормила, а молока не хватало. Сам он кипятком перебился. Ладно. Было и прошло. Он надел сумку на шею и заправил под рубашку. Затянул завязки на вороте. Позор, конечно, что он до сих пор во всём рабском, но это Морозу можно франтом ходить с его-то заработками и белой женой. И ребёнок там один. Одного и одеть, и прокормить несравнимо легче. А Тим, хоть и тоже зарабатывал, дай бог, но ведь явно ходит в старом. Чолли поправил сумку, чтоб не выпирала под рубашкой. Закряхтел во сне Маленький, и он наклонился к ребёнку, осторожно взял на руки. Па-вел. Похоже на Пол, но, конечно, пусть будет по-русски. Па-ша. Паша. Хорошо звучит, молодец Настя. Он покачал Пашу и сел на койку, по-прежнему держа его на руках. Восемнадцать детей у него было, этот — девятнадцатый. И ещё двоих он спас. И у него будут ещё дети. Настя и он ещё молоды. У них будет много детей.

Вошла Настя, ведя за руки Мишку и Светку, и стала их одевать уже для выхода.

— Столько всего надарили, — смеялась она, — что всего сразу и не наденешь.

Чолли кивнул. Им и в самом деле надарили. Для Мишки, для Светки, для... Паши. Он сначала не хотел брать, но седая женщина, что принесла две голубые распашонки и чепчик с оборочкой, сказала:

— Что с добром дают, на добро и будет, — и добавила: — Придёт час, и ты кому другому поможешь. Чтоб добро дальше пошло.

И он согласился.

Одев детей, Настя уложила крепко спящего Пашу под одеяло: нечего его по дождю таскать. Наелся и пусть спит. И стала одеваться сама.

— Не свалится? — спросил Чолли, вставая и сдёргивая с крючка свою куртку.

— Да нет, он крепко спит.

Настя застегнула свою куртку и повязала выцветший рабский платок уже по-русски, как большинство женщин в лагере.

— Ну, пошли?

— Пошли, — решительно кивнул Чолли.

Выходя из отсека, Настя оглянулась на Чолли и храбро улыбнулась ему. Чолли благодарно кивнул.

По узкому проходу они прошли в тамбур, где смешались с общей толпой. Чолли уже не меньше половины знал в лицо. Но... но завтра они уже уедут.

Во дворе их встретил тот же мокрый снег, но ветер утих, и большие хлопья мягко опускались на землю. Дети весело гомонили и ловили их, выставляя ладошки, но взрослые хмурились. Чавкающая под ногами масса пропитанного водой снега пугала их, напоминая о старой многократно чиненной обуви. С обувью хуже всего. С одеждой ещё исхитриться как-то можно, а с обувкой — полный швах... Многие несли детей на руках.

Чолли тоже взял Мишку и Светку на руки и удивлённо присвистнул. А в ответ на встревоженный взгляд Насти улыбнулся.

— Потяжелели как. Ты их за раз обоих не бери больше.

— Так растут же, — улыбнулась Настя. — На таком-то пайке. Грудь уже не берут больше, всё Паше идёт.

— И правильно, — кивнул Чолли. — Им здесь молока много наливают?

— Во кружка, — показала Настя.

У дверей столовой Чолли спустил детей на землю, Настя взяла их за руки и повела внутрь. А Чолли отошёл к одной из кучек родителей.

— Чолли, — окликнул его Иван, с которым ездили тогда за фруктами, — ты, что ли, завтра до Городни на автобусе?

Знакомые русские слова — завтра, Городня, автобус — позволили Чолли кивнуть.

— Да, — и тщательно выговаривая русские слова: — Ты тоже?

— Ну да. Да ещё и вон Васька. Василий, — Иван позвал высокого костлявого мужчину в синей куртке угнанного. — Ты ж едешь завтра?

— Оно и есть, — подошёл к ним Василий. — До Городни обещали подбросить. А что?

— Ну, вот и гляди, — кивнул Иван. — Считай, пол-автобуса наши. Да ещё одиночек могут добавить.

— Это твою, что ли? — хмыкнул Василий.

Чолли понимающе ухмыльнулся. Иван развёл руками.

— Подловили! Зарегистрировались вчера.