Жестяная корона

Но больше всего его поразила та надменность, с которой леди Барноул обращалась не только к слугам, но и собственному сыну. Лейтли ожидал увидеть тихую женщину, привыкшую к общему презрению, но гордыня Алитори была больше всех земель ее предков. Обманутые ожидания рыцаря, разошедшиеся с действительностью, так смутили Иллиана, что он даже попал в неловкую ситуацию, не сумев представиться и отрекомендоваться нужным образом. Лишь едва заметно кивнул, да и то немного невпопад, чем вызвал лишь пренебрежительный взгляд матери своего нового сеньора.

— Надолго ты? — кинула она сыну, после всех церемоний. Ни особого участия, тем более любви в ее голосе не слышалось.

— Нет, через полторы недели на Утесе Гроз свадьба сэра Виллиана и леди Беристеи. Дядя отпустил меня от себя лишь потому, что ехать из Долины Сов туда всего три дня.

— И тебе обязательно там быть?

— Будут все члены обеих семей.

— И что же, гордые чистотой своей крови Энты готовы породниться с грязными Тумкотами? — с насмешкой спросила леди Барноул.

— Это ради укрепления нашего королевства. Союз Энтов и Тумкотов принесет много пользы.

— Тебе всего шестнадцать, а ты говоришь, как этот старик, твой дядя, — скривилась Алитори.

— Если бы не моя сыновья почтительность и любовь к вам, после этих слов, я уже сейчас бы приказал седлать лошадей, — появился румянец на щеках Эдвара.

Леди Барноул хотела что-то сказать, но видимо вовремя сдержалась. Поджав тонкие обветренные губы, она быстро вышла из комнаты, провожаемая многочисленными служанками. Маленький сеньор был так раздосадован разговором с матерью, что пнул старый стул и тот не преминул развалиться.

— Иногда мне кажется, что ей вообще не важно, есть я или нет, — произнес вслух Эдвар. Кроме него в комнате были только Иллиан и Мойно, поэтому рыцарь не сразу понял, кому это адресуется и адресуется ли вообще. — Неужели у всех так? — теперь его взгляд остановился на Лейтли, значит, стоило что-то ответить.

— К сожалению, я не могу ответить вам милорд. Свою мать я не помню.

Эдвар все не сводил глаз с Иллиана, поэтому пришлось объясниться.

— Моя мать умерла при родах. Я ее никогда не видел. Воспитывала меня кормилица и отец.

— Я бы отдал все на свете, лишь бы был жив отец. Тогда бы все было по-другому.

Иллиан не спросил, что бы было по-другому. Может быть, леди Алитори не превратилась бы в мрачную стерву, готовую сквернословить про все и вся, а мальчик не тяготился опекой своего могучего дяди? Иллиан не спросил, а Эдвар не ответил. Они лишь вышли из комнаты, и принялись гулять по замку — единственному развлечению, доставлявшему маленькому господину удовольствие.

Замок долины Кричащих Сов был действительно красивым местом. Наверное, в него можно было не влюбиться, лишь будь у тебя черствое сердце или слабые подслеповатые глаза. Оставалось загадкой, откуда у бедной семьи Барноул нашлось достаточно денег, чтобы соорудить это небольшое по нынешним меркам, но величественное сооружение. Крепкие башни, будто выросшие из земли и являющиеся продолжением здешних невысоких гор, стояли, подпираемые со всех сторон толстыми и прочными стенами. Со смотровых площадок просматривалась вся равнина, раскинувшаяся до самых гор, за которыми уже и располагался громадный Утес Гроз. Всего какой-то день пути от него на север и глазам открывалось безбрежное Северное море, за которым жили племена. Все еще не покоренные, но уже сломленные и отброшенные на менее плодородные земли. А ведь когда-то и Утес Гроз был вотчиной какого-то ярла, а волны разномастных племен, объединенные одним вождем, доходили и до крепости долины Кричащих Сов, разбиваясь об нее, как о волнорез.

Северные ворота замка стояли в узкой прогалине между острыми утесами. Пройди через них, минуя долину Кричащих Сов, и окажешься в самом сердце королевства. Однако за все время, пока северяне умирали под стенами обители Барноул, еще ни один из них не одолел эту преграду.

Иллиан стоял вместе с Эдваром и Мойно на верхней площадке одной из башен. Маленький сеньор молчаливо смотрел вдаль, туда, где кончались его владения; Черепаха стоял вполудреме, облокотившись на стену, а Лейтли нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Признаться, ему и самому нравился вид равнины, но сейчас все мысли были за северными вратами, где раскинулось несколько хижин, а в одной из них были спасенные им чужеземцы.

От красавицы, которая назвалась Хелен, добиться каких-либо сведений, объясняющих ее появление в здешних местах вместе с этим русым гигантом, не удалось. Незнакомка плохо понимала язык или делала вид, что плохо понимает. Иллиану казалось, что черноволосая попросту хитрит, потому что нужные ей вещи она просила без труда. Лейтли удавалось навещать ее, вернее их — девушку (а после того как Хелен смыла болотную грязь и надела чистую одежду, оказалось, что она относительна молода) и лежащего безжизненной колодой мужчину (тот все же был постарше) — вполне официально. Маленький господин не проявил интереса к чужеземцам, в отличие от сира Крафтера Боули. Придворный глумослов выразил живейшее любопытство, но по какой-то причине пришелся девушке не по душе и бросил все попытки завязать дальнейшее общение. Зато заметил, что между Иллианом и Хелен мосты наведены, и через Эдвара "попросил" принять посильное участие в жизни чужеземцев. Только теперь Лейтли в полной мере открылся тот факт, что гаер имел огромное влияние на маленького господина.

Так или иначе, но каждый день, ближе к вечеру, когда сир Эдвар уходил в свои покои, а Мойно засыпал перед его дверью, Иллиан отправлялся за северные врата. В его распоряжении было меньше часа, пока их не закроют, поэтому рыцарь всегда торопился, чем придавал своему важному виду несколько растрепанный и неряшливый образ. А ведь в замке, как выяснилось, телохранитель лорда оказался не последним человеком.

Как только они прибыли домой, маленький сеньор занялся обмундированием не только рыцаря, но и его людей. Лейтли со своими крестьянами обзавелся залатанной после многих боев кольчугой с чужого плеча. Эдвар буквально упрашивал его посмотреть в оружейной кирасу или хотя бы, по примеру Черепахи, надеть нагрудник, но Иллиан посчитал, что кольчуги ему будет достаточно.

В довесок, перед Лейтли были открыты все двери в замке. Стража была предупреждена о его полномочиях и при появлении телохранителя важно кивала, хотя никакой фактической властью Иллиан над ними не обладал. Например, задержись он разок у Хелен после закрытия ворот, обратно бы его не пустили — это как пить дать. Тут уж будь хоть трижды телохранителям лорда долины Кричащих Сов.

— Теперь я правитель этих земель, — прервал размышления рыцаря Эдвар.

Иллиан даже вздрогнул. Рыцарь и забыл вовсе, что они по-прежнему в башне, а не за северными воротами, как ему грезилось. Мойно от слов господина тоже приоткрыл глаза, но оценив ситуацию, снова сомкнул веки.

— Когда-то я думал, что это будет величайшее время в моей жизни. Тогда я был еще совсем мальчиком и не жил в столице. Вы знаете, например, сир Иллиан, что мой троюродный брат Грегори Энт, который на два года старше меня, владеет всеми Уоргидскими землями?

— Признаться, я слышал о сире Грегори, но лишь обрывочные сведения, — осторожно высказался телохранитель.

— И что же вы слышали? Что сир Грегори, по мнению моего дяди, позорит род Энтов? Тем, что падок до мужчин? Или, что в припадке гнева убил свою молодую жену?

— Все понемногу.

— К сожалению, это правда. Но дело не в том, каков он и кого пускает в свою постель. Этот человек владеет всей Уоргидской провинцией, владеет из рук вон плохо, но он так и останется полновластным правителем этих земель. Потому что он Энт.

— Как и вы.

— Полудрево-полусова. Я не тешу себя надеждами и иллюзиями. Среди родственников я всегда буду лишь наполовину. Как бы ни любил меня дядя, и кем бы он не был. Отец все же зависит от семьи.

Они замолчали, мальчик — потому что уже все сказал, рыцарь — потому что не хотел обидеть сеньора. По сути, как бы ни относились к матери Эдвара, он все равно останется членом королевской семьи. И как бы ни сокрушался маленький лорд о крохотном клочке земли в болотах, у него все равно был свой дом, люди и деньги. Тот самый случай, когда бедный слышит богатого, но совершенно не понимает его речей.

— Вы знали, сир Иллиан, что семья Барноул одна из самых древних, хоть и малоизвестных в королевстве? — резко переменил тему разговора мальчик.

— К своему стыду, нет.

— Видите вот эту равнину? Она весьма плодородна, но у нее единственный, очень серьезный недостаток. Негде укрыться. Со времен моего прапрапрадеда здесь правили Эрлеи, Гороны, Оттондолы, а потом Подоттоны.

— Вымершие семьи.

— Верно, вымершие семьи. Их, так или иначе, перебили северные народы во время своих набегов. Со временем плодородная равнина стала своего рода медвежьей услугой — ее давали неугодным лордам. А тем приходилось оборонять эту землю ценой собственной жизни. Но я все не к тому... Семья Барноул могла несколько раз претендовать на равнину, но ни разу этого не сделала. Знаете почему? Барноулы никогда не зарились на тот кусок пирога, который не могли откусить.

Иллиан многозначительно кивнул, дескать, понимает, о чем говорит лорд, но сам почему-то подумал, что Эдвар ведь Барноул лишь наполовину. Энтийская кровь все равно сильнее, вон даже лицом мальчик копия отца. Хотя маленький сеньор с каждым днем нравился ему все больше. Он не был похож на избалованных богатством и роскошью маменькиных сынков, думавших о мягких подушках и вкусных яствах, или грубых древовидных отпрысков воинственных лордов, пытающихся казаться кровожаднее, чем они есть на самом деле. Умом Эдвар Энт оказался значительно взрослее своих лет, хотя для Иллиана все же оставался ребенком.

Маленький сеньор окинул взором долину в последний раз и принялся спускаться. Мойно, открывший ясные глаза, словно не спал вовсе, шагнул за ним следом, поэтому рыцарю пришлось плестись в конце. Они миновали винтовую лестницу, прошли по широкой каменой галерее с узкими бойницами к другой башне и через нее спустились во двор. Процессия уже было направилась к донжону, как от дальних ворот отделилась огромная тень и стала быстро приближаться к лорду. Мойно вышел вперед и положил ладонь на рукоять меча. Лейтли, хоть внутренне сжался, но еще издали разглядел, что к ним бежит один из местных стражников, поэтому к оружию не прикоснулся.

— Милорд, милорд, за северными воротами бунт.

— Бунт? — заикаясь, переспросил Эдвар. Иллиан понял, что его господин напуган. Но все же мальчик каким-то образом совладал с собой. — Живо в казарму, разбуди пятнадцать, нет, двадцать человек, — обратился он к стражнику, — ну живее! Я сам посмотрю, что там происходит.

— Милорд, рисковать своей жизнью глупо, — тихо произнес Мойно. — Никто не знает, что может ожидать вас там.

— Но это мои люди...

— Можно послать просто солдат, никто не упрекнет вас в трусости.

— Милорд, Мойно прав, — вмешался Иллиан. — Слишком опрометчиво подвергать свою жизнь такой опасности. Я могу отправиться туда с вашими людьми и разобраться во всем.

Лейтли заметно волновался, но в данный момент не из-за того, что маленькому господину могла угрожать опасность. Там, за северными вратами, в одной из хижин обитала Хелен. Сама мысль об этом не давала рыцарю покоя. Он был готов в одиночку бежать к северным воротам, лишь бы поскорее убедиться, что его новой знакомой ничего не угрожает. Однако маленький сеньор воспринял это по-своему.

— Возможно, вы и правы. Тогда сир Иллиан, я попрошу вас взять людей и успокоить селян. Надеюсь, обойдется без крови. Не хотел бы я, чтобы мое правление началось с трупов.

Лейтли кивнул и принялся нервно грызть губы. Казарма была почти сразу за южными воротами, бежать до нее всего нечего, но солдат видно не было. Лишь спустя несколько долгих минут послышался быстрый топот — два десятка людей лорда Эдвара, в кольчугах и шлемах, с копьями наперевес, торопились — хотя, по мнению Лейтли, недостаточно быстро — на зов своего лорда. Среди них Иллиан удовлетворенно заметил трех своих бывших крестьян, это придало ему уверенности — среди солдат и его люди. Теперь их и вправду было не отличить от бойцов, по немолодым лицам можно было даже сказать, что это опытные вояки.

— За северными воротами бунтуют крестьяне, — начал дрожащим голосом сир Эдвар, но потом успокоился и более спокойно продолжил. — Вы пройдете с сиром Иллианом к ним и успокоите, — сделал мальчик упор на последнее слово. — Сегодня вы подчиняетесь ему.

Надо было еще сильно постараться, чтобы быстро добраться до северных врат. По сути, их было двое. Первые северные врата самого замка никто "Северными" и не называл, чаще их именовали "вторыми" или "узкими". Этот каменный проход с подъемным, хоть и постоянно опущенным, мостом через полувысохший ров выводил в центральную часть Совиного городка, названия которому не было, ибо каждая даже развалившаяся хижина здесь относилась к замку. Поэтому, когда местные говорили, что живут в замке Кричащих Сов, это могло значить, что их хибара может быть прислоненна к самой дальней северной стене.

И все же центральная часть уже не замка, но еще не долины, тоже была обнесена каменой стеной, она находилась на склоне. Самые высокие и престижные по местным меркам дома располагались ближе к цитадели. Даже казарму, ранее построенную у южного входа в замок, перенесли за ненадобностью чуть ли не к самому выходу к болотам. Второй выход из городка, те самые Северные врата, вели к равнине, к скособоченным хижинам, раскиданным без всякого порядка. Хотя, по правде говоря, жили здесь не только нищие и обездоленные. Поодаль стояло несколько добротных домов посостоятельнее, принадлежавших зажиточным ремесленникам. Те попросту не пожелали платить лишние деньги за сам факт проживания около каменного замка.

Преступности среди местных не было, поэтому к чужеземцам относились всегда настороженно. Тем более госпожа Алитори, правившая здесь до совершеннолетия своего сына, ко всяким правонарушениям относилась более чем строго. Любыми аргументами леди Барноул в споре с преступниками были виселица и "позорный стул" с деревянными колодками — в зависимости от тяжести проступка. Поэтому те, кто вел мирную и спокойную жизнь, даже за северными воротами чувствовали себя в безопасности.

Но Лейтли не знал всего этого. Ему сейчас было все равно, происходят здесь бунты каждую неделю или вовсе не случаются, быстрее бы добраться туда и убедиться, что с Хелен все в порядке. У самих северных врат пришлось остановиться, несмотря на ранее время, решетка оказалась опущена. Уже отсюда были слышны крики и яростная брань, раздававшиеся за воротами, однако самих бунтовщиков видно не было. Увидев телохранителя лорда с воинами, стражники приосанились, а, услышав приказ, принялись проворно поднимать решетку.

Как только ворота были открыты, Лейтли помчался на шум и двигающиеся в сумраке тени. Пробежав несколько лачуг, он увидел сначала несколько человек, а потом уже всю толпу. Скопище сгрудилось вокруг чего-то, чадя и треща факелами и размахивая заостренными палками. Но удивительнее всего было другое.