Боксер, Пашка, я и космический отщепенец

Сишати меж тем обрядился и исчез за беззвучной пастью двери. Кагараши всунул мне и Пашке в руки по костюму.

— Спасибо, — проявил вежливость цветик, опустив Машу на пол.

— Пожалуйста, — хмуро пробубнил врач.

Я промолчала. Кактусенок справился со своим, превышающим на несколько размеров родной, костюмом раза в два быстрее меня. Так что вскоре они уже вдвоем с Кагараши выросли над душой яки заядлые болельщики зенита, будь он неладен.

— Мама, рукав вот там, а это дырка в капюшон для шеи!

— Низшая, глупый! Слушать мальчик!

— Нет, мам, сначала маску, потом капюшон...

— Ботинки! Низшая!

— А ну молчать! — заорала я и резко выпрямилась. — Низшая! Мам! Тоже мне умники. Сама оденусь. Все мозги вынули.

Кагараши презрительно поджал губы, развернулся и исчез за дверью, куда ранее ушел Сишати.

— Не кричи на него, мам. Он же высокий. Ему, наверное, в детстве доставалось.

— И все-то ты знаешь! — рассердилась я не на шутку.

— Не все. Не нервничай. Это вредно.

Я сжала челюсти. Рассудительный ребенок. Вырастила на свою голову!

Ребенок оказался не только рассудительным, но и несказанно внимательным, поскольку смог спокойно открыть дверь, набрав определенную последовательность оттенков. Сзади жалобно заскулил Адольф. Пашка обернулся.

— Дольф! Будь мужчиной, ты остаешься за главного и отвечаешь за Машу, — сейчас я слышала его голос где-то в глубине своей одежды.

Нарашека, все время нашего переодевания возлежащая на полу по центру маленького помещения, подняла уши и взглянула на цветик.

— Скорее уж пусть Маша следит за Адольфом, — тихо прошептала я. Зверек перевела локаторы в мою сторону.

— Мам, не порть Дольфу репутацию, — серьезно нахмурился Пашка.

— По-моему, он и без меня с этой задачей справляется на ура.

— Это не важно. Важно верить в человека, и тогда человек поверит в себя.

Кажется, очередная мудрость, почерпнутая цветиком из голливудского блокбастера. Мы шагнули с ним за порог и оказались в прозрачном длинном мягком узком коридорчике со ступенями до земли.

— Ого. Прям как те кресла, — Пашка с благоговением провел по мутновато-прозрачной стене ладонью в перчатке, пальцы которой смешно топырились в разные стороны на его маленькой ручке. Внизу стоял хмурый Кагараши, каждый шаг приближал нас к нему. Он дождался пока мы спустимся, мягко прикоснулся к стене в месте окончания ступеней и коридор открылся. Сильный порыв ветра ворвался внутрь и сбил нас с Пашкой с ног. Я попыталась подняться. Однако с каждым новым порывом попытки проваливались. Врач молча помог сначала мне, и как только убедился, что я противостою лоб в лоб неуправляемой стихии, наклонился к сынке, взяв его под локти, поставил на ноги впереди, обнял одной рукой, прижав к себе, и уже не отпускал. На спине Кагараши нес продолговатый вытянутый рюкзак. Вереницей мы выползли наружу. Я едва не грохнулась снова. И на этот раз ураган, бушующий на этой планете, был не причем.

— Ого! Мам! — прокричал в костюмном капюшоне сынкин голосок. — Так вниз прямо тянет.

— Низшие, сила притяжения...

Кагараши осекся, пытаясь подобрать нужное слово, но было понятно и так. Фантазия нарисовала нас с Пашкой в виде маленьких железных человечков, додумавшихся ступить на большой круглый магнит. Я тряхнула головой, отогнав шальную мысль. За пределами костюма шумело, грохотало и взрывалось нечто невидимое. Хотя, наверное, не так. Шумело, грохотало и взрывалось не нечто невидимое, а вся природа вокруг.

— Кагараши, а где Сишати и другие?

— Я здесь, — услышала я глубокий спокойный голос капитана. — Не хотите вернуться?

— Ну, уж не-ет, — протянул Пашка.

Сишати хмыкнул.

— Долго не стойте. Минут десять и все. Оглядеться вам хватит.

Я послушно повернулась вокруг своей оси, стараясь удержаться на ногах.

Мы стояли на маленькой треугольной поляне, рядом возвышался уже знакомый по форме сиросэкайский конус с хоботком лестницы до поверхности планеты, легко противостоящей ударам ветра несмотря на кажущуюся невесомость и прозрачность. Справа и слева от нас, заключая поляну в своеобразный полукруг, танцевала гигантская невероятно гибкая черная трава. Толщина самого маленького стебля превышала мою руку. Она поднималась к небу выше корабля и, ветвясь, прогибалась до самой земли. Ураган бил и рвал ее нещадно, порой кладя пластом в ощутимой близости от нас троих.

Прямо перед нами, в просвете между зарослей, тянулась вдаль вереница округлых низких гор, отбрасывающих справа налево длинные тени. Тусклый призрачно желтый свет, проникая сквозь бесчисленные облака, окрашивал окружающую природу в зловещие оттенки.

— Прямо фильм ужасов какой-то! — протянул в капюшоне цветик. Я готова была подтвердить эту мысль многократно.

С неба сорвался разряд и вошел в землю где-то в гуще черной травы. Раздался грохот, от которого заложило уши.

— Вы в порядке? — голос капитана звучал обеспокоено.

— Да! — радостно проорал Пашка.

— Хорошо.

Новый порыв принес косые струи ливня, таки сбившего меня с ног. Хотя ливень — это не совсем удачное определение, скорее это был сильный поток воды, словно мне в спину вдруг направили водяную пушку для разгона буйных демонстрантов. Я упала на колени и поморщилась от резкой боли.

— Мам! С тобой все нормально?

— Что там? — дальше капитан перешел на шипящий, видно обращаясь к Кагараши.

— Отлично все, просто упала.

— Заходите. Достаточно с вас.

Врач молча потянул меня за шиворот. Тоже, подлец, сильный оказался. Поставил на ноги словно тряпичную куклу, будто и не тяжелая я, и шторма нет, и сила притяжения нормальная.

В глубине зарослей слева снова захрустело. В паре метров от моего носа о землю хлыстом ударила травинка, оставив на каменной почве черный плоский предмет, похожий на раздавленное кофейное зерно, размером с две моих головы.

— Ого! Что это? — закричал сынка.

— Побежали отсюда! — вторила ребенку я.

— Мам! Кагараши! Что это? — дернул он за рукав врача.

Последний что-то просвистел.

— Чего? — не поняла я.

— Судя по описанию это семя, — ответил за него Сишати. — Возьмите и уходите.

Пашка, довольный, с помощью парня доковылял до черной тарелки и отодрал ее от камня. Именно отодрал, поскольку она приклеилась к почве.

Спустя полчаса мы сидели в каюте и изучали обнаруженное чудо природы планеты Наташи. Маша с Адольфом развалились в разных углах каюты. Нарашека на кровати. Собак же, видимо решив сыграть на нашей совести, оскорблено свернулся калачиком возле выделенного командой ему горшка, который пришлось поставить внутри каюты поскольку ихнее высочество трусило писать в коридоре за дверью.

— Дольф, иди сюда. Смотри сколько места! — похлопал рукой по полу возле кровати Пашка.

Адресат фыркнул, тяжело прерывисто вздохнул и отвернулся. Тоже мне! Артист Малого и Большого. Кажется, я это уже про кого-то говорила. Я склонилась к костюму ненавязчиво прихватизированному мной во время раздевания, нырнула ухом в капюшон.

— Эй, капитан!

Ответом была тишина.

— Мам, это в маску, наверное, надо.

Я последовала сынкиному совету.

— Да? — раздался удивленный голос. — Где вы?

— В каюте. Мы больше никуда на этой планете не дойдем, — поспешила успокоить Сишати я. Вот интересно, зачем?

— Я слушаю, — он что-то зашипел. В маске раздались короткие ответы на три голоса.

— А когда ураган закончится?

Он хмыкнул.

— Никогда.

Я растерялась.

— То есть как это? Совсем совсем никогда?

— Я запутался, низшая. В вашем языке никогда бывает не совсем?

— Чего? — не поняла я вопроса.

Капитан что-то сердито зашипел. Я услышала отчетливые смешки. Кажется, этот бас принадлежит Шуаи.

— Низшая, мы работать! — О! Этот голос и акцент я с некоторых пор узнаю где угодно!

Сишати холодно отчеканил несколько коротких замысловатых фраз. Смех тут же прекратился. Кагараши больше не подавал признаков жизни.

— Неважно, ураган не кончается. Только дождь идет попеременно.

— Это не дождь, это водопад. А почему?

— Планета повернута к звезде всегда одной стороной. Температуры на освещенной и неосвещенной частях разные, это создает ветер. Понятно?

— Понятно, — я энергично закивала головой, хотя очевидность в моем мозгу еще не была достигнута. Одно я осознала четко:

— Из всех планет во вселенной в мою честь обозвали ту, где можно снимать фильм ужасов!

Он засмеялся.

— Поверь, ей подходит это имя.

— Это намек на мою жизнь?

— А ты оглянись, — Сишати продолжал смеяться. — Мне нравится. Вы похожи с этим миром.

— Очень смешно, — беззлобно пробубнила я. Мне импонировал наш разговор.

— Мам, — склонился ко мне сынка. — По-моему, он нам подходит.

— Кто? — не понял капитан.

10. Голод не тетка, к открытиям потянет

Я зажала ребенку рот ладонью.

— А-а, — извилины усиленно сворачивались и распрямлялись. — Душ, — ляпнула первое попавшееся слово мужского рода.

— Душ?

— Д-да. Мы искупаться хотели.

— Хорошо, мойтесь, мы заканчиваем.

Повисла тишина. Я отложила маску в сторону вместе с костюмом. Пашка укусил меня за палец, я со свистом втянула воздух и отдернула руку.

— Я нечаянно, — без предисловий в своем стиле извинился кактусенок. — Так что думаешь? По-моему, он подходит. Вот Колян не очень и предыдущий, как его там... Емеля...

— Егор.

— Ну да, жлоб на лексусе!

— Еще раз скажешь слово "жлоб", подзатыльник отвешу.

— Не важно. Короче, Сишати классный. Он мне нравится.

— А меня спросить ты не забыл?

— А чего тебя спрашивать. И так все видно.

Моя ладонь сделала обширный полукруг, идя на сближение с сынкиной пятой точкой. Он проворно подпрыгнул и хмыкнув отскочил с кровати. Дольф грозно гавкнул из добровольной ссылки возле горшка.

— Кл-луто! — обрадовалась проснувшаяся Маша.

Пашка засмеялся. Я, поджав губы, попыталась поймать кактус, но он проворно скакал зайцем по каюте. Вещи летели по сторонам. За мной следом, откинув гордость и громко лая, гонял Адольф. Нарашека со своими чудо пальчиками залезла на стену и, повиснув вниз головой, вторила каждому собачьему "гав". Спустя несколько секунд небольшое помещение отчетливо напоминало банальный земной смерч, захвативший в свою воронку все, что попалось на пути. В разгар этого безобразия в каюте собственной нетленной персоной объявился капитан.

— Что... — Ему не дали договорить. Пашка, не сумевший затормозить вовремя, с криком "поберегись" сиганул с кровати прямо на Сишати. Я попыталась остановится, но споткнулась о скомканное на матрасе одеяло и с тянущейся "а" полетела следом. Адольф, шедший за мной по системе нос в попу, прыгнул просто так, до кучи. Раздался глухой удар. Четыре тела треснулись об пол лопатками капитана.

— Кл-луто! — повторила уже откуда-то с потолка Маша. Вот бывает же! Из всего Пашкиного жаргона она додумалась запомнить именно это слово.

Сишати застонал. Я испуганно отодвинула заливающегося смехом кактусенка и взглянула в глаза мужчине. Он улыбался. Я подозрительно нахмурилась. Где-то на моей спине вскочил и залаял собак. Я хрюкнула.

— Дольф! Слезь с меня, подлец!

Капитан перешел на смех.

— Маша! — позвал он мягко. Сверху со знакомым "мяв" упало еще одно туловище (или спрыгнуло, мне было не видно). Дикий собачий визг возвестил о том, куда именно упало туловище. Адольф тут же освободил меня. Мы сели.

— Ну и что это означает?

Я покосилась на родео устроенное нарашекой, где жеребцом выступал Дольф, а наездником она сама.

— Это она начала! — сдал меня кровинушка. Еще и пальцем показал.

— Понятно, — Сишати поднялся на ноги. — Я зашел предупредить. Нас не будет ближайшие шесть часов. Останетесь тут одни, только для вашей же безопасности, ничего не трогайте, сидите в каюте.

Я кивнула. Пашка тоже. Капитан исчез за дверью так же тихо как и появился. Сынка проворно поднялся на ноги и, дойдя до неугомонной звериной парочки, отлепил Машу от спины пса. Адольф тут же скрылся в душевой.

— Как думаешь, долго он там просидит?

Я пожала плечами.

— Не знаю, малыш.

— Я есть хочу.

Дошла до стола, приоткрыла холодильник и тут же его захлопнула. Замечательные запахи, ударившие в нос, возвестили о том, что еды там больше нет.

— Сиди здесь, — велела я сынке и выскочила в коридор. Бегом кинулась к соседнему с грузовым помещению (так и не выяснила как оно называется), но ни капитана, ни команды уже не обнаружила. К Пашке вернулась с пустыми руками, но с вполне гениальной мыслью.

— Бери ключ от дверей. Пошли искать кухню.

Охочий до исследований кактус радостно подпрыгнул.

— Дольф, пошли.

Собак не подал признаков жизни из укрытия, мы не стали тревожить его и без того расшатанную психику.

Разведку начали от рубки, где коридор разделялся на две части, как все земляне, отправившись налево. За первой же дверью скрывалось обширных размеров помещение, по периметру коего тянулись мутновато-прозрачные от потолка до пола параллелепипеды из все того же странного материала. Внутри на хаотично устроенных полках хорошо просматривались удивительных форм предметы, какие-то растения, колбы с жидкостями, камни.

— Это, наверное, шкафы, — осенило светлую головку цветика. — Смотри, мам, тут и надписи есть. Они же исследователи. Собирают, наверное.

Я оглядела разноцветные каракули, ровными рядами, украшающие поверхность "шкафов".

— Это точно не кухня. Пошли дальше, — вывела сынку с Машей в коридор.

Следующая на этой стороне дверь скрывала почти такое же помещение с той разницей, что предметы внутри параллелепипедов были другие. За дверью напротив хранилища (надо же мне было как-то идентифицировать для себя это безобразие) располагалась похожая на нашу каюта. Пашка бесцеремонно заскочил внутрь к одной из стен, на которой красовалась небольших размеров картина.

— Мам, это Шуаи!

Я осторожно приблизилась к холсту, с которого и в самом деле улыбался наш знакомый сиросэкай в обнимку с пожилой парой и молодой, низенькой девушкой.

— Как думаешь, это его девушка?

Я с сомнением покачала головой.

— Больше на сестру похожа. Пошли, так нельзя делать. Нас сюда не приглашали.

Ребенок послушно поскребся в коридор.

Следующие две двери по левой стороне мы знали — грузовой отсек с девяткой и выход к хоботку лестницы. За дверью справа оказалась еще одна каюта, хозяин которой любил, нет, обожал все разноцветное. Такое буйство красок не наблюдалось ни в нашей каюте, на в пристанище Шуаи. На почти таком же холсте стоял счастливый Кагараши в обнимку с низеньким пожилым мужчиной.

— Это, наверное, семейные портреты, — подумала вслух я.

— Похоже, — согласился Пашка.

Нарашека повернулась к нам и что-то прошипела на языке команды.

— Прости, милая, мы тебя не понимаем, — развела я руками.

Маша вздохнула и снова взглянула своими глазищами на картину.

Дальше коридор повернул направо, и первая же дверь привела нас в помещение с небольшим столом по центру.