Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Злат опять помрачнел и задумался. Потом тряхнул головой, будто от наваждения:
— Давно это было.
— Вот так вот и живём под небом голубым — полубезбожники и полумусульмане, — отозвался шакирд. — Это один персидский поэт сказал, Омар Хайям. Мудрый был человек, многие науки превзошёл.
— Учись, Илгизар, — одобрил наиб, — Ибо горек корень учения, но сладки его плоды.
И, не удержавшись, добавил:
— Всё одно дураком помрёшь.
Разговор между тем снова клонился к делам последних двух дней. Хотя говорил больше Злат.
— Сарай ведь город не простой. Он весь вытянут вдоль реки. И дороги из него только вдоль реки: на юг и на север. На восток пески. Уйти через них, конечно, можно. Только дорогу нужно хорошо знать, запас иметь. Да и укрыться в пустыне трудно. Как ни крутись, а к колодцам выйдешь — это тебе не степь. Вдоль реки дороги сам видишь какие — на фарсах видно вперёд и назад, кто едет. Опять же при каждом яме караулы. Если уходить за реку, там протоки, пойма, кустарник. Хорошая дорога и переправа только одна. А если потихоньку на лодке переплыть и через пойму тропками пробираться, так там дальше на протоках лодок нет. За рекой в степи тоже караулы. Легче всего уйти рекой. Или вверх или вниз. Вниз можно уйти на Дербент, а то и вовсе за море. Вверх до Укека только добраться, а там леса рядом: ищи-свищи. Но, опасно. Караван идёт против течения медленно, кругом караулы. Самый верный путь — к морю. Конечно, все корабли проверяют. Да только можно лодочкой маленькой сплыть ночью вниз, оттсидеться там в протоках, а потом в условленном месте сесть на корабль. Там внизу столько проток — десять лет будешь искать, ничего не сыщешь. Но, думаю, птичка сейчас затаилась. Знает, на дорогах и пристанях такой догляд — муха не проскочит.
— Сарай город большой, есть где спрятаться.
— Вот попробуй спрячься! — развеселился наиб, — Ты из медресе своего часто выходишь?
Шакирд смутился:
— Изредка с товарищами ходил на базар.
— Давно здесь живёшь?
Юноша покраснел ещё больше:
— Два года.
Но, наиба это не удивило. В голосе его даже прозвучало некоторое одобрение:
— Видно странствование по морям учёности тебе интересней, чем хождения по улицам Богохранимого Сарая. Всему своё время. Не зря, видно, мудрый Бадр-ад Дин тебя со мной послал. Так вот и подумай, учёнейший юноша, куда бы ты скрылся в огромном Сарае, буде придёт нужда? Вот то-то и оно. Знакомые нужны. Хорошие знакомые. А для такого дела, как убийство и грабёж — очень хорошие знакомые. Иначе можно кончить, как наш бедный Санчо. Он ведь тоже не дурак, не бежал наобум абы куда. Явно были у него сообщники. Вот только знал он их, оказывается, плохо. И оказался без денег с петлёй на шее. Не попадись на ночной улице эти пьяные водовозы — ушли бы сейчас все концы в воду. Искали бы по всем заставам сбежавшего Санчо. А его подельники только посмеивались над нами, да тратили украденное серебро. Оставив золотишко до лучших времён. Теперь им нужно больше думать, как ноги унести.
— Так мы всё равно про них ничего не знаем
— Узнаем. Поверь старому псу. Какая-нибудь зацепочка, да найдётся. Водовозы слов на ветер не бросили. Они сейчас весь Сарай просеют через мелкое сито. У них кругом знакомые. Может, кто лошадь признает, кто кувшин, кто телегу. Кто-нибудь что-нибудь видел подозрительное. Вот только и убийцы это знают. И знают, что я до них доберусь рано или поздно. Поэтому поспешат убраться. Время, брат, время. Вот чего мне может не хватить. И одного не могу понять, зачем этому Санчо понадобилось приставать к этим бабам на улице? Да, мало того, ещё потом вламываться на двор со свиной ногой.
— Пьяный был.
— Всё может быть. Бежал с деньгами. Прихватил в дальнюю дорогу свиную ногу, которая для этой цели как нельзя лучше подходит. Потом что? Передал сообщникам деньги, сам напился и пристал к бабам на улице? Да ещё вырядился, словно специально в такой плащ, второго которого во всём городе нет. Ему бы как раз затаиться нужно, базарным грузчиком переодеться. Или голова от свалившегося богатства кругом пошла? Самое главное, в Сарае он человек чужой, приезжий. Неужто на такое дело пошёл со случайными знакомыми? Или встретил каких давних знакомых по прежним местам? Ясно одно — в генуэзские края ему хода с этими деньгами не было. Значит спутался с кем-то с нашими, сарайскими. Второе дело того хуже. Здесь вообще ничего не понятно.
Злат снова замолчал и задумался. Илгизар осторожно предположил:
— Мы же точно знаем, что дочка сокольничего убила его жену?
— Здесь другой узелок. Где её искать? Она ведь не для того это сделала, чтобы потом отцу ныть: "Больше не буду?". А значит дорога ей одна — в дальние края. Тут как раз всё продумано давно и тщательно. С неведомым нам собщником. Ведь всё учли до мелочей. Даже время выбрали — лучше не придумать. Ночь Могущества. Как раз полно людей не спит и по улице ходит. Кто в мечеть, кто в гости. Кто обратит внимание на случайного прохожего? А в то же самое время не взяли бесценный рубин. Который, стоит огромных денег и прятать его легко. И найти его ночью было несложно — он же на шапочке. Почему? Все в один голос утверждают, что эта Райхан никуда не выходила, как отец уехал. Значит с сообщником договорилась давно. Как его искать? Те слуги, кто могут что-то рассказать сейчас в степи на Кубани.
— Но, ведь Урук-Тимур скоро приедет.
— А толку с него? Он что знает про друзей-подружек дочери? Нужны бывшие ближние служанки. А он их с собой разве возьмёт? Они на Кубани остануться при жёнах. Сам эмир налегке прискачет. Сказочницу в накидке мне ведь тоже неспроста подкинули. Чтобы я прямо по указанному адресу отправился и из этой Ферузы всё выпытывал. И время терял. Время, время! Сейчас всем нужно выиграть время. Кто вперёд успеет. Может ведь быть, что эта накидка как раз и должна меня запутать. Ведь коли единственная есть сказочница на весь Сарай с закрытым лицом, то я сразу и решу, что мне её специально подсунули. Как-то уж всё в этом деле одно к одному лепится. Повар, что сонное печиво готовил, раньше у убитой служил. А ещё служил у старика Бахрама, воспитанница которого в этот дом ходила. И после полудня её никто не видел, кроме этого самого сказочника. А знаешь, что ещё? Мне не даёт покоя человек, который в тот день приходил к воротам.
10. Кладбищенский сторож
Белый Дворец показался, когда солнце уже коснулось края неба за рекой. Это было приземистое, но большое здание, укрывшееся за стеной на высоком бугре. Пониже у реки стояло несколько домов, освещённых закатными лучами. Дальше виднелось большое кладбище. Что это именно кладбище было заметно издалека. Сгрудившиеся на холме надгробия, кирпичные мазары под сенью высоких деревьев, надёжная ограда, заросшая кустарником. А посреди этого царства мёртвых величественно высились несколько мавзолеев, будто повелители на окаменевшем пиру. Заходящее солнце печально бросало последние лучи на это застывшее безмолвие, словно засыпая стены, купола и деревья золотой пылью. На унылом слоне холма, забытого на краю пустыни спало былое величие.
У ворот кладбища приткнулась кирпичная сторожка, а чуть поодаль от стены виднелась маленькая церковь с крестом на крыше и пара домиков с обширным двором, обнесённым оградой. Наиб повернул лошадок туда.
— Миссия святого Иоанна. Франки. Если на мусульманский лад — обитель дервишей. Окрестным пастухам ведь всё равно. Видят: отшельники, люди благочестивые, молятся — они их и уважают. Свежей баранинкой. Творог тоже привозят, молоко. Великая Яса велит всякого служителя Небу почитать.
От встречавших отделился высокий седеющий мужчина, поднявший в приветствии обе руки:
— Злат! Приветствую тебя друг мой! Наконец, счастливый ветер занёс тебя в наши края!
— Здравствуй, Хайме! Рад видеть, что годы не берут тебя! Только седеешь понемногу! Ждал-ждал, когда ты посетишь Богохранимый Сарай, да вот решил и сам тебя проведать. А это Илгизар из Мохши. Помнишь Мохши? Учёный малый. Живёт в медресе и за последние два дня уже прочитал мне два стихотворения. Одно на арабском, одно на персидском. Подойди, Илгизар, к моему старому другу Хайме. Он, как и ты много лет учил разные языки и наречия.
Юноша потихоньку рассматривал наибовского друга. Тот сразу выделялся среди других отшельников горделивой осанкой, красиво постриженной бородкой и уложенными волосами. Бросалось в глаза, что здесь он держится особняком. Остальные, попроветствовав презжих, скромно растворились в сгущающихся сумерках.
— У моего юного друга сейчас пост и он не ел с самого рассвета. Дай ему чего-нибудь разговеться, что прилично правоверному мусульманину. А мы с тобой по старинке угостимся содержимым вот этого кувшинчика от старого Джарказа.
— Жив ещё, старый хрыч?
— А что ему будет? Сам знаешь, мясо, вымоченное в хорошем вине, дольше не портится. По сей день во всём Сарае не найти вина лучше, чем у него.
Расположились на травке у кладбищенской стены. Бросили на землю кошму, старый ковёр. Воткнули в землю факелы. Хайме принёс из домика целый котелок жареной баранины и стопку лепёшек. Над головой уже загорелись яркие южные звёзды, а вокруг грянул хор бесчисленных цикад. Илгизар почтительно поинтересовался, кто был святой Иоанн, в честь которого названа миссия. Но, разогретый старым вином Хайме не был расположен к житиям праведников. Он был явно рад приезду и весел.
— Это давняя история. Много лет бились франки с мусульманами за то, кому из них владеть Гробом Господним в Иерусалиме. Вот и дошла до Папы Римского весть, что за землями мусульман есть великая христианская страна, правит которой пресвитер Иоанн. Искали её и в здешних краях. Тем более, что ханы всегда благоволили к христианам. Когда открывали здесь миссию и решили назвать её в честь святого Иоанна. Из уважения значит к пресвитеру, до которого, думали, вот-вот доберуться. Иоанна с его царством ищут и по сей день, хан уже давно именует себя султаном Мухаммедом и ходит в мечеть, а миссия так и осталась здесь в Богом забытом царстве мёртвых. Сюда подались те, кто не ищет лавров, а ищет уединения и истины. Здесь у нас маленький скрипторий. Кое что переводим, переписываем. Я вот больше садовничаю. Цветы сажаю у могил. Деревья.
— Это мусульманское кладбище?
Хайме усмехнулся. Печально и задумчиво.
— Трудная история. Кладбище старое. Большая часть тех, кто здесь лежит, успели побывать во многих верах. Великая Яса это не запрещала. Считается, что люди любой веры, всё равно молятся Высокому Небу. Поэтому и крестились тогда с лёгким сердцем и в мечеть ходили. И старую чёрную веру почитали. Ну, а раз человек крестился, то церковь о его душе молится. Сейчас другие времена настают. Всё больше вера не объединяет людей, а разъединяет.
— Выпьем, друг Хайме! За старое время, за всех ушедших! Какой бы веры они не были! Совсем забыл за разговорами гостинец. Я ведь тебе окорок свиной привёз. Редкая штука в наших краях.
Злат пошёл к повозке. Долго возился в темноте, искал. Подошёл по пути к лошадкам, проверил ячмень, потрепал холки.
— Один уже початый крепко. Зато второй нетронутый.
Хайм сразу схватился за нож.
— Что же ты сразу не сказал? Я уже баранины наелся.
Струганул кусок, положил на лепёшку. Сначала себе, потом Злату.
— Юноше не предлагаю. Порядки знаю. Где же ты добыл такую редкость?
— Это принадлежало некому Санчо из Монпелье. Теперь ему оно уже не нужно.
Налили ещё под мясо. Наиб не спеша и подробно поведал всю историю. Хайме слушал молча. Потом внимательно рассмотрел окорока.
— Прав ты, история тёмная. Такие окорока делают не в Генуе. Их делают в Арагоне. Да и имя Санчо, скорее арагонское. Видно, парень был каталонец. Говоришь у Дымука помощником был?
— Теперь он не Дымук, а почтенный Бонифаций.
Хайме презрительно усмехнулся.
— Был и мусульманином, и православным. Теперь к нам подался. А верит, как и верил только в золотого тельца. Знаешь, что ещё мне странно в этой истории? Эта штука называется хамон. Собственно, ничего сложного — вялёная свинина. Солят крепко, потом вялят . Дело долгое, кропотливое. Сначала в сырости держат, чтобы солью получше напиталось, потом сушат. Месяцы уходят. Зато хранится хорошо. Разумеется, хамон бывает разный. Это и от мяса зависит, и от того, кто делал. Так вот, эти твои ноги такие же разные, как погонщик мулов и епископ. (Хайме наклонился к мешку). Видишь, у этого окорока, что мы едим, копыто белое. И мясо не так просолено. Это простой хамон, без затей. Делают его про свой обиход. Теперь смотри нетронутый окорок. Копыто чёрное. Это особая порода свиней. Из них делают самые лучшие окорока. Их и откармливают по особому и поят. Да и сам хамон более выдержанный. Понюхай. А ещё лучше, отрежь и попробуй. Чтобы такой хамон сделать его нужно чуть ли не год вялить, солить, таскать из помещения в помещение. Где посуше, где похолоднее. Даже время года нужно подгадывать. Это — лакомство для избранных.
— Может, он его и берёг специально для долгой дороги? Ты ведь говоришь, он лучше хранится. Зачем вот только недоеденный бросил? Не помешал бы в дороге.
— Ты говоришь он с мешком денег убегал. Взял самое-самое. Одно могу тебе сказать. Эти окорока могли ему привезти только из Арагона. Это очень далеко. Тёмная пташка этот Санчо. Говоришь у него ещё плащ был дорогой?
— Князю не стыдно носить.
— Чего занесло каталонца в наши края? Да ещё с генуэзцами?
— Я прошу тебя помочь. Осмотреть вещи убитого. Может ты заметишь, что-нибудь такое, на что я не обращу внимание. Как в этих окороках. Или в сундуке окажутся какие бумаги, которые нужно будет прочитать. Бонифаций говорил, что он был учёным человеком.
Снова выпили и закусили хамоном. Илгизара, объевшегося баранины уже стало клонить в сон. Ему так захотелось развалиться сейчас на кошме и смотреть, как по Млечному Пути струятся в бесконечность звёзды. Словно услышав его мысли, наиб сказал:
— Да ты приляг, Илгизар. Отдохни. А я ведь, Хайме, ехал я к тебе по другому делу. Вот, взгляни.
Хайме взял протянутую ему вещь, завернутую в тряпицу. Поднёс к огню. И вскочил! Словно рванула его вверх невидимая сила.
— Откуда это!?
— Признал рукояточку?
Хайме бросился во тьму. Было слышно, как он зашёл в дом и над старым кладбищем воцарилась тишина. Только шипели факела и трещали цикады. С Илгизара слетела дремота. Снова раздались шаги в темноте, и Хайме подошел к огню. В руках у него было два ножа. Хорошие охотничьи ножи с рукоятками, оплетёнными берестой. И с одинаковым деревянным резным навершием в виде птичьей головы.
— Один к одному.(Злат цедил слова тихо, буднично). Сегодня утром его в ворота воткнули у церкви в моём квартале.
— Кто?
— Не видели. Приходил к церкви какой-то человек в чёрном кафтане. Подождал пока выйдет кто постарее и спросил, жив ли епископ Измаил?
— Измаил!?
— Вот то-то и оно. Епископ. А его уж боле двадцати лет, как сана лишили. Узнал про это, что Измаил давно на покое живёт в здешнем подворье и ушёл. Не спеша, говорят, так пошёл, не оборачиваясь. А потом над воротами подворья вот этот нож и нашли. Там высота, как раз косая сажень. Я еле на цыпочках дотягиваюсь. А воткнут был глубоко — еле вытащили. Вот мне и принесли, чтобы разобрался. Может это оскорбление служителям церкви или угроза? Ну, а я сразу к тебе.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |