Последыш 3

Большой Летний бал по традиции устраивался двадцать четвертого июля в день Святой княгини Ольги, который, в свою очередь, являлся компромиссом между язычниками, полагавшими Ольгу великой языческой правительницей древней Руси, — особенно ее почитали северяне и западники, для которых Хельга "своя в доску", — и православными, упиравшими на то, что Ольга стала первой православной правительницей древнерусского государства. Эдакий день примирения под властной рукой великорусского басилевса. Бармин, было дело, предполагал эту великосветскую тусовку пропустить, — типа, не до танцев, — но не тут-то было. В Усть-Углу пришли официальные именные приглашения: Ингвару и всем без исключения его женщинам. Не как семье, поскольку семьей на данный момент являлись только они с Варварой, а индивидуальные, и тут уже, хрен, отвертишься от монаршей милости. Так что пришлось ехать, тем более, что князь Северский лично гарантировал безопасность, как при перелете, так и в самом Новгороде. И это, как понял Бармин, не было каким-то исключением из правил, сделанным исключительно для него, любимого.

Императорские приемы, — большие и малые, официальные и частные, если такое вообще возможно в случае венценосца, — исторически являлись, чем-то вроде "водного перемирия": воевать можно до или после бала, но не во время. Тоже касалось и покушений. Во всяком случае, последняя попытка свести счеты во время императорского приема произошла более ста лет назад, и ничем хорошим для инициатора конфликта не кончилась. Впрочем, как и для того, на кого покушались. Нападавшего, разумеется, судили и казнили, но жертву покушения к тому времени уже успели похоронить. Поэтому, исходя из принципа "доверяй, но проверяй", Ингвар, во-первых, вооружил всех своих красавиц защитными артефактами, — боевые в императорском дворце были строго запрещены, — во-вторых, заранее выслал в Ковенское палаццо, являвшееся резиденцией Менгденов в Новгороде, не только штат слуг, но и взвод охраны с тяжелым вооружением, усиленный к тому же полудюжиной телохранителей и несколькими специалистами из службы безопасности, вместе с которыми в столицу прибыли так же майор Злобина и полковник Кальф-Калифа, и, в-третьих всех членов недосемьи Менгденов сопровождали личные телохранители, по двое на каждого. Исходя из принципа, что лучше перебдеть, чем недобдеть и кашу маслом не испортишь, чтобы не пришлось потом кусать локти.

Итак, они прилетели утром, — точнее, в 10:12 по Пулковскому меридиональному времени, — на своем собственном, украшенном гербом Менгденов шестидесятиместном конвертоплане Алерион-500. Стильная и удобная машина с отдельным салоном класса люкс на двенадцать кресел, роскошной туалетной комнатой, душевой кабинкой, камбузом и баром, мощная, надежная и к тому же хорошо вооруженная: 6в12,7 мм пулемётов в надфюзеляжной и хвостовой турелях с электроприводом, автоматическая четырехствольная 20 мм пушка в подфюзеляжном блистере и четыре ракеты класса воздух-воздух ближнего радиуса действия. И это, не считая двух ударных геликоптеров сопровождения, шедших с ними от самой Усть-Углы. Так что путешествовали с комфортом и с ветерком, с охраной и слугами, а в аэропорту Новгорода их уже ожидал, поданный прямо к трапу, полноформатный эскорт с броневиками и полицейским сопровождением. Выгрузились быстро, поздоровались со встречающими, Бармин выслушал короткий доклад майора Злобиной и дал отмашку на "начало движения".

Затем был длинный и несколько нервный рывок по шоссе от аэропорта в город, но там пришлось все-таки сбавить скорость, поскольку в узостях старой застройки сильно не разгуляешься, а Ковенское палаццо находится не где-нибудь, а в самом центре столицы, недалеко от Новгородского крома. Тем не менее, боги миловали. Попыток атаковать кортеж в движении не случилось, и где-то еще через полчаса машины одна за другой въехали в ворота резиденции Менгденов, обогнули дворец справа по объездной обсаженной старыми кленами аллее и остановились на заднем дворе, прикрытом от недобрых взглядов тремя шеренгами разросшихся в ширь дубов. Здесь выгрузились и, не задерживаясь, — ибо береженого сами боги берегут, — прошли в палаццо, где слуги, направляемые немолодым мажордомом, споро взялись разводить прибывших по приготовленным для них спальням.

Ковенское палаццо оказалось роскошным дворцом. Бармину, который приехал сюда впервые, оно напомнило виденные им во время путешествия по Италии генуэзские палаццо. Впрочем, строили это великолепное здание именно генуэзские мастера, только в отличие от самой Генуи, это был, что называется, новодел. XIX век, а не XVI и уж, тем более, не XIII.

Отметив, что интерьеры палаццо выглядят не только изысканно, — мебель в стиле ар-деко, витражные необычной формы окна, потолочные росписи и шелковые обои, — но и ухоженно, Бармин кивнул одобрительно мажордому, помнившему еще Карла Менгдена, и, памятуя, что доброе слово и кошке приятно, сказал тому пару подходящих случаю одобрительных слов. Затем поинтересовался, как обстоят дела с поздним завтраком, — по случаю ранней побудки, семья вылетела из Усть-Углы толком не поев, — выслушал краткий, но вполне удовлетворивший его отчет и, не заморачиваясь этикетом и законами приличия, подхватил под руку ожидавшую его Варвару и ушел с ней в графские апартаменты. Естественно, Бармин здесь прежде не бывал, и теперь был приятно удивлен тем, что предки не просто понимали толк в роскоши и комфорте, но и обладали отменным вкусом. Во всяком случае, все, что он здесь видел, — от планировки помещений и до последней мелочи, типа хрустальных стенных бра, — не просто радовало его эстетическое чувство, но также представлялось уютным, удобным и уместным. Впрочем, все это было неважно. Всего лишь необязательный фон для главного. А главное...

Едва за ними закрылась дверь, Ингвар привлек Варвару к себе и крепко поцеловал. Сильно, со страстью и надолго. Секунд на сорок-пятьдесят, пока хватило дыхания. Не у него, разумеется, у нее.

— Извини, не удержался, — улыбнулся, оторвавшись от ее губ. — Всю дорогу хотел...

— Конкретно меня или вообще? — "простодушно" поинтересовалась Варвара. Она, к слову, даже не запыхалась.

"Спортсменка!"

— Конкретно тебя.

— Тогда почему прервался? Я бы еще секунд тридцать вполне могла... Ныряю я на восемьдесят три секунды. Да и вообще, — усмехнулась вдогон, — всего один поцелуй? Серьезно? И это любовь?

— Предлагаешь опоздать на завтрак?

— Нет, пожалуй, — тяжело вздохнула Варвара, возвращаясь к суровой действительности. — Нехорошо получится... Но сегодня я ночую с тобой! — закончила она свою мысль энергичным взмахом руки.

— Читаешь мысли, — улыбнулся ей Бармин, довольный тем, как легко и точно совпадают их желания по месту и времени. — Сам хотел тебе это предложить.

— А кстати, — Варвара отошла от Ингвара и встала перед ростовым зеркалом, проверяя, не растрепалась ли, случаем, ее прическа, вернее, не расплелась ли замечательная, всем на загляденье, коса, — давно хотела тебя спросить, да все как-то, знаешь ли, то недосуг, то неловко.

— Сегодня "ловко"?

— Сегодня снизошло вдохновение, — подмигнула ему через зеркало Варвара.

— Тогда, вперед! — он подошел к ней вплотную и взял в руки ее косу, длинную, — до поясницы, — толстую, причудливого плетения и того удивительного цвета, который, как объяснила ему недавно сама Варвара, назывался "легендарный блонд". То есть, на самом деле, так называлась франкская краска для волос, но у Варвары это был ее естественный цвет.

Бармин до последнего времени считал их обоих, себя и Варвару, — ну, и праматерь Марену заодно, — светло-русыми. Но, как говорят умные люди, век живи, век учись. Оказалось, что Варвара скорее блондинка, хотя блондинкой у них всегда считалась Елена. Однако его женщины ему все растолковали. Светло-русой с пепельным оттенком была Дарена Глинская, сам Бармин — скорее русым, чем светло-русым, а Варвара и Марена являлись настоящими блондинками. Елена же была той, кого называют золотистыми блондинками. Но, в любом случае, обе они, и Варвара, и Елена считались "натуральными блондами", хотя дурами, видят боги, ни разу не являлись. Умные, образованные женщины. Молодые и красивые, но тут, в этом мире, красивыми были практически все аристократки. Естественный отбор, здоровый образ жизни и магия поистине творят чудеса.

— Так что там с твоим вдохновением? — напомнил Бармин замолчавшей, было, Варваре.

— С вдохновением? — переспросила она. — Хотела тебя спросить, как ты справляешься с нашими хотелками? Ты же отдал нам право решать, кто с тобой в тот или иной день. А ты? У тебя что, нет своих желаний, настроений, предпочтений? Тебе что, все равного с кем, когда и как?

"Сгущает краски, разумеется, — отметил мысленно Бармин. — Но следует признаться, есть в ее словах сермяжная правда".

— Сложный вопрос, — поморщился Бармин. — Я, если честно, сам хотел поднять его перед общественностью, — усмехнулся не без горечи, — но ты меня опередила.

— Ладно, — продолжил, взглянув на часы. — Переодеваться нам не надо, любиться прямо сейчас, увы, не получится, так что можем поговорить и даже на завтрак не опоздаем.

Ингвар поискал взглядом, уверенный, что не может такого быть, чтобы в его спальне слуги забыли приготовить чего-нибудь эдакого, чем можно горло промочить, в прямом и переносном смыслах. И в результате, нашел небольшой поставец на высоких ножках, чтобы удобно было им пользоваться, не нагибаясь. Открыл, исследовал пытливым взглядом его содержимое и повернулся к Варваре:

— Аперитив или соком обойдешься?

— Какой там сок? — поинтересовалась женщина, не отрываясь от зеркала.

— Вишневый и земляничный, — пригляделся Бармин к бутылкам, похожим на пивные.

— Тогда земляничный.

— Пусть будет земляничный, — повторил он за ней, подхватывая соответствующую бутылку и сворачивая ей "головку".

— Мне самому это не нравится, — признал очевидное, наливая сок в толстостенный хрустальный стакан. — Но вдруг, если начну выбирать я сам, кому-то из вас это не понравится. День не подходящий или настроение не то, а "нет" сказать, вроде бы, неудобно. Или ссориться вдруг начнете. И так у нас не все гладко. Я же не дурак, все вижу и все понимаю, а тут еще ревность вмешается, обидки всякие, большие и малые... Помнишь, как на Машку все взъелись, когда она вас сонным зельем траванула?

"А что было бы, знай вы правду?"

— А ты? — спросила между тем Варвара, принимая у него стакан с соком.

— А что я? — Бармин вернулся к поставцу и, поколебавшись, все-таки не стал брать алкоголь. Налил себе в стакан вишневого сока и вернулся к ожидавшей его ответа женщине. — Я мужчина, Аря, а у мужчин, ты же знаешь, все по-другому. И физиология другая, и психология тоже. К тому же, вы все, как на подбор, красавицы, мне с любой из вас в постели хорошо. Но!

— Но? — очень серьезно переспросила Варвара, наконец поворачиваясь к нему лицом.

— Тебя, Аря, я люблю больше всех, но это, сама понимаешь, строго между нами. Ольга красивая, мне с ней хорошо, но любви между нами нет. А есть взаимовыгодный союз и секс по согласию и не без удовольствия. Машка, похоже, в меня действительно влюблена, и я ей симпатизирую, влюбляюсь, пожалуй, помаленьку. Чувство другое, не такое, как к тебе, но все-так скорее любовь, чем дружба. А вот с Елей у нас именно дружба... с бонусом. Секс нам дружить не мешает, а напротив, помогает.

— И все-таки? — Варвара настаивала, и он ответил.

— Сегодня я хотел тебя, — сказал Бармин, закуривая. — Хотел и хочу. К счастью, наши желания совпадают, но, в результате, разбираться с подругами придется тебе. Но вот, например, позавчера за ужином Машка как-то так ко мне повернулась, так посмотрела, что меня даже в жар бросило, но ночью ко мне пришла Ольга. И не то, чтобы я был ей не рад, но в тот раз я предпочел бы провести ночь с Марией. Однако полигамия, мне кажется, это не только секс. Прежде всего, сколько бы ни было женщин, мы семья, а в семье существует взаимная ответственность. Если я прошу вас соблюдать мир, как я могу не требовать того же от себя? Поэтому я промолчал и говорю тебе об этом сегодня, только потому что у нас с тобой зашел такой вот откровенный разговор.

— Придется с этим что-то решать, — задумалась Варвара. — Это не дело, если ты каждый раз будешь идти нам навстречу, оставляя свои желания при себе. В конце концов, ты нас просто возненавидишь.

— Не драматизируй! — отмахнулся Бармин. — На вас можно обидеться, даже разозлиться, но ненавидеть? Это перебор!

— Значит, устроишь скандал, — пожала плечам женщина, — что тоже не есть хорошо. И... Спасибо тебе. Ты мог всего этого избежать, если бы не предоставил нам такой свободы.

"Свободы? — повторил Бармин мысленно. — А что мне остается? Полигамия, черт бы ее побрал!"

Да уж, чем дальше, тем больше ему становилось ясно, что многоженство, — при всех своих неоспоримых преимуществах, — та еще головная боль!

Честно сказать, в прошлой своей жизни, Бармин этой темой никогда всерьез не интересовался, и голову себе "такими глупостями" не забивал, поскольку это было, скажем прямо, неактуально. Тем не менее, у него имелась, разумеется, собственная точка зрения на проблему моногамии, но, по совести говоря, предмет обсуждения относился к тому джентельменскому набору любого русского интеллигента, в котором наряду с полигамией записаны вегетарианство, масоны и телепатия. Мнение есть, — так что при случае можно поддержать умный разговор за чашкой кофе или кружкой пива, — но не более того. И мнение это, если бы Игорю Викентиевичу задали подобного рода вопрос, сводилось к тому, что моногамия — явление исключительно культурно-историческое, то есть общественное, но никак не биологическое. Во всяком случае, это верно, как минимум, для большинства мужчин и женщин, которым только дай волю, тут же впадут в разврат, и не без удовольствия погрязнут в нем с головой. Не интересуясь этим вопросом специально, Бармин, тем не менее, как человек, почитывающий прессу, был знаком с некоторыми общеизвестными фактами. А факты эти не внушали даже осторожного оптимизма. Как помнилось Игорю Викентиевичу, опубликованные социологические исследования утверждали, что, то ли 60%, то ли и вовсе 70% мужчин и до 30% женщин хоть раз в жизни, но изменяли своим более или менее постоянным партнерам. Он не помнил сейчас, чьи это данные: американские или российские, но предполагал, что в этом смысле разница между двумя великими державами невелика. И даже то, что мужчины изменяют женам в два раза чаще, чем жены мужьям тоже удачно вписывалось в социологическую теорию. Какими бы современными ни были люди двадцать первого века, мужчинам такие шалости прощались легче, чем женщинам. Бармин в свое время даже обратил внимание на то, что, если в книге, фильме или сериале изменяет супруг, то развитие сюжета часто предполагает его прощение в кульминации, но, если наоборот, то альтернатив разводу практически нет. Наверняка, кроме культуры и традиции был во всем этом и некий биологический момент. Все-таки физиология мужчин и женщин различается довольно серьезно, а уж физиология репродуктивной функции и того больше. Возможно, в этом и заключалась причина того, что мужики более склонны пойти налево. Но помнил Бармин и другое. Когда в Штатах вошли в моду поиски генетических родственников, случилось столько скандалов, что никто такого заранее даже представить себе не мог. Очень знаете ли, неприятно узнать лет в сорок или пятьдесят, что твой отец тебе вовсе не отец. Куда хуже, впрочем, было обнаружить, что трое твоих детей зачаты тремя разными мужчинами, и тебя в этом списке нет. Пришлось Бармину однажды приводить в порядок одного такого неудачника. Человек, узнав правду, пытался повеситься, но даже это у него не получилось, и в результате он попал к психиатру.