| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Нас, практически, не кормили, в темной сырой клетке мы умирали. Остались не люди, остались души тех людей, что были там, в той деревне. Сколько времени уже прошло? Как же ломается жизнь, когда ты сидишь взаперти и дышишь воздухом, который воняет сгнившей тряпкой. Наши враги периодически приходили и издевались, но парни не теряли достоинство, нет, не сейчас, умирать так с гордо поднятой головой. Аллочка, я так и не исполнила свое обещание, прости...
В конечном итоге нас осталось трое: я, Кузмич и Скворцов. Скоро должно было придти время выбора жертвы, мы молчали. А о чем можно говорить?
— Ань, я давно хотел тебе кое-что сказать, — обратился ко мне Никита, когда до прихода тюремщика осталось минут пять.
— Говори, — постаралась улыбнуться я.
— Я ведь, когда тебя увидел, — он замолчал.
Я не торопила.
— Влюбился как дурак, — я распахнула глаза. Влюбился? — Да, да влюбился. Думал закончиться война, замуж тебя позову, — я молчала, шокирована столь неожиданным известием. — А когда узнал что тебе Волков нравиться, — при звуке этой фамилия я вздрогнула. — Прости. И вот можно сказать сбылась моя мечта, я и ты вдвоем, — Кузьмич хмыкнул. — Да уж, не самое, конечно, лучшее место, но, Ань, прости за дерзость, не могла бы ты меня поцеловать, — я посмотрела в его глаза, ведь я даже внимания на него не обращала, как к другу относилась, а тут, я кивнула. Не критикуйте меня, я не могла отказать, смотря в глаза, которые полны невероятной нежности ко мне, когда я сама умирала от пустоты внутри. Приблизилась к нему, я поцеловала его в щечку и обняла, он прижал меня к себе.
— Прости, я не знала, — прошептала я ему на ухо. Он улыбнулся, отпустил меня и сказал:
— Теперь и умирать, приятно будет.
— Теперь тебе надо на ней жениться, — пошутил Кузьмич.
— Я согласна, — произнесла я. Никита посмотрел на меня, грустно улыбнулся и сказал:
— Ань, не стоить себя корить, ты не виновата в том, что я влюбился, — потом с улыбкой добавил. — Вот я вернусь, и тогда ты от своих слов не отвертишься, — а я слышала, как открывается дверь в нашу личную "гробницу", шаги, бряцанье ключей, скрип двери и смотрела в лицо неожиданного воздыхателя и понимала, что исполнила его предсмертное желание.
— Выходи, — произнес тюремщик, Никита встал, отряхнулся, и веселой походкой направился на выход, когда решетка за ним закрылась, и военный прошел вперед, он повернулся ко мне, взглянул в глаза, улыбнулся, послав воздушный поцелуй прошептал:
— Все будет хорошо, — и ушел, скрылся в темноте.
"Лжец!!! Жалкий лжец! Ненавижу! Обманщик! Вернись же! Прошу..." — думала я, в яростном порыве, подбежав к решетке и начав ее трясти.
Но на мои мысли ответила лишь тишина, и от этого стало еще хуже.
"Ненавижу тебя! Как ты посмел! Почему все молчат?! Почему так холодно, сыро? Не могу больше, не могу. Вернись же, кому сказала..."
— Ань, отойди от решетки, и хватит ее трясти, он не вернется, только внимание к себе привлечешь, — раздался из угла голос Кузмича. Я повернулась в его сторону и попыталась что-то сказать, но изо рта вырвался только полурык, полувсхлип из так внезапно схватившего спазмом горла, не позволил произнести что-то внятное. — Успокойся и отдохни лучше, — сказал он и отвернулся к стенке.
Ночью уснуть мне так и не удалось. Я безотрывно смотрела на решетку, опустошенная, обездушенная, с гигантской черной, кровоточащей дырой вместо сердца. Раздался какой-то шум из угла, и я расслышала, как меня позвал Кузмич
— Ань, иди сюда, — я посмотрела на него пытаясь понять, что он хочет, До мозга все доходило как в замедленной съемке. Но когда поняла, подошла к нему. — Мы должны бежать, — сказал он мне. Я подняла вопросительно бровь и непонимающе на него посмотрела. Бежать? Как? — Мы тут туннель прорыли, и не удивляйся, ты так часто уходила в себя что могла и не заметить, — да, наверно. — Ползи первая, сказал он и, отодвинув камень, я увидела небольшой по диаметру проход, вот она жажда свободы. Я начала вползать туда. На локтях, сдирая руки в кровь, я ползла на волю, я слышала, как Кузьмич задвинул камень назад и ползет за мной.
— Тут тупик, — сказала, упершись головой во что-то твердое.
— Это, камень, попытайся его сдвинуть, — раздалось сзади. Вложив все оставшиеся силы, я толкнула, еще раз и еще, камень хоть и нехотя, но поддавался, на пятом толчке он сдался на волю победителя и выпал. Я вылезла, оказывается, дом, где мы находились, был одноэтажным с одной стороны и двухэтажным — с другой, как бы объяснить, первый этаж был наполовину скрыт в земле, поэтому и создавалось ощущение подвала, но если посмотреть с задней части, то первый этаж был виден полностью.
Вылез Кузьмич, и мы поползли подальше от лагеря врагов. Ползти пришлось метров сто, они так были уверенны в своей победе, что не удосужились поставить даже ограду. Ночь была темная, наше преимущество было в том, что следующий обход должен был пройти в обед, так что вся ночь была впереди.
Сначала мы шли медленно, постоянно оглядываясь, чтобы, если что спрятаться от преследователей, потом, отойдя на достаточное расстояние, побежали, установили темп и, следуя ему, пробежали достаточно далеко, потом был небольшой перерыв.
Нашли ручей, там попив и немного передохнув, продолжили свой путь. Мы старались держаться дороги, но быть в тени.
— Остановись, — прошептал Кузьмич, так как все чувства были напряжены, я расслышала его шепот. — Ложись быстро, машина едет, — сказал он, и мы синхронно легли на землю, высокие травы служили нам прикрытием. И в правду через несколько минут проехали две машины.
— Начальство, плохо дело, — сказал мой спутник.
— Почему?
— Они едет на ту базу, на которой нас держали, и их подчиненные захотят показать им нас, так что прибавь шагу, — и мы опять летели в ночь.
Бег-шаг, бег-шаг, мы ни на минуту не останавливались. Вперед, вперед, вперед. Кузьмич сказал, что скоро должна появиться наша база, надежда на спасения подстегивала сильнее всего.
Лишь под утро мы, найдя небольшое пристанище около гор, которые словно змеи оплетали Кавказ, мы прилегли отдохнуть. Но поставили дежурных: сначала дежурил Кузьмич, потом я, а после недолгого отдыха мы возобновили намеченный маршрут.
Проблема состояла в том, что выйдя на главную дорогу, сойти с нее было невозможно, так как с одной стороны были горы, с другой резкий обрыв, дорога буквально висела над пропастью. Последний раз, сделав привал, Кузьмич дал мне напутствия:
— Так, если что, ты мой немой сын поняла? — сказал он. — Язык я знаю, по-нашему виду, сойдем за беженцев, все будет хорошо, только верь, — улыбнулся мужчина, который так долго был для меня строгим начальником.
— Кузьмич, а почему мы с ребятами сбежать не могла? Хотя бы с Никитой? — задала я давно интересующий меня вопрос.
— Туннель не дорыт был, я его только вчера окончил, — сказал он. — Да, и нам легче сбежать было, кому нужны старик и хилый паренек?
— А когда вы начали его рыть?
— С самого начала, Артем сюда на разведку ходил и сказал, что можно подкоп сделать.
— Почему вы меня не попросили?
— Тебя? — он засмеялся. — Да ты бы себя видела, маленькая, худенькая, бледная вся, сидишь вся в себе, тебя все потревожить боялись, горе-то какое случилось, — он осекся, я отвернулась. Потом, все потом, сейчас главное выбраться, позже себя жалеть начну.
— Ну, сына, пошли, — я улыбнулась.
Шли мы минут сорок, никого до этого не встречая.
— Машина, — сказал Кузьмич, и мы остановились. Плохо, очень плохо. Господи спаси.
Стояли мы, пока машина не приблизилась на расстояние десяти метров. Военная. Подъехав поближе, с нами заговорил тот, что сидел рядом с водителем.
Он задал вопрос, Кузьмич ответил, потом показал на меня, и начал что-то говорить. Разговор продолжался недолго в основном нам задавали вопросы, мы же отвечали. Видимо, наших врагов удовлетворил ответ, и нас пропустили.
Нам удалось пройти шагов десять, как нас окликнули, и тот, кто затеял разговор, стрельнул в Кузьмича, тот упал навзничь. Я же в этот момент, толком не думая, сиганула с обрыва. Летела я долго, преследователи даже не пошли за мной, твердо были уверены, что я погибла. Ах, если бы. Интересно, они знали, что мы сбежали? Или они расстреливают всех? Да какая теперь разница...
Упав с обрыва, я, кажется, сломала себе ногу, не считая многочисленных ран и ушибов, это было единственное серьезное повреждение. Пролежала довольно долго, не в силах пошевелиться и осознание, что я осталась одна, не давало мне преимуществ.
Отдохнув, я стала продвигаться ползком, с многочисленными остановками, но продвигалась. Не помню, сколько прошло времени, может день, может два, может пять, все смешалось в один комок душевной и физической боли и жаждой жизни.
Отдыхая, я услышала голоса, наших, русских. Ура!
Вдохнув посильней, я крикнула своим охрипшим голосом:
— Спасите, спасите, — и потеряла сознание. Все я перешла черту, если не спасут, значит умирать мне среди скал, в неродной земле. Все. Устала.
* * *
Глаза открывались тяжело и нехотя. В голове был гул. Передо мной предстала больничная комната, которая была одноместная. Значит, успели, фух.
Когда я очнулась, в палате присутствовала медсестра, увидев, что я пришла в себя, она убежала за врачом. Тот не заставил себя долго ждать.
— Здравствуйте, я ваш лечащий врач Анатолий Иванович — приветливо представился мужчина лет тридцати — тридцати пяти. — Как самочувствие?
— Все хорошо. Где я сейчас нахожусь?
— В Москве, Вас доставили недавно, ничего серьезного не было, просто Вы очень долго не приходили в себя.
— Вы сообщили моим родителям?
— Увы, но при Вас не было документов, и вашу личность нам установить не удалось. Вы помните ваше имя?
— Да, Гусарская Анна Владимировна, 1987 года рождения, была волонтером на Кавказе, училась в Московском военном училище, — и еще массу подробностей.
— Хорошо, свой номер Вы сообщили, пойду, обрадую ваших родных, — сказал он и вышел, мама, папа, как же я по вам скучала.
Вечером зашла медсестра, врач так и не появлялся.
— Девушка, а где Анатолий Иванович? — спросила я.
— У него операция сложная.
— А когда мне можно будет выписаться?
— Завтра вечером, если Вы себя хорошо чувствуете, — сказала девушка и ушла из палаты, нервная какая-то.
Ни на следующие утро, ни днем, врач не появился, когда я вечером приводила себя в порядок и готовилась к выписке, ко мне в палату зашло четыре мужчины: один в форме (судя по погонам полковник), два в черных костюмах и один с камерой.
— Здравствуйте, Вы Анна Гусарская? — начал разговор военный.
— Да, — сдавленно ответила я.
— Включай камеру, — сказал он и понеслось. — Анна, Вы стали символом победы и воли к жизни, — та-та-та тро-ло-ло. — И в знак благодарности мы Вам вручаем благодарность от лица мера города, за отвагу и мужество, — за что? — Так же Вы награждаетесь медалью и денежной компенсацией в размере пятидесяти тысяч, — улыбаясь, сказал он, и стоило выключиться камере, вышел так же быстро, как появился, со всеми остальными. Странно, даже не представился, не говоря уже о вежливости. Пиар — мощная штука. Во время незапланированного интервью я стояла неподвижно и даже слова не могла вставить в тот поток льстивых слов, но хотя бы денег дали, а, то я думала — идти у друзей просить.
В итоге, я одна, выходила в шумную Москву. Вызвав предварительно такси, направилась на вокзал, там купив билеты во Владимир, сидела и ждала поезда.
* * *
Выйдя на пирон, я полной грудью вдохнула воздух своей родины. Сев в такси, я поехала домой.
Поднялась на четвертый этаж и позвонила в такую родную дверь, но никто не открыл, странно, им, же вроде, сообщить должны. Хотя мама, наверное, как всегда в магазин с папой пошла, чтобы приготовить шикарный ужин для меня. Хорошо, что запасной ключ мы оставляли бабе Маше, нашей соседке напротив, старая знакомая нашей покойной бабушки.
Я позвонила, дверь не открыли.
— Баб Маш, это я Аня, мне бы ключи забрать, — за дверью послышался шум, потом звук перебирания ключей, в итоге — дверь открылась, а за ней предстала баб Маша, вечно в бигудях и любимом сиреневом халате. — Здрасти.
— Анечка, а я тебя в новостях видела, — сказала она и сжала меня в объятьях. — Даже не узнала бы, если имя твое не произнесли, похудела, подстриглась.
— А где мои родители? Давно ушли?
— Ой, Аня, давно, как по новостям передали, что были захвачены несколько баз, так они и ушли. Анечка, горе то, какое, им же письмо пришло, что тебя гранатой разорвало. Анечка, девочка моя, ты только не волнуйся, все хорошо будет, — говорила она, держа меня за холодеющие руки.
— Где они?
— Вместе они, Ань, папа как узнал у него инфаркт случился, — у меня потемнело в глазах и задрожали руки.
— Мама?
— А у мамы приступ начался, а под рукой лекарства не оказалась, — моя мама была астматиком. Была... Почему о всех моих близких я начинаю говорить в прошедшем времени?!
— Когда? — бесчувственным голосом спросила я.
— Да, как письмо пришло, за три дня они и... ушли. Анечка, солнышко, я с тобой, хочешь ты у меня поживешь? — заботливо начала говорить она.
— Где? — она поняла вопрос и сказала номер кладбища, — вызвав у нее такси, я поехала туда.
А на улице был дождь, даже ливень, и из туч лились слезы, которые не могла пролить я, все заледенело, умерло, окоченело. Только боль и пустота, в которой так хотелось спрятаться.
У могилы родителей я простояла до утра, сторож, увидев меня, не стал мешать, видимо не раз был свидетелем подобных сцен, я им рассказывала все, что со мной произошло, про Сашу... Саша. Про ребят, про побег, про смерть, которая меня окружала. Похвалилась, что мне медаль дали. Стало легче, как если бы к оторванной руке приложили подорожник, эффекта никакого только с виду какая-то помощь.
Все мокрая и опустошенная я вернулась домой, взяла ключи и вошла в такую пустую и одинокую квартиру. Родители не успели ее продать, так что теперь она моя, такая же пустая, как и ее хозяйка.
Осталось узнать про единственного дорогого мне человека, про Аллу, в больнице я узнала, что Алла проходила там обследование, жива, это главное.
Я собралась и пошла по известному с детства маршруту, ее родители купили новую квартиру, а Але отдали старую.
Музыка долбила в уши, все будет хорошо. Правда? Одна Алка у меня осталась, мне нужен собеседник, иначе, я окончательно свихнусь. Вот и дом.
Я зашла в подъезд, так девятый этаж, пешком пройдусь. Алла, как же я скучала. В своем воображении я уже рисовала удивленное лицо подруги, ее слезы, расспросы, радость.
Я позвонила в квартиру, дверь не открыли, еще раз, тишина, позвонив еще несколько раз, решила, что ее нет дома. Блин, как назло сотик забыла. Я зашла в лифт, нажала на кнопку первого этажа. Внизу подожду, ну, или попрошу прохожих позвонить.
Первый этаж встретил меня суетой и шумом, свадьба что ли?
— Ох, глупенькая, — залепетала женщина.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
