Дневник продавца-консультанта

В этот момент позади хлопнула входная дверь, возвещая о новом клиенте. Не оборачиваясь, я бесцветным голосом предупредила нежданного гостя:

— Извините, магазин сегодня уже не работает. Будем рады видеть вас завтра...

— Это хорошо, что не работает, — весело прозвучал рядышком знакомый баритон. — Значит, ты уже готова идти со мной на свидание.

Моё лицо непроизвольно скривилось, при звуках этого голоса. Я уже успела позабыть про этого нахала, назначившего мне свидание.

— Нет, не готова, — я хотела, чтобы это прозвучало холодно. Вместо этого мой голос почему-то был неуверенным и жалким.

— Ах, да! — хлопнул себя по лбу мой ухажер, игнорируя написанное у меня на лице прописными буквами нежелание иметь с ним дело вообще, не говоря уже о том, чтобы идти на свидание. — Тебе нужна твоя сумка!

Он посмотрел по сторонам, будто высматривая что-то, и не увидев искомое, спросил Валерию:

— Ты не видела её сумку? Такая маленькая, коричневая. Эта колючка вечно перекидает её через плечо.

— Колючка? — не переставая что-то писать, переспросила Валерия.

— Мы ещё не успели познакомиться, — легко пожав плечами, объяснил Тео. — А ничего кроме колючек и шпилек я от неё не слышал. Хотя нет, было ещё "Здравствуйте", "Извините" и междометия. Но не уверен, что все это относилось ко мне.

Валерия смерила его и меня задумчивым взглядом, и резюмировала:

— В принципе, на неё похоже.

— Что? — я так возмутилась, что даже забыла, что устала за день. — Так, я устала, хочу, есть и никуда с тобой не пойду. Понял?

Валерия во время моего пламенного выступления не только успела закончить писать, но и присела, достала из-под прилавка мою сумку и подала Тео.

— Предательница! — пораженно выдала я. — Мы же с тобой работаем бок о бок!

— И кстати да, — Валерия, уже успевшая взять кассовую книгу, чтобы запереть её вместе с выручкой в кассе, ткнула ею в меня, как указкой и строго напомнила. — У тебя завтра рабочий день. Хоть постарайся не опоздать.

Я аж задохнулась от возмущения.

— На чьей ты вообще стороне?! — пришлось приложить усилия, чтобы не перейти на визг. — Ты что серьезно хочешь, чтобы я пошла неизвестно с кем на свидание на ночь глядя?! А что если он маньяк?

— Ну,— Валерия ходила вокруг меня, выключая свет в витринах за стеклом. — За все время, что я его знаю, ни в чем таком Тео замечен не был.

— Да? — не сдавалась я. — А вдруг он хочет меня изнасиловать в какой-нибудь подворотне?

Тео, защищаясь, поднял руки вверх и, с плохо скрываемой улыбкой, сказал:

— Клятвенно обещаю не насиловать её в подворотне.

— А где ты собрался меня насиловать?

— Я вообще собирался повести тебя на ужин в кафешку, — закашлялся Тео, в ещё одной попытке замаскировать смех.

Валерия не стесняясь, заржала в голос:

— Ему и так все девушки на шею вешаются. Зачем ему тебя насиловать? — и немного отсмеявшись, принялась пинать нас в спину. — Все, проваливайте отсюда! Я магазин закрываю, если что.

Я честно пыталась что-то возражать. Но моя наставница никого не слушала, и мы втроем оказались перед закрытой дверью магазина: я, Тео и моя сумка. Он весь такой спокойный и уверенный в себе и в том, что я от него никуда не денусь. Ещё бы, с моей-то сумкой в руках! Кто бы не был уверенным?

— Отдай, — я попыталась резко выхватить сумку. Но Тео оказался проворнее и поднял её у себя над головой. До туда с моим росточком не допрыгнуть даже на каблуках. Этот гад на голову выше меня.

— Отдам, — милостиво согласился он, но тут же выставил свое условие. — Если пойдешь со мной поужинать.

Я молчала и сопела, вспоминая быстро ли бегаю, и, прикидывая, смогу ли сбежать, если сейчас двинуть его по коленке ногой. Тео воспринял мое молчание как знак раздумий, и решил добавить аргументов в пользу предложения:

— Это всего лишь ужин, который тебя ни к чему не обязывает. Если не понравиться, то я больше никогда не напомню о своем существовании.

Я продолжала молчать. И тут Тео сменил тактику. Понимая, что пытаться уговорить меня бесполезно, он решил сделать ставку на мое любопытство:

— Ты когда-нибудь ходила в кафе с подвешенными чашками и едой?

Скажем прямо — вопрос сбил меня с толку. Подвешенная еда? Я попыталась представить это себе. Но стоило только моему воображению нарисовать живописную картину свисающего с потолка куска жареной курицы, с которого капает жир, как Тео коварно улыбнулся:

— Никаких веревочек, еды и чашек под потолком.

Я с досадой поджала губы. Мысли он читает что ли? Но не могу не признать — Тео меня успешно заинтриговал. Я немного постояла молча. Во мне боролись два одинаково сильных желания — треснуть-таки ему по коленке, и пойти посмотреть на подвешенные чашки. В итоге победило второе:

— Да черт с тобой! Пошли.

Он тихо рассмеялся. Злясь на него, за это коварство, на себя за слабость, и на весь мир понемногу за компанию, я все-таки взяла его под руку, и мы пошли по улице. Что примечательно — сумка так и осталась у него.

-Кстати, — неожиданно спросил Тео. — А почему это чашки несчастные.

Вообще, это что-то вроде любимого ругательства моего отца. У него все, что вызывало раздражение, было несчастным — несчастная лошадь, несчастный веник, несчастная крыша дома или молоток, попавший по пальцу. По крайней мере единственное, что я от него слышала, после того, как в три годика пошла с ним на рыбалку, а вернувшись похвасталась маме, что выучила новое слово. Как оказалось — нецензурное. Мама сделала втык папе. Тот попытался сделать мне, но без особого успеха. Новое словечко мне понравилось, и я его употребляла везде где могла и не могла. А потом уже не помню почему. Оно пропало из моей речи. Сейчас даже не вспомню, что это было за ругательство. А родителей спрашивать неудобно.

Но рассказывать об этом Тео я не стала. Вместо этого с самым серьезным лицом спросила:

— Представь, что тебя подвесили, на тебя глазеют, все кому не лень, и на каждом шагу обсуждают. Ты был бы счастлив?

Тео призадумался. А я прыснула со смеху — до того забавно он выглядел.

— И ничего смешного, — моментально нахмурился мой ухажер. — Ты с таким серьезным лицом спрашивала...

— А если бы я тебя с серьезным лицом спрашивала: "Почему ты ешь салат? Ведь у его листьев есть своя цивилизация!"?

Он улыбнулся в ответ.

Вот подшучивая, друг над дружкой, мы и дошли до небольшого кафе, расположенного на первом этаже четырехэтажного жилого дома. Правда оно занимало не весь этаж, и с краю здания приютился небольшой магазинчик, с простенькой старенькой вывеской: "Продукты". Ну, думаю жильцы этого дома не против такого соседства.

Едва мы вошли внутрь, как я начла оглядываться по сторонам, в поисках подвешенных чашек. Но ничего подобного не наблюдалось. Я вопросительно посмотрела на Тео, но тот лишь улыбнулся и сказал:

— Потерпи, позже все увидишь.

Как ни странно, кафе, в которое меня привел Тео, производило приятное впечатление. Хотя после того, как сама начала работать официанткой, я стала необыкновенно придирчиво осматривать такие места: насколько хорошо вымыты приборы, которые мне подают, везде ли есть салфетки, какое меню и насколько свежо выглядит еда, которую мне подают. Не то, чтобы я часто ходила по таким заведениям. Но несколько раз приходилось.

А ещё появилась дурацкая привычка рассматривать интерьер подмечая, какие виды товара, встречаются и у меня в магазине. Вот такие солонки и пепельнички. А вот эти салфетки такой-то фирмы. А чашки из набора, который стоит столько то столько. Ужасно раздражающая привычка, но избавиться от неё никак не получалось.

Мы с Тео вошли и сели в углу за столик, возле которого стояли два кресла обтянутые кожзаменителем. Нужно признать — весьма удобные кресла. И на что я обратила внимание — с этого места отлично видно барную стойку, возле которой люди делают заказы. А нас с Тео не рассмотреть, если мы подвинемся ближе к стене. Я поняла значительно позже, почему он выбрал именно этот столик.

В "Веточке сирени" мы сами подходим к клиентам, уточняем чего бы им хотелось, и при необходимости что-то рекомендуем. Здесь клиенты подходили к барной стойке, читали список блюд, которые сегодня можно заказать, выбирали и заказывали. Официантка за барной стойкой, принимала у клиентов заказ и сразу же оплату. После этого выдавала небольшой номерок и спустя какое-то время к столику с номерком приносили заказ.

Тео спросил: чего бы мне хотелось? В ответ я пожала плечами, предоставив выбор ему. Все равно здешняя кухня для меня загадка. Да и я так вымоталась, что уже, наверное, ничего есть, особо и не хочу.

Мне, правда, так казалось. Тео пошел, сделал заказ и через несколько минут принесли пюре и отбивную для него, и восхитительный фруктовый салат для меня. И да простит меня Герти — наш повар в "Веточке сирени" — но господи! Я никогда не пробовала ничего вкуснее!

Первую порцию салата я проглотила не пережевывая. Второй уже наслаждалась, попутно беседуя с Тео, успевшим разделаться со своим ужином и сейчас мирно попивающим свое пиво. Разговор был практически ни о чем. Но в течение всего разговора я успела заметить, что пара человек, у стойки, заказывая, например, сок, или рабиасу, или выпивку, или какую-нибудь еду говорят:

— Одна порция и одна подвешенная.

Или:

— Два бокала пива и один подвешенный.

И ещё в таком духе. Поначалу я пыталась расспросить Тео. Но тот отшучивался, сводя все к словам: "Увидишь". В итоге я не выдержала:

— Тебе что трудно просто сказать?

Тео улыбнулся, перед тем, как сделать очередной глоток и ответил в своей любимой манере — то есть, вопросом на вопрос:

— А ты не отличаешься терпеливостью, да?

Я промолчала. Признавать его правоту не хотелось, отнекиваться тоже.

— Я передумал, — вдруг, сообщил он, прерывая затянувшуюся тишину. — Ты не колючка. Ты — ежик.

У меня против воли поползли брови вверх:

— Почему это я ежик?

Не то, что бы мне больше нравилась колючка... Но почему именно ежик?

— Потому, что ты необыкновенно милая, когда что-то делаешь, или о чем-то рассказываешь, — Тео немного наклонился вперед, отвечая. — Но как только появляется что-то незнакомое — тут же выпускаешь колючки.

Я сидела, насупившись. Главным образом от того, что не знала, как реагировать на эти его слова — мне злиться, или улыбнуться, кокетливо потупив взор, как та блондинка за соседним столом? С нашими ребятами в селе было намного проще. Если им кто-то нравится — они подходят и в лоб говорят: "А ты ни чё так. Может, замутим сегодня на танцах?". Никакой романтики или ужинов в кафе, но за то ребята простые, как дверной косяк, и работящие. Ну и я с детства их всех знала, кто, что из себя представляет, кому можно подмигнуть, а кого гнать поганой метлой.

Не то, что Тео.

Я решила не жарить себе мозг, решая эту задачку, и спросила прямо:

— Что ты хочешь этим сказать?

Тео улыбнулся ещё шире:

— Я хочу сказать, что новое — не значит плохое. Выглянь из-за колючек и потрогай его...

Ответить я не успела — неожиданно Тео подался вперед и взял меня за руку. Первой моей реакцией был испуг. Я попыталась отдернуть руку, но он без труда её удержал, показывая головой, куда-то в сторону. Забыв, про конечность в плену, я посмотрела в указанном направлении. На пороге, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, стоял бездомный. У него был до ужаса потрепанный жизнью вид и болезненно худое лицо. Я удивленно посмотрела на Тео. Когда к нам в "Веточку сирени" забредают бездомные, приходится как можно мягче, но уверенно их выпровожать. Как их не жаль, но они приносят с собой антисанитарию и мешают посетителям. А тут на него не обращают внимание. Словно появление бездомного на пороге — это такая же малопримечательная вещь, как закончившаяся в солянке соль. Тео же в ответ только молча дал знак: "Жди".

Чего ждать? Непонятно.

Или они решили как-то зло подшутить над бездомным? Тогда я в этом не участвую.

Но действительность как всегда оказалась намного интереснее.

Спустя пару минут бездомного, наконец, заметила официантка. Она подошла к нему и, несмотря на то, что в гул в зале не прекратился, мне удалось расслышать их разговор:

— Здравствуйте, — достаточно вежливо поздоровалась девушка.

— Здъяствуйте, — картаво ответил смущенный бездомный и неловко спросил: — У вас не найдется подвешенного хлеба?

Мои брови второй раз за вечер совершили паломничество высоко на лоб.

— Что? Что? Что? — изумленным шепотом спросила я у Тео. Правда, с таким же успехом я могла спросить и у стены. Та, по крайней мере, не выдала бы мне в ответ успевшее набить оскомину: "Увидишь".

А события тем временем развивались.

— Есть хлеб, и даже тарелка супа, — кивнула официантка. — Сейчас принесу.

Официантка прошла к кассе и взяла оттуда небольшую столовую булочку, размером с ладонь и небольшую прозрачную паковочную тару с крышкой, в которой был ... "суп"! Самый обычный, самый простой суп!

Я повернула голову к Тео, потому, что, кажется, поняла, что такое подвешенные чашки и тарелки:

— Так это вы так называете благотворительность?

Вот теперь он снизошел до объяснений:

— Подвешенная еда — это не благотворительность, — его голос звучал ровно, но немного суховато и напряженно, а сам он при этом смотрел на стену в окно. — Это возможность поделиться чем-то, что у тебя лишнее, с теми, кто в этом нуждается. Сегодня поделилась ты, завтра поделятся с тобой. Вот, так это работает.

В моей голове тут же созрел вопрос:

— А почему в нашем кафе нет ничего подвешенного?

— Потому, что это дело добровольное, — неопределенно пожал плечами Тео. — Видимо, ваша хозяйка не хочет принимать в этом участие.

Я задумалась. Вот значит как... И ведь по-своему такой подход очень правильный. И для людей, которые не имеют времени заниматься благотворительностью, или могут оказать только небольшую помощь, как-то столовая хлебная булочка, с которыми принято обедать. И для людей, которые приходят за этой помощью, ведь они не попрошайничают, а лишь забирают то, что оставляют им добровольно.

И тут я заметила, что Тео все ещё держит мою руку. И покраснела. Захотелось выдернуть руку, и при этом не хотелось выглядеть глупо. И что мне теперь делать? Пока я мучительно соображала, как правильнее всего поступить, Тео улыбнулся и сказал:

— Не сомневайся.

— Что? — сложно сказать, чего во мне сейчас было больше: удивления или испуга, настолько неожиданно и непонятно прозвучали его слова.

— Не сомневайся, — повторил он. И тут же дал более развернутый ответ: — Хочешь уйти — уходи. Хочешь остаться — оставайся. Но если ты что-нибудь решишь, то не сомневайся в своем решении и не сожалей.

Вот так. Вроде ничего и не сказал, и в то же время так расставил все по своим местам...

— А если я не знаю, чего хочу?

Сейчас этот вопрос кажется глупым и наивным, даже для меня. Но тогда я была почти ребенком не смышленым. Что я знала о жизни? Да ничего. Даже не знала, как понять — нравится мне мужчина или нет. И что с ним потом делать, если все-таки да. А Тео знал о жизни все. Это знание было не в его словах — во взгляде, осанке, в каждом движении. Он весь был словно воплощение уверенность и знание жизни. Кажется, даже волосы топорщились слишком уверенно.