Рейтар

— Не взял камня, заплачу.

Кошелек у меня не пропал, к счастью, и какие-то деньги там звенели. Нашлась и серебряная монета оплатить пошлину за вход, нашлась и полтина "каменного сбора", монеты перескочили в руки чиновника, а оттуда в большой кожаный кошель у него на поясе, опечатанный сургучом и со щелью вроде как у копилки, чтобы обратно ничего не вытащить было.

Один из солдат отомкнул шлагбаум, сделал жест рукой: "Проезжай".

— И вот еще, добрые люди, вопрос у меня к вам, — спохватился я. — Где на ночлег остановиться можно и так, чтобы коня хорошо пристроить?

— По левой стороне рынка езжай, вольный, — ответил чиновник. — Там одни постоялые дворы, и при них коновязи хорошие. А в ином месте и почистят коня за плату, доволен останешься.

— Благодарствую.

Толкнул ногами Кузнеца, и направились мы дальше, к шумному рынку в шумном городе. Сперва, правда, по правую руку попалось место печальное. Длинная виселица, на которой болтались четыре тела в разной степени разложения, от которых несло смрадом и над которыми вились мухи, а у самой дороги на кольях торчали головы, а под головами — таблички, описывающие, за какие грехи суд Свободного города Рюгеля счел необходимым отделить их от туловищ.

В глубине же площади возвышался каменный эшафот с колесом и железными столбами, сейчас пустовавшими. Там казни совершались редко, лишь над большими злодеями и с изобретательным живодерством. Чаще всего там оказывались разбойники с большой дороги, случись им попасться ландскнехтам или городской страже.

Чем ближе к базару, тем суетнее и теснее становилось на улице, много было телег, повозок, двуколок с впряженными в них мулами. Везли какие-то тюки, корзины, ящики, кувшины, бутыли. Шум, гам, крики, свист, призывные вопли торговцев. На меня косились, но ничего не говорили, тут Свободный город, заходи кто угодно, покупай что хочешь. Это в княжестве Валаш с оружием ходить в городах нельзя.

Чуть дальше пришлось спешиться и вести коня в поводу, потому что стало совсем тесно и я боялся, что Кузнец занервничает и кого-нибудь придавит. Не привычен конь вольных к таким толпам народу.

Оглядевшись, увидел вывеску "Постоялый двор "Старый сундук". Обеды и ужины, для конных еще и конюшня имеется". Ну вот, примерно то, что мне и нужно. Зашел в распахнутые ворота, в которых топтался туповатого вида здоровенный детина с дубинкой на поясе, спросил его:

— А что добрый человек, места на дворе вашем есть?

— Вроде есть, — затруднился тот с ответом, нахмурившись. — У хозяина спрашивайте, в трактире он сейчас.

— Благодарствую.

У коновязи, вытянувшейся вдоль фасада длинного каменного дома стояло с десяток лошадей, из которых пара "горянок" выглядела весьма даже не дешевыми. Пристроил Кузнеца и направился в дом, сам чуть брезгливо принюхиваясь к запаху конского пота, которым от меня разило нещадно. Все же две недели по степи, и всего дважды искупаться и коня искупать удалось, мало там воды.

На входе в трактир была чаша с плавающей свечой, у которой я сотворил знак Сестры и Брата. Это хорошо, если здесь верующие люди живут, особенно если моей веры. Иной веры так и даром не надо, кое-где зверям хищным поклоняются, или духам мертвых. Тьфу, простите боги. Впрочем, и с моей верой не все ладно в последнее время, раскол в ней пошел... да ладно, не до этого мне сейчас.

Хозяин, маленький, толстенький, лицом неуловимо похожий на покойного десятника Симера, к тому же еще и рыжий.

— Чем помочь могу, вольный человек? — спросил он меня.

— На постой определи. С конем. Вот вся и помощь.

— Ну не скажи! — широко заулыбался он. — А кормить тебя с конем и не надо, скажешь?

— Ну да, моя ошибка, — усмехнулся и я. — Конь овса заслужил, две недели травой питался, да и я не откажусь. А нет ли у тебя еще и баньки здесь, добрый человек?

— Как не быть? — удивился он. — Через двор пройди и в дальнем углу. Хорошая банька, никто не жаловался. По крайней мере, как ты оттуда выйдешь, никто не догадается, сколько дней ты верхом проскакал.

— А комнаты хороши ли? — спросил я уже просто так, приняв решение.

— А ты сними да посмотри, — засмеялся хозяин. — Хорошие за те деньги, что прошу. И коня обиходить могут, мальчишки мои зарабатывают. Да не бойся, никто не жаловался, они дело знают, — добавил он, перехватив мой сомневающийся взгляд.

Цена не поразила, но лишь потому, что я примерно такой и ожидал. Дешевым постоялый двор не был, равно как и дорогим. Самая серединка в этом ряду. Коня я самолично отвел на конюшню, где он получил просторное стойло и двое расторопных мальчишек немедля бросились его сноровисто обтирать, получив от меня по монете, а затем пошел обратно, в дом, где и поднялся на второй этаж по пыльной и рассохшейся деревянной лестнице. Нашел нужную дверь, грубо, но крепко сколоченную из толстой доски, которую не каждая пуля пробьет, открыл ее.

— Ну, попросторней видал, — честно сказал я, оглядевшись в клетушке. — Но жить можно.

Сундук напротив кровати, полки над ним на стене, маленький столик, за каким можно поесть или написать письмо, сидя на кровати, ну и сама койка с соломенным матрасом, застеленным грубым, но чистым и свежим бельем.

— Ну, если клопы будут, хозяина плетью отлуплю, — заявил я вслух, бросая сумки на сундук. — Они мне кровь пустят, а я ему, из задницы.

Раскрыл сумки, задумчиво разглядывая небогатый свой одежный припас. Одна рубаха насквозь кровью промокла и разрез во всю грудь, даже и не знаю, смогу ее отстирать, или мне в ней только коней чистить в будущем. Та, что на мне, потом пропитана, ее и надевать уже стыдно без стирки. Со штанами ситуация такая же, одни в крови, другие грязные дальше некуда. Лучше всего с обувью, запасные сапоги, только легкие, с брезентовыми голенищами, у меня тоже с собой, и не надевал я их ни разу. И портянки чистые имеются. И как в баню пойдешь? Опять то же самое на себя потом натягивать? Срам один, даже думать противно.

— Хозяин, — спросил я, спустившись вниз. — А где здесь можно рубаху купить? И грязное прачкам сдать?

— Прачки отсюда заберут, оставь у порога комнаты, а купить одежду... так вон, базар перед тобой. От ворот сразу налево будут платяные ряды. И пошить смогут, и готовое найдешь, и починят, если что надо.

— Благодарствую.

Глава

Покупка рубахи и бриджей, да еще и исподнего, здорово тряханула мой и без того не слишком толстый кошелек, но деваться-то некуда, худо будет, если из приличного места заслуженно взашей выставят и обсмеют заодно. А что тогда скажешь в ответ, если заслужил? Одет как бродяга, так и ходи туда, куда одним бродягам вход. А как еще?

Насчет бани хозяин не обманул, добрая оказалась баня. Много пару, так что и не видно стен, огромная груда раскаленных камней, за которыми приглядывал мрачный мужик с черной бородой, холодный камень лавок и даже насос с ледяной водой из колодца. И никаких пределов по времени, за серебряную малую монету парься хоть до завтра.

Сначала один сидел, отмокал в горячем пару, чувствуя, как выходит из пор казалось бы уже въевшаяся в них степная тонкая пыль. Холодный яблочный мед, который приносила смущающаяся девка из трактира. Фрукты на деревянном блюде. Отдых. Расслабление.

Затем ко мне двое купцов присоединились. Один из свободного города Элбе, второй из княжества Лор, что расположилось отсюда далеко к востоку. Разговор у них шел все больше купеческий, о товаре и ценах, я в него и не лез по незнанию своему, разве поздоровался вежливо, когда они вошли, но одна фраза купца из Лора мое внимание привлекла. Приятель его спросил:

— А что по товару из княжества Рисс сейчас слышно? И что туда на продажу везти стоит?

А тот ему и ответил:

— В Риссе новый князь на престоле, а вражда старая. Туда только винтовки везти с патронами, или сабли. Сукно мундирное хорошо покупают.

— Что за вражда? — уточнил купец из Элбе.

— Да с валашским князем, Орбелем Вторым. Что-то у них было раньше, откуда вся история. При старом рисском князе, Велиме, вроде как тихо было, а сейчас сын на престоле, Вайм, а он с детства злобный был как кот болотный. Вот и начинается что-то. И верховный пастырь тамошней епархии вроде занемог, а помощник его, Берг, под молодого князя перейти решил. Так что церковный раскол и туда дошел.

— А Берг этот к двуединым примкнуть хочет? — уточнил элбиец. — К обновленцам?

— Точно, так и есть, — уверенно ответил ему лорский купец. — Он в Союзе Городов какие-то интересы имеет, а купцам здешним сам знаешь, церковная пошлина на ввоз как нож в задницу.

— А Берг что про пошлину? — насторожился элбиец.

— Берг под власть церковь подводит, говорит, что негоже им пошлины взымать, дело церкви о душе думать и милостью богоданной власти жить.

— Ну с этим и я согласен, — засмеялся собеседник. — Десятую часть монофизиты берут, это же грабеж. А что у Берга здесь за интерес?

— Да слышал я краем уха..., — понизил голос лорский, — ... что Берг в селитряной торговле уже как бы не первый человек. В Улле торговый дом, у которого монополия на завоз селитры, как бы даже не весь у Берга. И добыча вроде тоже вся его теперь.

— Вот оно что..., — как бы даже с уважением протянул тот.

С этого момента я добрых купцов и слушать бросил, задумался. Я про старого рисского князя мало что хорошего слышал, вроде как он от пьянства и распутства скончался. А про молодого знал еще меньше. Но вот сочетания слов "злой как болотный кот" и "Орбелю Второму враг" меня очень вдохновили. Первая идея, можно сказать, что мне дальше делать.

— Простите, степенство, — обратился я к лорскому купцу. — А не слышно ли что-нибудь о том, чтобы рисский князь войско набирал по случаю вражды?

— Как не слышно, еще как слышно, — ответил тот, поприветствовав меня кружкой. — И горцев призвал, и разных других людей набирает. Он ведь, если честно, даже не князь, а княжич, престол-то старшему брату достаться должен был, но того болезным душевно объявили. Кто-то признал младшего, а кто-то и против, там своя война скоро начнется, пока дело до Валаша дойдет.

— А как туда добираться теперь лучше?

— Через Валаш не пройдете, там граница под охраной теперь, — задумался купец. — Да и напрямую не знаю, сможешь ли устроиться? А вот Вольные отряды берут, из разных краев. По Союзу Свободных городов вербовщики бродят, и по северным княжествам.

— И здесь есть?

— А как не быть? — усмехнулся купец. — И здесь найдутся. Вербовщики как хворь, в любой город пролезут, как ворота не запирай. Про барона Вергена слышал когда-нибудь?

— Кто о нем не слышал..., — усмехнулся уже я. — Первейший мерзавец, какого земля носила. Но говорят, что воин знатный, умный, и ландскнехты за ним идут. Рейтарский полк, что он набрал для Северной войны, так и лучшим почитают.

— Верно, так и говорят, — согласился купец. — И еще говорят, что он большую армию собирать начал. А в Валаше, если помнишь, его на кол посадить обещали, и Орбель Второй на алтаре в том клялся.

Верген, барон лишившийся своих земель во время войны за Ривенское наследство, прославился как великий мастер собирать и вести за собой наемные полки, ставя их под знамена того, кто обращался к нему за помощью. И армии Вергена обходились нанимателям удивительно дешево, потому что воевали всегда на земле врага, и кормились с нее. Другое дело, что в тех краях, по каким проходила его орда, подчас потом даже кошки бродячей найти нельзя было. Разор и запустение оставляло за собой его воинство. Из полумиллиона жителей Северной марки, богатой углем и железом, за которую и бились княжества во время Северной войны, уцелело тысяч двести, не больше. Голод, болезни и штыки наемников выкосили население этого прежде богатого края, оказавшегося по прихотливым извивам династической политики на кону между несколькими хищниками. Но победа осталась за стороной Вергена.

— Вы, степенство, за труд не сочтите..., — чуть замялся я с вопросом. — А где вербовщиков в Рюгеле встретить можно? Мне только на местного полка казарму указали.

— Нет, это не в казарму, Вольный, — покачал тот головой. — Иди на рынок городской. Там сразу за воротами справа корчма есть, называется "Любезный разбойник". Вот там и охранники обозные собираются и ихние набольшие. И там же вербовщики бывают обычно.

— А местные ландскнехты как на такое смотрят? — на всякий случай спросил я. — Что в их городе другие шакалы шарятся.

— По-разному, — ответил купец. — В иное время и пристукнуть могли, а сейчас сказал им кто-то, чтобы не мешали. Ты ведь про высокосвященного Берга слышал? Дальше сам сообрази, Рюгелем ведь купечество правит.

— Верно, сообразил.

— Вот к ним туда и иди. А вообще лучше к кабатчику сперва подойди и дай ему серебряк. Тогда он тебе точно скажет, к кому подходить лучше и кто людей ищет.

— Благодарствую за совет, — поблагодарил я его.

Куда мне дальше идти, сомнений и нет уже. Если рисский князь войско против валашского собирает, то мне путь только туда. Шрам мой, что огнем наливается, едва глаза закрою, он ведь не на руке, он прямо поперек души острым ножом прорезан. Нет у меня ничего больше в этой жизни кроме врага моего. Один я много не смогу, а вот с чужим войском... там видно будет. Глядишь, Брат с Сестрой вознаградить решат, дадут собственноручно Орбелю башку смахнуть. Блазнится это все, конечно, но крови я пролью.

Глава

После того, как добрые купцы подсказали, что же дальше делать, я зашевелился быстрее. Выскочил из бани, надел обновы, чистые и глаженые, подпоясался поясом с кинжалом и револьвером. И заторопился к рынку, почти бегом, опасаясь хоть день потерять. Торг уже заканчивается, купцы скоро товары по лабазам запрут да и отдыхать пойдут, а заодно и охрана разбредется. И тогда придется до завтра ждать, а ждать не могу. Нет терпения ждать.

Рынок и вправду уже пустеть начинал. В иных лавках уже ставни закрывали, между рядов и в воротах сторожа появились, но в корчме "Любезный разбойник", которую я сразу приметил, было шумно и весело. И скрипка пиликала, и пел женский голос по-зингарски, и топали чьи-то крепкие каблуки в доски пола.

Дверь скрипнула, распахнулась, колокольчик звякнул. И оказался я в зале, сплошь задымленном табаком — все сидящие курили нещадно, кто трубку, а кто и сигару. Окрестности Рюгеля, кстати, известны были табачными посадками, по всему Человеческому миру расходился отсюда товар. Курение грех вроде, но не большой.

Огляделся. Людно было в корчме, шумно и пьяно. Средних лет зингарка в цветастой юбке и алой косынке на распущенных длинных, чуть с проседью в смоляных волосах, пела что-то неприличное, видать, если по тому судить, как она публике подмигивала, танцуя, топая крепкими каблуками в пол и время от времени перебирая длинными худыми пальцами струны гитары, а седой старик, сутулый и тощий, удивительно легко и гладко выводил мотив на скрипке. Музыкантов слушали, и слушали с удовольствием — в медной миске, стоящей на полу у их ног, было набросано немало монет. В зале где подпевали, а где и просто посвистывали. Кто-то отбивал ритм кружкой по столешнице.