Призрачный бал

Вроде обычная ночь, но на сердце у Вари было неспокойно, тягостно. Еще и Настасья всю дорогу молчала, словно онемела вдруг. Шла впереди, изредка оглядываясь: проверяла, не отстала ли от нее Варвара.

Луна вдруг спряталась за невесть откуда набежавшую тучу, а потом выплыла уже совсем другая: алая с желтой каймой, словно крови напившаяся упырица. И вокруг сразу наступила тишина, только плеск в реке, это лягушки в воду прятались. Настасья подхватила Варвару под локоток и почти волоком потащила к замаячившей впереди избе.

И ночь сразу престала быть обычной. Словно с иконы краску соскоблили, да под святым ликом бесовская рожа проявилась.

Из-за речки послышалось жалобное тявканье, перешедшее в протяжный вой. Варя вздрогнула и посмотрела на Настасью, которая озиралась по сторонам, что-то бормотала себе под нос. Варвара тоже огляделась. Гладь реки показалась ей багровой, вдруг почудилось, что и не вода вовсе течет меж берегов, а кровь. Девушка зажмурилась, а когда снова посмотрела в реку, наваждение пропало. Луна багряная заморочила, вот и привиделось бог весть что.

— Это лисы, — Настасья улыбнулась, заметив беспокойство Вари. — Здешние места всегда ими кишели. Вот и повадились богачи на охоту сюда ездить: уж шибко модно это у них считалось, каждый норовил выделиться и трофеями побахвалиться. Тогда нашей деревеньки еще в помине не было, только чащи непроходимые. Сама я не знаю, но люди сказывают, мол, до того места эти одному помещику полюбились, что решил он здесь же и поселиться. Выписал зодчего из заграницы, сладили ему усадьбу. Долго не думавши, назвали имение Лисьим Яром. Вроде даже на гербе у него морда лисья есть, да я не видала, мне батюшка в усадьбу запретил соваться.

— И что теперь этот богач?

— Так помер он уж лет сто как. Уже его внук свой век доживает, Дмитрий Алексеевич Воронцов. Ох и лютый мужик!

— Это чем же?

— Много ты знать хочешь, как я погляжу, — фыркнула вдруг Настасья и встала как вкопанная. — Пришли мы, вот дом Аглаи. Я с тобой не пойду, старуха не жалует гостей особо. — И добавила злобно. — Поскорее бы уже преставилась, все мы вздохнем с облегчением.

Варвара не ожидала такой дерзости от тихони Настасьи. Но не зря ведь говорят про чертей в спокойном омуте. Хотела еще что-то спросить, оглянуться не успела, а Настасьи уже и след простыл. Только тут была, и вдруг нет. Как сквозь землю провалилась. Ох, не к добру они в эту деревню заехали, не иначе нечистая сила завела. Только бы утра дождаться, а там и лошадка будет, уедут они подальше да забудут все пережитое.

Старуха жила в добротном доме с крепким забором и новым, еще пахнущим свежевыструганным деревом крыльцом. В сказках, которые рассказывал ребятишкам Степаныч, ведьмы селились в стылых землянках, подальше от людских глаз. Значит никакая Аглая не ведьма, а Настасья только зря Варвару пугала. Только не понятно, зачем ей это?

Да все ровно не было в этом месте покоя. Варвара даже поежилась, точно ветер вдруг задул. Варе показалось, что кто-то за ней наблюдает. Она поозиралась по сторонам, но никого не увидела.

— Пришла. — Скрипучий голос пробрал Варвару до самых костей. Ее точно ледяной водой окатили. — Ну, проходи.

От неожиданности Варя вздрогнула.

Сгорбленная тень стояла на крыльце, вцепившись скрюченными пальцами в длинную палку, похожую на посох. Сразу и не разберешь, человек перед тобой или нечисть ночная. Тень не шевелилась, а об ее ноги терся пушистый кот, толстый и черный как смоль. Глазищи у него пылали багрянцем, точно в них луна отразилась.

Варю сковал страх. Вот только она с Настасьей говорила, как та испарилась, что туман к полудню. Теперь эта тень. Неужели старуха немощная сама ее встречать вышла? Варвара даже не услышала, когда открылась дверь.

— Здравствуйте, бабушка, меня к вам Настасья прислала.

Голос Вари осип и срывался, царапая горло, словно она ежа проглотила.

— Заходи в хату.

Старуха, тяжело ступая, прошла в дом. Кот зыркнул на Варю: глазищи его вспыхнули ярче и потухли, а сам он, слившись с темнотой, исчез.

Варя страшилась, но перечить не стала и прошла следом за тенью. Переступив порог дома, она оказалась в кромешной темноте. Вытянула руку, но даже ее не увидела, где уж тут тень разглядеть. В доме было зябко, словно не лето на дворе, а осень стылая, и пахло какими-то горькими травами. Варя перекрестилась, прошептав про себя короткую молитву. Тут же мрак отступил перед пламенем оплывшей свечи. И в неверном свете проявилось морщинистое лицо старухи с крупным мясистым носом. Из-под черного платка свисали сальные нечесаные патлы.

Варя едва удержалась от вскрика. Как же старуха ее увидала, она ведь слепая! В глазах молочно-голубые лужицы бельм, обвитые кровавыми паутинками. И смотрит она не на Варвару, а куда-то в сторону.

Старуха вдруг повела мясистым носом, раздувая широкие ноздри, и, оставив свечу на столе, сама присела на лавку. К ней на колени тут же запрыгнул кот и принялся прожигать Варвару немигающим взглядом. Точно охраняет свою хозяйку.

Света от дрожащего огонька хватило для того, чтобы рассмотреть очертания и скудную обстановку горницы. Стол, лавка возле него, у печи широкий топчан да сундук в углу. Там, где должны висеть иконы, болтался лишь пучок сухой травы. Окна наглухо закрыты ставнями.

Варя хотела было перекреститься еще раз, но старуха прошамкала:

— Не смей. Ты в мой дом пришла, вот и будь добра мои правила исполнять.

— Какие правила, бабушка? — удивилась Варвара. — Я всего и хотела, что крестным знаменем себя осенить.

— Еще раз это услышу, пойдешь во двор ночевать, пусть тебя лисы там обглодают.

— Как же так, бабушка? Ты ведь сама меня позвала.

— Ты знала, к кому шла, теперь не строй из себя святую простоту. Или Настасья про меня не рассказала?

В бельмастых глазах старухи плясали лепестки оранжевого пламени, а морщинистая кожа казалась сухим пергаментом, который вот-вот затрещит и лопнет, разбежится трещинами-ранами, а страшное лицо рассыплется в прах.

— Ничего не говорила, только велела ночь с вами пробыть, а утром нам староста лошадку ссудит. Артисты мы бродячие...

— Дальше не рассказывай, — старуха скинула с колен возмущенно фыркнувшего кота, поднялась на ноги и, уперевшись о палку, подошла к Варе.

Аглая стояла так близко, что Варвара чувствовала ее смрадное дыхание, хотя ростом та едва Вари до груди доставала. Ноздри старухи раздувались и подергивались, что у борзой, втягивая воздух. Тонкие, почти бескровные губы шевелились, но никаких звуков из черного провала беззубого рта старухи не вылетало. В какой-то момент Варя решила, что оглохла, но потом старуха легонько толкнула ее в грудь кулачком, и слух вернулся.

— Боишься, — прозвучало утвердительно, а не вопросительно. — Только меня тебе бояться не стоит, а вот себя бы поостереглась. Да об этом после. А пока скажи-ка мне, неужели и правда поверила, что я могла дитя невинное погубить ради спасения от засухи? Ведь так тебе про меня Настасья сказала?

Варвара хотела возразить, что ничего такого не было, но помимо своей воли кивнула, соглашаясь. Она была уверена, что старуха ее видит, хоть и не понимала, как той это удается.

Аглая вернулась на лавку. К ней на колени тут же запрыгнул кот. Но теперь он уже не смотрел на Варвару враждебно.

— Ты садись, в ногах правды нет, — Аглая вытянула руку со свечой, указывая на табурет, который Варя до того не приметила. — Да послушай, что я тебе расскажу. Может, и сама все поймешь. А не поймешь, так уже не моя забота.

Старуха погладила кота, тот мявкнул, ткнулся лбом в ее сухую ладонь и, улегшись поудобнее, задремал.

— Хочешь верь — а хочешь не верь, да только мальчонку я не трогала. Даже помочь ему хотела. Авдотья, жена нашего старосты, принесла ко мне Егорку, когда тот почти неживой был. Горел так, что от него можно было печь затопить. Я спрашивала, чего Авдотья раньше не спохватилась, так она на меня понесла. Мол, лечи давай, а не разговаривай. Пригрозила, что ежели с сыном чего приключится, она заставит старосту меня из Лисьего Яра выгнать. Глупая баба.

Варвара была готова слушать любые истории, только бы ночь переждать, да в путь снова тронуться.

— Помер тогда Егорка, я и сделать ничего не успела. Поздно его Авдотья принесла, всего бы на две ночи раньше, спасла бы мальчонку. Как же она выла и меня проклятьями осыпала. Обещала хату спалить со мной вместе. Да разве меня этим напугаешь? Я свою жизнь прожила. — Аглая прервала рассказ и повернула голову к окну, в которое заглянула любопытная багровая луна. Сдвинула брови, точно недовольна была увиденным и продолжила. — Егорку схоронили в тот же день. Я только потом узнала, что Авдотья про меня наплела. По ее словам, я дитя в жертву черной силе отдала. Засуха и впрямь в тот год была сильная, а как Егорушку схоронили, так дожди пошли. Вот ей и поверили.

Старуха вдруг закашлялась, вцепившись в горло скрюченными, словно птичья лапка, пальцами, и махнула другой рукой, указывая на кадушку с водой, стоявшую у стола. Варя наполнила лежавший на столе ковш и поднесла хозяйке.

Напившись, старуха отдала ей опустевшую посуду, вновь уставилась в окно и забормотала.

— А Егорка с тех пор ко мне приходить стал, — Аглая говорила о мертвом, как о живом. У Вари побежали мурашки. — Придет и стоит под окнами: "Помоги мне, баба Агаша, холодно тут". Я уж чего только не перепробовала: заговоры, отвары и зелья разные, на могилу ему помины носила, так все без толку. И ведь, сколько не спрашивала, чего ему от меня надобно, молчит. Только через полгода открылся. Мне сон приснился, в котором он попросил лошадку ему вернуть, что отец сострогал. Сказал еще, что лошаденка его у меня в хате припрятана. А я ни сном, ни духом.

Аглая снова замолчала. Эти паузы пугали Варвару. Старуха молчала, разглядывая слепыми глазами что-то за окном. Может, и нет там ничего. Да только страх сковывал, что и не пошевелиться.

— Нашла я его игрушку. Под крыльцом была. Оказывается, ее Авдотья с могилы Егорушкиной забрала и мне подбросила. Небось, хотела старосту на меня натравить, чтобы избавиться от ведьмы, которая сына ее погубила. Да только не виновата я в том, что мальчонка не выжил. Не успела бы я его вылечить. Она ведь его поздно привела.

Варя поняла, что рассказ сейчас пойдет по второму кругу. И никакая Аглая не ведьма, а просто одинокая старуха, к которой никто не приходит. Вот она и нашла себе отдушину в разговорах.

Варя встала, хотела подойти к окну, самой узнать, что там Аглая высматривает, но ее окрик заставил девушку снова упасть на табурет.

— А ну сядь! Думаешь, ежели я без глаз, уже и не увижу ничего? Я и видеть то по-настоящему стала, когда свет белый померк. Дослушай, а потом скажу, для чего тебя Настасья ко мне отправила. Чую, как тебя любопытство изнутри грызет. Да придется потерпеть и дослушать. На чем я остановилась? Ах да, рассказала, значит, Авдотья всему Лисьему Яру эту байку. Тут уж меня злость разобрала. — Аглая ударила кулачком по столу. Свечка, стоявшая возле нее, упала под стол. В наступившей темноте вспыхнули красные глазищи кота, а Варя зажмурилась от страха. Она до сих пор не могла поверить, что все это не сон, и хотела поскорее проснуться, а рядом чтобы был большой и теплый Захар.

Только желанию не суждено было исполниться. Пришлось нашарить под столом огарок свечи и снова его запалить. Аглая же все это время продолжала смотреть в окно и говорить, точно и не произошло ничего.

— Взяла я коника, да пошла сама к старосте. Буря разгулялась не на шутку, но я уже решила, что дойду. Авдотья ведь не унималась, все поклепы собирала. Даже грозу себе в пользу обернула, мол, помирает ведьма Аглая, силушка колдовская выхода не находит. Я и сама думала, помру, но дойду до старосты, расскажу все как есть. Пришла, а хата-то пустая. Дожидаться не стала, как подсказал мне кто, бросила коника в сенях, а сама ушла. Души неупокоенные, они ведь такие, если привяжутся к чему, то не уйдут. Егорушка вот к игрушке своей прицепился. Теперь куда деревяшка эта, туда и он. Подумала, что Авдотья услышит плач сыночка, да одумается, но видно, надо было ей лошадку эту прямо в морду сунуть! Но что сделано, то сделано.

Так вот почему жена старосты перепугалась, увидев Варвару с лошадкой в руке. И староста их не просто так прогнал. На его месте Варвара так же поступила бы.

— Не подумала, что Авдотья ко мне в ту же ночь примчится, — Аглая рассмеялась скрипучим смехом. — Сама бледная, растрепанная, и глазищи, что блюдца. Зло, оно же завсегда возвращается к тому, кто его сотворил. По делу и наказание. Кричала она, грозила мне, да разве уже чего исправишь? Староста ведь лошадку в печь бросил, теперь Егорка навечно к их хате привязан.

Варвара будто приросла к табурету. Значит, не померещилось ей и не приснилось. Она и в самом деле плач детский слышала. А ведь в кошмаре том старуха Варвару своей назвала. Аглая то была или нет, теперь и не вспомнить.

— Только Авдотья все не уймется. Обмануть вот меня вздумала. Я ведь велела ей Настасью прислать ко мне на ночь, пообещала, что тогда Егорушку от страданий избавлю, а ее от мук душевных. Да ты не пужайся, — махнула рукой Аглая, — ничего я Настасье не сделала бы, просто все рассказать хотела, как есть. Да только вон как оно вышло-то. Мне ведь и правда помирать скоро. В церкви отпевать не станут, так хоть теперь душу облегчу. А ты, девка, слушай да не перебивай. По молодости и горячности я много чего наворотила. На том свете с меня много и спросится. И ведь могла по-другому жизнь прожить, да глупая была, думала, не придется расплачиваться. Ты вот что, девка, как завидишь, что меня крутить и ломать начнет, уходи и не оглядывайся. Уговор ты выполнила, ночь со мной пробыла. Потому и оплату получишь от старосты. Об одном прошу, расскажи Настасье все, что я тебе поведала. Ни словечка не утаи, пусть знает.