Записки подменыша

Он снова сжал кулаки; возбуждённо засмеялся, щуря хитрые кошачьи глаза. Алиса покачала головой.

— Прости, но я опираюсь на свой опыт. Может, и школа жизни — но, например, один капитан там во всеуслышание хвастался тем, как пьяным (цитирую) "снял в городе двух шалав и выебал их прямо в части". А перед этим — подрался с кем-то и разбил ларёк. У него, к слову, была жена с двумя детьми, беременная третьим. И там это абсолютная норма. Его считали героем.

Даниэль чуть помрачнел.

— Такие есть во всех сферах. Но армия как система призвана как раз искоренять таких. Они — ошибка в системе. Они вредны социуму.

— Весьма... механистичное суждение. Прагматичное.

— Я всегда мыслю прагматично.

— А как с этим сочетается неумение выбирать?

— То есть?

— Ну, ты подчеркнул, что не умеешь выбирать, что опираешься на выбор другого человека. И, насколько я могу судить, у тебя это действительно доведено до абсолюта. "Где встретимся?" — вместо конкретного предложения. "Что ты возьмёшь, то и я", — даже когда речь просто о булочке с кофе. — (Даниэль улыбнулся, почему-то просияв. Слушал он без смущения и жадно — так жадно, будто наблюдательные рассуждения Алисы о нём были упоительным нектаром, по капле льющимся ему в рот). — Я, кстати говоря, не люблю такое — когда встретиться предлагает человек, а место мне выбирать самой... Ну да ладно. И вот — разве это прагматично? Разве это не просто — извини — позиция приспособления?

— А разве это не самая прагматичная из позиций? — промурлыкал Даниэль, легко парируя её выпад. Он всем корпусом подался вперёд, неотрывно глядя ей в лицо; забытый телефон лежал рядом с его локтем экраном вниз. — Я передоверяю другому человеку то, что у него лучше получается. То, в чём он разбирается лучше. Ты явно лучше меня знаешь заведения в центре Гранд-Вавилона, больше меня куда-то ходишь — так почему бы тебе не выбрать место? Ты уже была здесь и знаешь, что? вкусно, — так почему бы не выбрать еду?.. Если бы это делал я, мы бы только зря тянули время и ухудшали качество встречи. Это нерационально!

— Возможно. Но, если так делать всегда, разве это не приведёт к перекладыванию ответственности на другого человека?

— Скорее всего. Ну и похуй! — он улыбнулся с жутковатым спокойствием. — Я ненавижу ответственность.

Предсказуемо. Алиса тоже выдавила улыбку.

— Печально слышать. Я ответственность очень люблю.

— Я и одежду себе сам выбирать не люблю, например. Не умею. — (Не расслышав реплику про ответственность (специально или случайно?..), Даниэль кокетливо смахнул с плеча невидимую пылинку). — Любовь к одежде в меня внедрила Мари — до неё меня это не особо интересовало. Но всё равно у меня нет чувства стиля. Я всегда прошу консультанта подобрать мне вещи. Или человека, который приходит со мной. Или беру готовый комплект вещей с манекена. Доверяюсь, опять же, мнению того, кто более авторитетен в этом вопросе.

— Никогда бы не подумала, — призналась Алиса, ещё раз оглядывая его чёрную рубашку, жилет, пиджак и серебристо поблёскивающий пирсинг. Кто бы мог предположить, что этот воплощённый секс — всего лишь конструктор, искусно собранный чужими руками? — У тебя в образе всё так... тщательно подобрано. Каждая деталь.

— Именно потому, что не мной! Если мне говорят, что мне что-то идёт, — я ношу. Если говорят, что не идёт — хотя бы раз, — выкидываю эту вещь нахуй и больше не надеваю её! И так всегда, — спокойно проговорил Даниэль.

— Кто там критиковал максимализм? — поражённо выдавила она.

— Это как раз не максимализм, а сама практичность! — легко вывернулся он. — Другим ведь виднее, как я выгляжу. Не мне об этом судить.

— Но выбрасывать вещь просто из-за того, что кто-то сказал, что она тебе не идёт... Это как-то... — (Странно? Безумно? Категорично и инфантильно? Алиса представила, как он бродит с какой-то из своих бывших по магазинам, будто таскаясь вслед за мамочкой, — и вздрогнула). — Не знаю. Это просто чужое мнение, но ты же можешь быть с ним не согласен. Ты сам должен понимать, что идёт тебе, а что нет, что нравится, а что нет.

— Ну так а я не понимаю! — снова чуть мрачнея (начиная раздражаться?) отрезал Даниэль. — В том и проблема. Я не человек, я ёбаный киборг!.. Вот, смотри. — (Он опять схватил телефон, наконец-то нашёл нужные фото и протянул их Алисе. Она улыбнулась, увидев ярко-фиолетовый ирокез — причудливый, как гребень какаду. Даниэля сняли на фоне какого-то окна — и он нежно гладил кактус с фиолетовыми иголками). — Прикольно, да?

— Да, мило. Два кактуса в тон.

— Ага! А вот эта? — (Следующее фото сопровождалось надписью: "Когда ждёшь препода на паре". Даниэль — тоже с ирокезом — лежал на полу кабинета, будто Инстаграм-дива, загорающая на пляже: на животе, манерно подперев подбородок кончиками пальцев и болтая ногами в воздухе). — Самое смешное — я ведь реально ждал препода в колледже!.. Ой, а вот ещё...

Следующие несколько минут прошли в детальном, смакующем анализе старых фотографий и постов Даниэля. Он с детской радостью вскрикивал, заметив какую-нибудь памятную агрессивную песню, жадно изучал старые мемы, шутки об играх и изредка мелькающие на фоне лица друзей, сравнивал количество лайков под разными постами — и забавно возмущался и хмурился, заметив, что какое-нибудь его фото понравилось восторженным зрителям меньше других. Алиса давно не видела такого отчаянно-эгоцентричного, нервного самолюбования. Казалось, что он готов сладострастно перелистывать свою страницу снова и снова — то от настоящего к прошлому, то наоборот. Когда они дошли до поста с размытой фотографией ночного города и песней под названием "I Wanna Be Your Dog", губы Даниэля тронула горько-злая улыбка.

— Это я к той шизофреничке, Мадлен, ехал в тот момент.

— Ох. Со смыслом.

— Да уж... Ладно, ты права — хватит дрочить на свою страницу! Извини. — (Даниэль с серьёзным видом убрал телефон. Алиса едва сдержала хихиканье: он назвал свои действия весьма метко). — Но это я всё к чему? В разное время, в разных ситуациях я выгляжу абсолютно по-разному. И это может очень быстро меняться — буквально за несколько недель. Поэтому какой смысл говорить о моих вкусах, желаниях, мнениях? Я киборг! Протокол адаптации активирован!..

А может, дело не в высоких словах вроде адаптации, а в банальном отсутствии этих вкусов, желаний и мнений? Алиса вздохнула.

— Но возводить это в абсолют — всё равно странно. Если бы все без конца копировали друг друга и адаптировались, в итоге человечество ведь превратилось бы в армию клонов? Должно же быть в каждом что-то своё...

— Все люди разные — но все люди одинаковые! — пренебрежительно встряхнув пальцами, воскликнул Даниэль. — Я всегда это говорю. У нас у всех одинаковые тела, одинаковые модели поведения и мышления, одинаковые этапы взросления — семья, детский сад, школа, колледж или универ, работа, брак, всё такое. Одинаковые потребности и желания. Да, есть нюансы, особенности характера, судьбы и так далее. Но, если копнуть поглубже, все люди окажутся одинаковыми. — (И снова это усталое пренебрежение в тоне и взгляде — будто прекрасный молодой бог, скучая, разглядывает муравьишек-людей с высоты. А плеть ему действительно пошла бы, — отстранённо подумала Алиса. Или тяжёлая цепь. Или нож. С ножом он к тому же явно умеет обращаться). — И "армия клонов" — это весьма возможный вариант будущего. Даже очень вероятный. Не думала об этом?

Даниэль вдруг подмигнул, глядя на неё пристально и лукаво. Алиса представила, как валит его на столик — прямо здесь, в этой милой уютной пекарне, — и запускает зубы в его нежную шею. А потом — засасывает кожу так, чтобы остался синячок.

Её метка. Её авторское клеймо. На вкус его кожа сейчас, должно быть, сладковато-шипровая — такая же, как этот парфюм.

— Думала. Но это было бы очень... антиутопичное общество. Тотальная власть обезличенных масс, в духе Ортеги-и-Гассета.

— Страш-шно, да? — зловещим шёпотом прошипел Даниэль — и засмеялся. — Но всё вроде примерно к тому и идёт, разве нет?.. Знаешь, мне нравится с тобой разговаривать, — вдруг добавил он. Алиса благодарно кивнула, сдерживая привычное торжество. Хотя — здесь с торжеством будет посложнее. Вскружить голову этому жутковато-красивому существу не так просто, как кому-нибудь из её рабов. Или как Адаму — полковнику в отставке. — У тебя обо всём есть своё мнение! Ты не просто соглашаешься или агрессивно споришь, а рассуждаешь, доказываешь... — (Он снова закашлялся, прикрывая рот кулаком). — Ох, прости.

— Ничего. Ты плохо себя чувствуешь? Может, воды купить?

— Да, кажется, начинаю заболевать. Но похуй, неважно!.. Ещё мне нравятся переходы тем! Скажи же, это забавно — начать с игр и одежды и дойти до такого вот?!

— Это нормально. Ассоциативный принцип развития диалога, когда одно цепляется за другое. Мне он тоже больше всего нравится, — смягчив голос до бархатности, согласилась Алиса. — Не люблю нудные, топорные переходы от темы к теме. А вот такие, непринуждённые — люблю.

Даниэль восхищённо сложил из пальцев сердечко, и она засмеялась от умиления.

— У меня всё строится на такой ассоциативности! Я сам — своего рода пожилая ассоциативность! — прощебетал он. — Я ту же историю так изучал, например. Уже говорил, кажется — в школе или колледже она меня вообще не интересовала, похуй было и всё. А пото-ом, с Assassin's Creed!..

— Ну, здесь у меня не совсем так же. Я всё-таки часто люблю изучать что-то системно, глубоко. И в истории у меня больше общих, системных знаний, чем конкретных. Ты вот упоминаешь, например, имена конкретных пап, которые в тот или иной период правили в Ватикане — а я вечно в них путаюсь, мне это ни о чём не говорит. Но зато политическую ситуацию в каждом из этих периодов я могу охарактеризовать в целом. И точно так же не знаю, например, многих деталей об оружии, о конкретных битвах — но...

— Ох, а хочешь, покажу тебе боевой костюм, в котором сейчас гоняю в игре про фронтир?! — взбудораженно ёрзая на стуле, предложил Даниэль — и, не дожидаясь её согласия, схватил телефон.

Его прервал грохот входной двери и манерный пьяный вопль:

— Ну, что у нас тут?!

В пекарню ввалился чёрный парень в женской куртке, длинноволосом рыжем парике и лосинах, покрытых леопардовыми пятнами. Да это же один из тех незадачливых пассажиров Адама, — вдруг поняла Алиса. Это он стоял на тротуаре с приятелем (напарником? бойфрендом?) и мёрз, тщетно дожидаясь такси.

Тонкая вибрация совпадений, уловленное созвучие. Абсурдно-сюрная сценка — но то, что такие сценки тянутся к Даниэлю, о многом говорит.

— Девочки, а что это у вас выбор такой убогий, а-а?! Налейте даме кофе, будьте любезны!

Транс отвратительно-тонким голосом растягивал слова, шатался, надувая пухлые губы. Кто-то косился на него с хихиканьем, кто-то — с откровенной брезгливостью, кто-то старался не замечать. Даниэль умолк, серьёзно глядя на Алису, не оборачиваясь, — и захрустел пальцами. На его скулах заходили желваки. Дикая кошка, готовая к прыжку; мурчание на грани со смертоносным рыком.

— Вот за это я и не люблю Гранд-Вавилон, — тихо процедил он, пока транс продолжал дебоширить у прилавка, а несчастные кассиры сухо отвечали ему (ей?..), что кофе тут наливают только за деньги, а пиво и вовсе не наливают. — Повсюду вот такое происходит. Ёбаный беспредел.

Что-то шевельнулось в её памяти — будто кто-то подул на мутную воду. Другое кафе, другой человек напротив, другой нарушитель спокойствия...

Ах нет, там был Наджиб. Ифрит, не человек. Он вывел из кафе того пьяного бомжа — благородно помог персоналу. И потом всю дорогу сиял, откровенно кичась своим благородством.

Что же сделает Даниэль?

— ...Нет, я не понимаю, в чём ваша проблема? Вы меня пьяной считаете, что ли? Меня-а?! — (В визгливом голосе транса захлюпали истеричные слёзы; на щеке Даниэля дёрнулась мышца. Он медленно-медленно, не глядя на Алису, повернулся в сторону прилавка. Уголки его губ были приподняты, но остекленевшие глаза ничего не выражали. Алиса вдруг поняла: то, что она сначала приняла за прелестные, как у ангела из детской сказки, ямочки на щеках, — вовсе не ямочки. Такая есть только на одной щеке, на другой — нет; гибельная, хаотичная асимметрия, которая проявляется, если вглядеться в совершенство вблизи. Шрам?..). — Да я ВООБЩЕ не пью, к вашему сведению, ни гло-точ-ка! Сегодня — да, так получилось, выпила, у всех бывают моменты слабости! И что теперь?! Сразу смотреть на меня, как на шваль, и отказываться налить мне кофе?!

— Мы с радостью нальём кофе. Только, пожалуйста, оплатите заказ, — в пятый или шестой раз повторила девушка-кассир. Она нервно улыбалась, но в её глазах за стёклами очков уже мерцала паника. Даниэль снова хрустнул пальцами и монотонно пробормотал:

— Ненавижу.

— Пьяных? — спросила Алиса.

— Нет. Когда обижают женщин, — отрезал он — так жёстко и озлобленно, что ей стало не по себе. — Вот поэтому я ненавижу мужчин. Убивал бы их голыми руками!.. А эти женщины — видишь? Они ведь и сделать ничего не могут. Не имеют права выгнать клиента или хамить ему. И охраны нет, чтобы выставить. Гадость.

— Гадость?! Кто это сказал — гадость?! — поправляя съехавший парик, гневно тявкнул транс. Потом шагнул к их столику — и впервые заглянул в лицо Даниэлю. Жалобно вскрикнул, всплеснув руками, покачнулся и чуть не упал; кассир с тоской покосилась на стекло витрины, оказавшееся в опасной близости от его неустойчивых па. — Ох, боже мой, молодой человек, Вы такой красивый!..

— Я знаю, — хищно улыбнувшись, сказал Даниэль. Сказал очень спокойно — но Алиса почему-то знала, что сейчас он представляет, как парой точных движений выбрасывает транса на улицу, в снегопад. А потом — награждает его парой пинков, слушая жалкий пьяный скулёж. На десерт, вместо кофе.

Или — как пальцами выдавливает чёрные, будто сливы, глаза транса. Как расцарапывает размалёванное лицо... Алиса вздрогнула, захваченная тугой горячей волной своей — его?.. — жестокой фантазии.

В ответ на "Вы красивый" — не растерянно-польщённое "Спасибо", а невозмутимое "Я знаю". Наверное, он на все комплименты отвечает так — потому что слышал это тысячи раз. Тысячи од своему лицу, телу, голосу; тысячи тропок, которые никуда не ведут.

Красота жестока в своей неотвратимости.

— Красивый, потрясающе красивое лицо! — замерев, восхищённо проблеял транс. — Вы, наверное, модель, да? Гуччи? Версаче?!

Кто-то захихикал — но Алису почему-то совсем не тянуло смеяться. Даниэль улыбался с прежним спокойствием; смотрел трансу в глаза, приподняв брови в вежливом ожидании. Будто невозмутимый, стерильно-любезный клерк на рабочем месте: здравствуйте, чем я могу помочь? Может быть, выпить Вашу кровь или переломать Вам кости?..

— Нет, — низкий баритон Даниэля прозвучал как топор, опускающийся на плаху; транс страстно задрожал, заламывая руки. Его пьяная вздорная агрессия, казалось, растворилась в чистом восторге.

— А мне кажется, Вы модель! Точно, точно модель! Вы очень красивый — и добрый, я это сразу поняла!.. Не купите кофе бедной женщине? — пытаясь ровно устоять на ногах, влюблённо ворковал транс.