— Я не против..., проказник.
Утверждать, что именно так и было, не стану. Странный я какой-то. Да и я ли это вообще? Чувства человека, только-только осознавшего себя, явно не мои. Я и в молодости не особо увлекался девушками. Однолюб, и к тому же верный избраннице. Вероятно, для мужчины подобное положение вещей и не свойственно, но вот такой я. Поэтому все происходящее со мной можно отнести к стрессовому состоянию организма, в который вселилось нечто, пусть и с моими мыслями. Только вдуматься, во что я вляпался, и то уже ум за разум заходит. И непонятно при этом, толи плакать, то ли смеяться и прыгать от счастья, то ли тихо — мирно лежать в ожидании, когда же все исчезнет и я в том числе.
Жульен вновь присела на мою кровать, помогая мне напиться. Вовремя, в горле от волнения пересохло, и я с удовольствием подставил свой заросший волосами рот, принимая ее помощь, заодно жадно впитывая ее слова на русском языке, совершенно не обращая внимания на страшный акцент. Мило картавя и тягуче растягивая сложные слоги, получая, судя по мимике лица, огромное удовольствие от разговора, она старательно произносила:
— Я нисколько не удивлена, увидев месье, имя ближайшего сподвижника Господа нашего Христофор, и тебе подходит как никому другому. Ведь согласно догмам и канонам христианской веры он отличался высоким ростом и огромной силой. Не всякому мог доверить Христос себя при переправе через реку. Увидев тебя, мне не нужно было узнавать, какое имя ты носишь, оно само просится на язык. Внешне, во всяком случае, ты именно такой и есть. Только уж очень длинное имя, можно я тебя стану называть Крис? Так переводится имя Христофор на наш язык.
— Я не против, называй...те, как будет удобно и привычно вам произносить.
— А ты в курсе, что именно он, имея сан святого, может исцелять раны? Видимо он и тебе помог вылезти с того света.
— Я был так сильно контужен?
— Мы все думали, что ты не выживешь, почти пять дней без сознания, а когда приходил в себя, то бредил, непонятные слова какие-то говорил. Но это и следовало ожидать, не ты один в таком положении оказался. Тебя же привезли товарищи чуть ли не мертвого. Они и рассказали, в каком состоянии нашли тело. Двенадцать часов пролежал под землей засыпанным в результате артобстрела на нейтральной полосе. Глубокой ночью, когда санитары стали собирать погибших с поля боя, тебя откопали. Думали мертвый, а ты вот, живой и ..., — она видимо хотела добавить типа того, что я чересчур живой, но постеснялась и сказала совсем другое — бородатый и усатый. Ты не возражаешь, если я тебя немного приведу в порядок. Может ты не такой уж и страшный на вид, и я смогу... — она удержалась от неловкого слова и постаралась все перевести в нейтральную плоскость — увидеть таким, каким ты и должен быть.
Мне и самому интересно лицезреть свой облик, и я вдогонку уходящей сестричке попросил, чтобы она захватила и зеркальце. Пока Жульен готовила причиндалы к бритью, я вновь стал пытаться проанализировать случившееся со мной. Было, честно говоря, немного не по себе от такого выверта судьбы, и хотя в жизни многое приходилось принимать на веру, но я всегда искал ответы на непонятные для меня вопросы. Так уж устроен, тем более что и относился я по жизни к формации военных инженеров — ученых теоретиков. Даже сумел адъюнктуру закончить вполне успешно и, хотя докторантуру не получилось, в связи с нехваткой времени, но, тем не менее, мои работы широко известны в кругу заинтересованных и допущенных к ним лиц, и я считался одним из ведущих специалистов в своей электронно-технической специализации. Узковат был мой круг, так как и тут большую роль играла необходимость изоляции и секретности проводимых работ по созданию оружия. Но именно поэтому специфика моей жизни сама по себе подразумевала наличие мозгов в голове, так что думать и анализировать, мне не привыкать. Единственно плохо — незнание и неумение себя позиционировать в других обыденных жизненных позициях. Я не уверен, что смогу вот так вот сразу, взяв в руки винтовку, понять, как из нее произвести выстрел, хотя знаю оружие не понаслышке, и даже стрелять случалось периодически, но это было давно, уже и не помню, когда в последний раз держал оружие в руках. Вероятно, и отличия в приемах есть, меня учили одному, а сегодня на дворе семнадцатый год, оружие другое, не то что в будущем, совсем не то, а мне предстоит не просто держать его в руках, но еще и стрелять, и в атаку ходить. Не стану же я, попав в это время в тело военного, постоянно отлеживаться на койке? Нет, конечно. Вот только одно смущает. Как себя вести в таком случае? Какую придумать причину, объясняя мое незнание и неумение? Рассказать правду...? И что тогда со мной будет? Чего ждать? Психушку? А может и в самом деле спихнуть на контузию? Мол, тут помню, а тут забыл, так что учите вновь азам солдатской науке воевать, или комиссуйте. Да, уж, хоть и маленькая, но проблемка вырисовывается. Видимо так и надо себя позиционировать, по-другому не получится.
— А вот и я. — Оперативность появившейся медсестры показывала, я не первый попадаю в руки девушки с необходимостью привести неходячего раненого в порядок. Да еще и обещание доктора, что к нам приедут гости, тоже сыграло роль в желании персонала госпиталя навести внешний лоск на лица пациентов. Я смотрю, тут не одна Жульен торопится ко мне с прибором для бритья, вон еще несколько сестричек с подобными приспособами спешат к не ходячим больным, а два солдата в униформе принялись возюкать швабрами по полу. Тут как там. Начальство любит порядок и красоту, грязь сочтет безобразием и всыплет по "самое не хочу" за нерадивое исполнение обязанностей. Надеюсь, что "елочки" втыкать в землю не будут. Как-никак на дворе война, которая все спишет.
Приведение лица в порядок проходило быстро и со сноровкой, указывающей на приобретенные навыки по уходу за ранеными. И я подумал, что вот такие люди как сидящая на кровати, рядом со мной Жульен, делают очень большую работу по излечению телесных ран, и не только их, душевные травмы воинов требуют не меньшего участия и усилий. Именно эти вот сестрички лечат их своей заботой, вниманием. Где лаской, где строгим окриком помогают вновь приобрести уверенность, что и ты на этом свете не лишний.
А вот моему соседу слева уже ничего не нужно. Пришедшие санитары неторопливо укладывают тело на носилки. Умер..., солдат! Кто-то не дождется родного человека, кому-то он долго будет сниться в его живом облике. А может, как и мне, ему предстоит переселиться в другое тело...? Кто знает? Неизвестно нам наше предназначение после смерти. Мне вот можно сказать повезло, только не знаю, кого благодарить за вторую жизнь? Да и надо ли это делать? Неизвестно что лучше — сгинуть безвозвратно или еще раз пройти по дороге жизни, гадая, чем отплатить за предоставленную возможность. Вопрос еще тот....
— Не смог доктор его вытащить — прошептала Жульен, вытирая слезы со своего прекрасного лица, и все так же шепотом произнесла напутственную молитву:
— Sainte Marie, MХre de Dieu, priez pour nous, pauvres pИcheurs, maintenant ET Ю l'heure de notre mort. Amen.
Перекрестившись, она продолжила приводить меня в порядок, одновременно поясняя причину смерти человека: — Ногу отрезали, но гангрена уже пошла по телу. Жалко солдатика. Мир праху его.
Мне стало грустно, и весь мой задор куда-то испарился. Непонятное явление все-таки — жизнь. Рождаемся, надеемся, что не просто так нас вытащили на свет, а кто-то, не успев понять, что же это за штука — жизнь, умирает. И следа не останется, хорошо, если наследника бог дал. И ведь ничего не поделаешь. Карма у всех разная. Кто-то считает, так Господь распорядился, понадобился якобы ему в его небесном войске. Но мне кажется, все более прозаично. Не Всевышний призвал на небеса человека, а людская глупость и жадность закопали в землю. Желание кто-то потешит поиграть в солдатиков, за счет чужих жизней возвеличит значимость своего суперэго. И этот кто-то даже не подумает, что он грешит, выполняя свои похотливые вожделения, ему глубоко на...ть на возможное попадание в ад, он живет только своими ощущениями, и устремлениями. И на людей ему начхать, они для такого человека — пыль под сапогами.
— Все Крис, я привела вас в порядок. Смотрите — Жульен поднесла к моему лицу зеркальце. И хоть оно было маленькое, наверняка из ее сумочки, но я смог увидеть в кого я так нахально вселился. Ну что сказать? Я всегда считал себя немного мужиковатым внешне и грубоватым внутри человеком. Ну не красавец я, и не "мачо", правда, жена моя была другого мнения, и нередко говорила своим подружкам, что я — Мужчина, причем именно так и подчеркивала, с большой буквы. Вот и сейчас разглядывая себя в зеркало, видел в нем большелобого с четко очерченными губами, Жульен зачем-то оставила еще и усы, лишь немного их подравняла, отчего нос казался несколько крупноватым, правда, вполне себе греческого профиля, подбородок тоже немного..., тяжеловат. Вероятно, из-за ямочки на нем. А так ничего личико, смотрится, слегка напоминает меня в молодом возрасте. Даже глаза мои, они под почти сросшимися бровями кажутся серыми, с едва заметными коричневатыми вкраплениями. Лицо, как лицо, русское, даже впечатление наивности, и какой-то разухабистости, свойственной всем русским людям, особенно рязанским или самарским коренным жителям присутствует. Ну а я, судя по внешнему сходству физиономий, попал в тело своего родственника, и оба мы родом из-под Самары, а если еще точнее, местом рождения и проживания, было: — село Балаково, Николаевского уезда, Самарской губернии. Уезжал поступать в военное училище уже из города, Саратовской области. Почему я это помню? Так я же оттуда родом, и все мои родственники тамошние, живут и поныне. Вот будет потеха, когда я вернусь на свою Родину. Хотя почему это потеха? Вернется же Христофор, а не я. Если конечно уцелеет. Я знал со слов деда, его брат сгинул на фронтах империалистической войны, но он не знал где тот погиб и когда. Тут, как говорится, "бабка надвое сказала", возвратится Христофор домой или нет. Вполне вероятно, именно здесь, во французском госпитале он и умер. И не вернулся в свое Балаково.
Я еще знал, что в этом же селе проживал герой Гражданской войны Василий Иванович Чапаев. Дед его хорошо помнил, вместе воевали на гражданской. Каким-то образом родственник поначалу окунулся в "чапанное" восстание крестьян самарской губернии, оказавшись в числе солдат, затеявших смуту против большевиков. Все они были за Советы, но без коммунистов. За что и поплатились. Деду удалось тогда выжить, вступив в армию красных, и это спасло ему жизнь. Чапаевцем закончил боевой путь. Тогда многое было непонятным, порой за три года гражданской войны человек мог побывать и у красных, и у белых, и у зеленых, и бунтовщиком прослыть. Чехарда еще та была. Смутное время, и понять тому же крестьянину за кого воевать, порой представлялось сложным вопросом, вот и переходили люди от одних к другим. А иначе и нельзя было, расстрелять в это лихое время человека, что два пальца об... асфальт, особо никто и не заморачивался с разбирательством, почему ты за зеленых, а не за красных воюешь, а то, что тебя силком призвали никому не интересно. Я это от очевидца слышал, от деда, а не только при изучении истории КПСС.
— Крис, о чем мечтаешь? — Напомнила о себе Жульен. — Давай зеркальце, я должна идти к следующему моему подопечному. У меня еще пятеро таких, кого кормить приходится, самостоятельно сходить, позавтракать, не в состоянии.
Я с сожалением проводил свою кормилицу взглядом, отметив, что она видит мой заинтересованный взор. И не удивительно. Походка ее была не только деловой, но еще и с неуловимо — интуитивной грацией, в которой большую роль играют покачивающие в такт бедра и которую женщины любят демонстрировать перед возбужденными от такой картины мужчинами. Она отлично понимала, почему молодой человек так пристально смотрит ей вслед, а мне даже мешковатое платье на ее фигуре не мешало представлять соблазнительные, стройные ножки.
— Ну, ты дед даешь! — Сделал себе замечание. — Вот уж никогда бы не подумал, что я буду так неравнодушен к первой встречной женщине. Мне бы тут в истерике биться, или в обалдении находиться от всего произошедшего, а я вместо этого фигней страдаю. И в тоже время, если вдуматься: — а что я теряю, мне что же вновь свою жизнь, которую непонятно зачем подарили, потратить на всякие научные разработки? Что-то не тянет. Тем более мне в последние годы той жизни не всегда нравилось, чем я занимаюсь. Секрета нет, изделия, придуманные мной, служили для убийства людей, и если еще и тут подобным делом займусь, то точно в ад попаду. Это же не трактор и даже не машина создавались коллективом отдела. Мы изобретали оружие, и оно применялось по назначению, служило средством уничтожения противника, то есть тех же людей. И выходит я такой же убийца, как и те, кто замыслил эту вот войну. Нет, я, конечно, понимаю, не ребенок, все что создавал, шло на пользу моей Родине, делая ее сильной и могучей державой. Но вот сейчас нет желания вновь заниматься чем-то подобным. Во всяком случае, вначале следует разобраться, с какого такого бодуна залетел в прошлое время, а уж потом думать чем заниматься следует. Тем более не надо забывать я сегодня солдат и мое место в окопах. Ну и тот момент, что я сюда попал из будущего. Зная, какой путь предстоит людям пройти, и не попытаться его улучшить, хоть как-то сгладить шероховатости, тоже не правильно будет. Я ведь могу каким-то образом повлиять на ход истории, изменить или хотя бы не допустить повторения трагедий связанных с массовым убийством людей. И совесть в таком случае не будет зудеть о неправедной жизни. И не важно, будет это война или землетрясение, боевой вирус или атомное оружие, главное, что я могу помочь человечеству миновать страшные испытания, выпавшие на будущее поколение.
Многое из пришедших в голову мыслей явно исходило от желания понять свои возможности, причем желательно безо всякой эйфории от осознания случившегося переноса в тело родственника. Находясь незнамо где, на краю географии от России, мечтать о том, как я развернусь со своим знанием будущего, было сродни чему-то навроде фантазий Мюнхгаузена. Обдумав сложившуюся ситуацию, пришел к решению: нужно быть более приземленным, и реально смотреть на свое пребывание в теле другого человека. Наметить хоть какой-то план внедрения в эту жизнь, а уж потом что-то предпринимать. Тут бы думать, как в живых остаться, и каким образом домой попасть. Вот это главное в моем положении, а не то чтобы с мировым злом бороться. Реалистом нужно быть господин Трифонов — подытожил я свои размышления.
Глава 5.
Пока я тут вопросами и ответами занимался, время шло минута за минутой, причем только вперед. Призыв доктора подготовиться к встрече с военными руководителями не остался без внимания. Сестрички привели в порядок все воинство, кому требовалось — сменили повязки, у кого-то заменили белье, заросших волосатиков побрили и причесали. Потратив время и усилия, мы с нетерпением окунулись в ожидание. Оживление и шум в коридоре сами по себе сказали — спектакль "Явление начальства перед очами больных и страждущих героев войны" начался. Подошло и наше время встречать "артистов".
