Церемония состоялась с большой тождественностью (1), и на ней присутствовали прелаты, священники, монахи и лица всех рангов в Гоа. Также там присутствовал трибунал Священной Инквизиции в полном составе, и перед ним принц объяснил в нескольких словах причины, побудившие его стать христианином, добавив, что он возносит благодарности Господу Всемогущему, Который развеял темноту его разума и просветил его светом истины. Он рассказал в подробностях о злоключениях, которые претерпел, и милостях, ниспосланных ему Богом, и, громко произнеся символ веры, он был крещен вместе с четырьмя лицами из его свиты, которые сопровождали его с Цейлона. После церемонии крещения он прожил еще много лет, выказывая истинное благочестие, и, наконец, отошел в мир иной в 1654 году.

Когда король Кандии узнал, что мы отправили его брата в Индию, он был очень доволен, так как сильно опасался, что мы окажем ему помощь, и в этом случае он заранее считал себя погибшим. Как только он покинул Уву, он приказал чиновникам принца, которые собирали ренту, по его приезде отдать ее ему; и он потребовал от них, чтобы они ничего не отдавали без его приказа, так как они должны будут дать отчет обо всем. Когда он узнал, что (принц) отплыл, он вступил во владение его королевством как своим собственным, но воздержался от вступления в войну с нами, чтобы не вынудить нас вернуть принца обратно на Цейлон; но, узнав о его смерти, он немедленно начал (причинять) нам всё зло, какое только мог.

(1) Принц Виджаяпала принял крещение 8 декабря 1646 г. в церкви Сан-Франсишку в Гоа. См. Pieris T.E. Prince Vijaya Pala of Ceylon, 1634-1654: From the Original Documents at Lisbon. P. 9.

Глава XII

Как тринадцать голландских кораблей пришли, чтобы взять в осаду Коломбо, но не смогли ничего сделать

Голландцы появились в виду Коломбо в январе 1642 года с 13 кораблями и 3500 человек (на их борту), чтобы осуществить высадку; это вынудило нас сразу вызвать все войска, которые мы рассредоточили по нашим трем лагерям, и оставить внутреннюю часть страны, чтобы мы могли оказать эффективное сопротивление могущественному врагу, который появился у наших берегов. Но когда голландцы узнали, что у нас было 800 солдат и примерно такое же количество местных жителей, они не осмелились высадиться и удовлетворились тем, что беспокоили нас в течение 35 дней, лавируя то вверх, то вниз вдоль морского побережья, тем самым вынудив нас постоянно пребывать в состоянии обороны. После этого, когда они увидели, что не могут достичь своей цели, они бросили якорь в Галле.

Когда капитан-генерал узнал, что они не высадились на острове, и что армия, которую мы содержали в прошлом году в корале Галле, недостаточно сильна, чтобы противостоять войскам, которые враг перебросил в этот форт, он отказался от своего плана по подчинению округа Софрегао и разделил пять рот, которые у нас были, между двумя лагерями. Одну роту он отправил своему брату дону Антониу, так как десяти (рот) было достаточно, чтобы сдерживать короля Кандии и защищать Четыре и Семь коралов. Остальные четыре были передислоцированы в лагерь в Матуре, численность войск в котором, таким образом, была увеличена до четырнадцати рот лучших солдат, которые у нас были на острове. Командующим этим лагерем был назначен капитан-майор полевых войск Антониу да Мота Гальван, и, соответственно, дисава Софрегао с вооруженными людьми своей провинции занял свою позицию в Сейтаваке, удобной и сильной позиции с каменной крепостью, построенной Мадуне, отцом Раджу; оттуда он контролировал округ вплоть до Кадангао.

Когда дон Антониу Маскареньяш вернулся в Маникаваре, он противостоял вторжениям на нашу территорию, которые постоянно совершали дисавы короля Кандии по его приказам, в провинциях Четыре и Семь коралов. Война не имела каких-либо последствий; они лишь пытались тревожить нас, и как только они убедились, что мы располагаем достаточными силами, чтобы, в свою очередь, атаковать их, они вернулись обратно в Кандию, и весь округ оставался в состоянии полного спокойствия и подчинения.

Комендант лагеря в Матуре, Антониу да Мота Гальван, выступил в поход с четырнадцатью ротами португальцев и лучшими туземными войсками, и разбил лагерь в непосредственной близости от Галле; и так как неприятель не осмеливался показываться наружу из крепости, он завладел Корна-Корле, Граветами и Балане, а затем перенес свой лагерь к Беллигаму. Здесь мы постоянно устраивали засады против голландцев, которые, однако, не рисковали выходить за пределы своей крепости. Люди короля Кандии время от времени совершали вторжения в эти округа, но когда мы делали вид, что собираемся предпринять поход против них, они поспешно ретировались.

Так прошло время до июня месяца, и, поскольку нашей главной целью было не допустить, чтобы голландцы рискнули выйти за пределы своей крепости для сбора корицы, мы двинули все наши силы к ней. Мы также надеялись, что если из Гоа придет наша армада, мы установим против крепости (пушечные) батареи. Нас разместили в полулиге от крепости в деревне под названием Акомивина, и наша блокада была настолько тесной, что голландцы не могли получить даже зеленого листа снаружи. Это продолжалось до конца февраля 1643 года, но ожидаемый флот так и не пришел.

Тем временем в Коломбо с четырьмя кораблями прибыл голландский уполномоченный по имени Педро Бурель (Петер Борель), привезший новости, что Его Светлейшее Величество король дон Жуан IV и (Генеральные) Штаты заключили перемирие сроком на десять лет в Индии. Когда, однако, голландцы стали настаивать на том, чтобы мы уступили им корал Галле, ссылаясь на то, что этот округ находился в зависимости от форта, капитан-генерал ответил, что в течение семи месяцев город находился в блокаде, а гарнизон все это время не владел и пядью земли за пределами стен форта, и всё, что мы можем сделать, — это уступить им столько земли вокруг форта, сколько лежит в пределах дальности выстрела их пушек. Педро Бурель не согласился с этим и отплыл в Гоа, чтобы передать этот спорный вопрос на рассмотрение вице-королю, графу де Авейруш, мы же со своей стороны изложили наши доводы против уступки этих земель.

В ожидании обсуждения этого вопроса было заключено перемирие. Тогда мы отступили из окрестностей Галле и разделили нашу армию на две части. С одной из них мы направились в округ Софрегао, и снова подчинили все земли в этом направлении, которые раньше принадлежали короне Португалии. Эта экспедиция была скорее утомительной, чем опасной, из-за того, что переходы были долгими, а дороги — трудными. Все ночи напролет люди короля Канди беспокоили нас своими боевыми кличами, стреляя по нам, как обычно, с вершины гор и крича, что мы будет убиты и нам осталось жить всего несколько часов. Наши солдаты схватили некоторых из них в самый разгар их неистовств и предали жестокой смерти, посадив одних из них на кол, и разрубив других на куски, и бросив там в назидание остальным.

Глава XIII

О том, как перемирие не было ратифицировано с Гоа, и о битве при Акураке

После того, как мы заново подчинили всю местность Софрегао, капитан-майор полевых войск вернулся с десятью ротами в Матуру, оставив под началом дисавы остальные четыре, которых было достаточно для защиты округа. Мы разбили лагерь в селении Акумана, расположенном в трех лигах от Матуры на нашем пути, и через несколько дней мы узнали, что война с голландцами будет продолжаться, как и прежде, поскольку вице-король отказался отдать им корал Галле. Педро Бурель также высадился в этом форте со всей пехотой, которая имелась на борту его четырех кораблей, и они решили вывести армию в полевую кампанию; и они сделали это как можно быстрее, выбрав пятьсот солдат и несколько ласкаринов, которые были с ними в крепости.

Поскольку они знали о том, что мы оставили четыре роты в Софрегао, и что большинство наших людей заболели из-за долгих пеших переходов, они устроили свой лагерь в Беллигаме, позиции, хорошо укрепленной самой природой. Получив эти сведения, мы ускорили наш марш к Матуре, чтобы помешать неприятелю захватить провизию и амуницию, которую мы хранили в этом порту. Затем мы взяли с собой все припасы, в которых нуждались, и продвинулись на три лиги дальше вглубь острова, остановившись в деревне под названием Акурака, которая находилась на таком же расстоянии от Беллигама.

Капитан-майор послал приказы дисаве в Софрегао как можно быстрее присоединиться к нам со своими четырьмя ротами и всеми вооруженными людьми; но голландцы, узнав о нехватке людей у нас и о том, что любая задержка с их стороны привела бы к увеличению численности наших войск, двинулись навстречу нам, чтобы не упустить представившейся возможности. Около 8 часов утра на следующий день после нашего прихода в Акураку некоторые наши ласкарины принесли новости о том, что они встретились с врагом, находившимся на марше, и что они быстро приближаются к нам и находятся всего лишь в четверти лиги. Капитан-майор Антониу да Мота сразу приказал капитану авангарда встретить их, и отдал распоряжение другой роте следовать за ним и сдерживать неприятельский натиск.

Эти обе роты встретили противника на расстоянии пушечного выстрела от нашего лагеря; мы выдержали их атаку и сражались на протяжении получаса, после чего нам на помощь пришли еще две роты. Получив это подкрепление, мы атаковали их с нашими пиками и палицами; две других последовали через небольшой промежуток времени, и так же обстояло дело с остальными. Сражение продолжалось с 9 часов утра до 3-х пополудни, когда почти все 500 (голландцев) были убиты или взяты в плен, хотя офицер, который командовали ими, по имени Жуан Увандерлат (1), лучший солдат, который был у них на острове, бежал, получив ранение, с горстью своих людей, и благодаря этому избежал пленения. Мы потеряли 25 человек убитыми и 60 ранеными. Все наши силы в тот день состояли только из 243 португальцев, ибо остальные наши были больны. Это сражение произошло 4 мая 1643 года.

Наши раненые и пленные (голландцы) были отправлены в Коломбо. Капитан-генерал приказал не отправлять их в больницу, а попросил виднейших горожан разместить их на постой в своих домах, по одного или двое в каждом, чтобы за ними могли лучше ухаживать. Он лично навещал их, и несколько раз хвалил в соответствии с отчетом, который получил об их поведении в битве; он заверил их, что упомянет их имена в своих депешах королю, и что они получат приличествующие награды; и тайком положил под подушку (каждому) сверток с 12, 15 или 20 томисами (2) в зависимости от происхождения, ранга или заслуг каждого из них, сказав: "У вас есть здесь брат — это я; и у меня достаточно денег, чтобы помочь вам; прежде, чем эта сумма истощится, дайте мне знать, чтобы вы могли ни в чем не нуждаться". Вследствие (его) доброты, похвал и ободрительных слов, все солдаты соперничали друг с другом в возможности проявить свою доблесть.

Через несколько дней после сражения прибыл дисава Софрегао с четырьмя ротами и кое-какими туземными войсками; капитан-генерал также прислал из Коломбо 80 рекрутов, чтобы восполнить потери в самых слабых ротах, и эти подкрепления сделали наш лагерь столь же сильным, как и раньше. Затем мы покинули Акураку, и так как наш капитан получил сведения, что один из дисав короля Кандии находится в Корна Корле с отрядом войск, нам было приказано выступить в этом направлении. Наш марш был более тяжелым, чем сопротивление, которое оказал враг, и не имел никакого результата, так как мы обнаружили его лагерь пустым, хотя при отступлении он бросил свои припасы, которые мы забрали себе. Затем мы вернулись тем же путем, которым шли, и расположились лагерем в Акомивине, где и находились, когда было обнародовано перемирие; мы оставались здесь с конца мая почти до Рождества, поддерживая тесную блокаду крепости, не позволяя неприятелям переходить ров; мы больше не вступали в столкновения с ними, так как они не решались выйти из стен крепости и встретиться с нами.

17 декабря в Галле пришли шестнадцать кораблей, которые привезли подкрепление в 4500 человек и вскоре высадили их. Они не осмелились атаковать нас, так как мы стояли лагерем в сильной позиции, окруженной болотами, а захватили две дороги, которые мы использовали для поддержания коммуникаций и доставки обозов с продовольствием из Коломбо. Это побудило нашего коменданта перенести наш лагерь ночью на 26 декабря, что мы и сделали, по возможности стараясь сделать это как можно более бесшумно, и заняли новые квартиры в Маполегаме, деревне в четырех лигах дальше вглубь острова; на следующий день мы узнали здесь от наших шпионов, что сразу после нашего отступления неприятель погрузился на свои корабли. Затем мы снова сразу возобновили свой марш и, пройдя очень трудной дорогой, приблизились к морскому побережью. Мы пришли уставшие и истощенные в Белитоте, где начали строить хижины, чтобы провести там ночь; но едва закончив работу, ближе к вечеру, мы увидели голландские корабли, под всеми парусами плывущие по направлению к Коломбо, и получили приказы выступить в том же направлении вдоль морского побережья, не теряя из виду вражескую флотилию.

Достигнув реки Панатуры, они отправили (к берегу) все свои ланчеи, полные мушкетеров, и вооруженные несколькими фальконетами, чтобы помешать нам совершить переправу; но они не достигли своей цели, поскольку капитан авангарда занял устье реки со своими людьми, в то время как солдаты вырыли ямы в песке, из которых они вели бой весь этот день, в течение которого армия переправилась (через реку) без какой-либо опасности. Неприятель, увидев это, отступил к своим кораблям, поскольку настала ночь. На следующий день мы с ними появились перед Коломбо.

Капитан-генерал, получив подробные сведения о происходившем, приказал своему брату Антониу Маскареньяшу также свернуть свой лагерь в Маникавари и выступить к Негумбо. Он уже прибыл туда, когда мы достигли Коломбо, и так как не было сомнений, что голландцы попытаются высадиться здесь, поскольку они хорошо знали местность, дон Антониу да Мота Гальван был также отправлен туда с шестью ротами, тогда как дон Педру де Соуза, который командовал нашим авангардом, остался с генералом, чтобы действовать там, где этого могут потребовать обстоятельства.

(1) Ван дер Лаэн. Он был впоследствии отправлен в Батавию, где предстал перед трибуналом за плохое командование своими солдатами в этой военной операции.

(2) Монета, названная так по тому, что на ней было выбито изображение Св. Фомы.

Глава XIV

Битва у Негумбо, в которой погибли дон Антониу Маскареньяш и Антониу де ла Моте Гальван, капитан-майор полевых войск

3 января 1644 г. голландская флотилия появилась у Негумбо, где стоял дон Антониу Маскареньяш со своей армией из десяти рот, в которых находилось триста солдат и несколько раненых, направлявшихся в Коломбо; шесть рот, приведенных капитан-майором Антониу да Мота Гальвао, насчитывали немногим более двухсот человек. Утром четвертого числа противник беспрепятственно высадился в половине лиги к северу от крепости; после чего оба наших отряда приготовились дать им бой, сообщив генералу о своем плане, когда противник уже сошел на берег. Он приказал Педро де Соузе выступить с восемью ротами общей численностью в триста солдат и некоторым количеством туземцев, которые их сопровождали.