Сердце Баюна (Часть 1)

— Если бы ты не задавала лишних вопросов, он бы не прицепился.

— И ты бы продолжал тратить на меня свое жалование? Извини, но это не вариант. Я и так тебе многим обязана.

— Н-да, сразу видно, что ты не отсюда, — несколько смущенно ответил мужчина, искоса поглядывая на меня. -Разговоры о деньгах женщины в Севернолесье не ведут. Только через посредников мужского пола. Я бы сам в конце разговора поднял вопрос о твоем содержании.

— Предупреждать надо о таких "мелочах". — Я не удержалась и попеняла спутнику. — Ладно, проехали. Что там с планами на будущее?

— Сейчас заедем в одно место, там переночуем, завтра с утра закупим все необходимое. Потом вернемся в поместье, я оставлю указания егерской дружине — и отправимся на поиски.

— Хорошо. Тогда вечером составлю список покупок, посмотришь? Вдруг я что-то упущу.

На меня странно посмотрели и уважительно кивнули. Ну-ну. Опять, небось, не по правилам действую. Жаль, конечно, что мы так торопимся. Бреза меня заворожила, хотелось бы прогуляться по городу, насладиться видами, так сказать — "нырок" в другой мир воспринимался как турпоездка в экзотическую страну. Возможно, если дело увенчается успехом, царь-батюшка позволит мне задержаться на пару дней в столице, не станет сразу выпихивать наглую иномирянку в родные пенаты. А если нет... Кстати, почему нет?

— Танэк, почему ты столько лет отказываешь дяде? Все-таки пострадала твоя родственница.

Егерь со свистом выдохнул сквозь сжатые зубы. Кажется, последним вопросом я окончательно испортила его настроение. Добила то, что не разрушил царь во время их приватной беседы.

— Рада... Я тебе все объясню, но позже. Когда рядом не будет лишних ушей, хорошо?

— Как тебе будет удобнее.

О своей покладистости я пожалела сразу, как только вышла из кареты.

— Это то, о чем я думаю? — Голос осип, руки задрожали. Все как обычно. Для устойчивости и уверенности пришлось ухватиться за рукав Танэка.

Выстроенный полукольцом одноэтажный дом с дразняще-красными стенами. Ромбовидный узор вокруг окон и дверей. Привратник, разряженный в ало-багровый пышный балахон. Очередь клиентов, скрывающих лица в глубоких складках капюшонов. Заливистый хохот и постанывания, доносящиеся откуда-то изнутри. И венцом кошмарного зрелища — длинные ряды маленьких "домиков", виднеющиеся за оградой внутреннего двора. Боги, неужели этот сумасшедший приволок меня в...

— Тетя Марьяна держит лавку с медовыми сладостями. Пасека находится в ее поместье. — Егерь непонимающе следил за моей реакцией.

— Танэк... — я издала протяжный страдальческий стон. — Лучше бы ты привез меня в бордель!!!

— В чем, собственно говоря, дело? — несколько раздраженно уточнил он, пробиваясь сквозь толпу ко входу в проклятое здание. Я семенила следом, так и не отцепившись от его рукава. — Приличное место.

— У меня аллергия на пчелиные укусы!

С мохнатыми "трудягами", равно как и с их полосатыми злобными родственницами, у меня не ладилось с самого детства. Лет с пяти, когда меня впервые оставили на лето в деревне. Дедушка тогда обзавелся парочкой ульев, хотел делать свой мед. Один укус жужжащей недотроги — и можно на ближайшие дня два-три забыть о прогулках на свежем воздухе. По телу разбегалась мерзкая красная сыпь, глаза начинали слезиться, нос закладывало напрочь... Красный цвет пчелы, по уверениям ученых, не видят. Но это совершенно не мешает им жалить попавшегося на пути субъекта, будь он хоть тысячу раз красным!

— Час от часу не легче, — закатил он глаза и таки вломился внутрь. — Марьяна! Тетушка! Вы мне очень нужны!

— Я все слышу. Не надо так кричать. — Из-за прилавка (да-да, мы вошли через торговый зал) неспешно выдвинулась крепкая дама лет сорока в накрахмаленном бордовом чепце. Про таких говорят, что кость широкая. — Идите за мной.

Мы миновали склад, заваленный разномастными коробами с ароматной выпечкой, рысью пробежали участок коридора с выходом на пасеку и заскочили в комнату с практически герметичной дверью из материала, напоминающего пластик.

— Садитесь, гости дорогие, — язвительно пропела очередная родственница господина Падурше, указав нам на продавленный диван в углу. Сама женщина отвернулась к массивному шкафу со стеклянными дверцами, битком набитым различными бутыльками и флаконами. Придирчиво осмотрев коллекцию, она вытянула один в форме бочонка c ладонь величиной. Вылила треть содержимого в кружку, разбавила чем-то из стоящего рядом графина и вручила мне. — Пей. На три дня о хвори забудешь. В борделях такого не предложат.

— Извините, — я смутилась. Какой, однако, слух у нее хороший — расслышать мои жалобы аж от самого прилавка, при этом находясь в окружении галдящей толпы.

Марьяна отмахнулась и продолжила перебирать рассеянные по полкам богатства. Ну и ладно. Я проглотила отдающее мятой содержимое кружки и блаженно зажмурилась. Неудержимо потянуло в сон. Я навалилась на спинку дивана и расслабилась. Разговор двух Падурше едва задерживался в сознании.

— Ночевать будете в детской, сам видишь, разгар сезона. — Деловито бренча склянками, говорила тетушка.

— Кроватей там...?

— Две, как и раньше.

— Надеешься на примирение? — А голос-то ядом так и сочится.

— А куда мне, старой, деваться. Глядишь, когда-нибудь дождусь. Давно от него вести получал?

— Шесть лет назад.

— Ох-хо-хо, головы ваши буйные... Ладно, неси девочку спать.

И меня понесли, крепко прижав к груди. А сонный мозг тщился разгадать, о ком шла речь... Впрочем, утром я получила информацию с избытком. Составляя за завтраком список предстоящих покупок, я неосторожно напомнила Танэку о его обещании приподнять завесу тайны над образом болотниц. Марьяна, сидевшая с краю стола, зашипела не хуже кошки и бросила ложку.

— Согласился-таки? — на племянника она смотрела чуть ли не с ненавистью.

— На этот раз у меня нет выбора, — обреченно сообщил ей Танэк, грозя мне кулаком. — Царь выделил чуть больше месяца на поиски.

— Видать, совсем близка расплата за грехи её, — мстительно улыбнулась тетушка и порывисто метнулась прочь из кухни.

— Вот не могла ты подождать, пока вдвоем останемся, — посетовал егерь, переведя взгляд с колеблющейся, аки желе, двери на меня. — Теперь мешок хлама с собой тащить придется.

— Извини, не подумала, — повинилась я. — Раз мы остались, наконец, одни — могу я узнать, почему тема болотниц и больной царицы вызывают такой ажиотаж среди твоих родственников?

— Клятву молчания дашь — узнаешь, — устало выдохнул егерь и положил на стол белый диск размером с монету в ажурной серебряной оправе. Щелкнул по центру пальцем — и "монета" выпустила наружу острый расплющенный шип, напоминая миниатюрные солнечные часы.

— Танэк, ты ничего не забыл мне рассказать? — нежно обратилась я к спутнику, с опаской глядя на конструкцию. Кость и серебро — хорошее сочетание для всяких ритуалов, если верить сказкам и легендам древних народов.

— А? Точно, ты же не знаешь, — встрепенулся хмурый тугодум. Взял "часы" двумя пальцами и наклонил в мою сторону. — Смотри, кладешь сверху ладонь, так, чтобы шип находился по центру, опускаешь руку и говоришь: "Клянусь молчать об услышанном здесь и сейчас".

— И что дальше? В моем мире таких штук не существует. Что будет, если я попытаюсь кому-то разболтать твои секреты? На какой срок я даю клятву?

— Как вы живете-то в своем мире без этого, — изумился семиреченский абориген. — Срок клятвы задаю я — допустим, до твоего возвращения в родной мир, идет? Там уж говори, кому хочешь. Нарушители клятвы молчания обычно теряют голос, хотя владелец печати может обратиться к волхвам и попросить заложить другое наказание. Все? Ты спокойна? Тогда клади руку и терпи: печать впитает каплю твоей крови.

— Жуть какая, — я скривилась, глядя на кровососущую "монетку". — Хорошо вы устроились. Какие еще печати существуют?

— Ох и любопытная же ты! — ворчливо отозвался Танэк, схватил меня за руку и ловко ткнул печатью. Я пискнула от боли, дернулась — запястье словно тисками сжало. — Говори давай! Потом все расскажу! Ну?

— Клянусь...ай! — мерзкая вещица пиявкой впилась в ладонь. Шип оказался вовсе не шипом, а самой настоящей пастью, раскрывшейся пятью острыми лепестками на подлете к коже. Костная пластина быстро меняла цвет с белого на бледно-розовый. — Клянусь молчать об услышанном здесь и сейчас!

— Пока не покинет пределов Семиречья, — спокойно завершил "ритуал" мучитель. Зубастый шип сверкнул и с чавканьем втянулся в диск печати. На моей ладони остался явственный контур укуса. — Вот и все, а ты боялась.

— Руку отдай, садист. — Других слов у меня не нашлось. Просьбу выполнили мгновенно.

Я принялась растирать пережатое запястье. Внутри клокотало от злости. Мужлан средневековый! Сложно было подождать минуту и объяснить все нормально? Я ни одной истерики ему не закатила с момента попадания в этот дурацкий мир! Слушаюсь во всем, веду себя тише мыши, не спорю. К черту на кулички собираюсь теперь тащиться — по его вине, между прочим! Знала бы, что неделя отдыха закончится срочным вызовом к царю — следующим утром бы к ближайшему волхву отправилась! Глядишь, сделка вышла бы не такой зыбкой.

— Рада... — Егерь вдумчиво следил за моими действиями. Розовый кругляш лежал рядом с ним на пустой тарелке. — Это стандартная процедура, наименее болезненная из всех клятв.

— Это, безусловно, радует. — Я досчитала в уме до десяти и выдохнула. Не помогло. — Надеюсь, информация стоит пережитого.

— Разумеется. Иначе бы ее не защищали клятвой. С чего начать?

— С начала! — Спокойно, Рада, спокойно... Люди — они такие люди, им всегда проще сначала сделать, и лишь потом подумать. Или вовсе не думать...

— Злючка, — усмехнулся этот...гад! — Начало у истории банальное — две девицы-подружки попали на царский бал и...влюбились в юного царевича Возгара. Одной из них была старшая сестра моей матери, Ранеда. Второй — младшая сестра отца, Марьяна Падурше. Вздыхали, глазки строили, ни на что не надеялись — где дочки купца и егеря и где наследник трона. А Возгар возьми да и выбери Ранеду спутницей на том балу. Женская дружба кончилась после оглашения помолвки.

Дальше история закрутилась не на шутку. В Севернолесье некоторые особо одаренные личности умели сплавлять воедино "мертвую" механическую основу и разлитую в воздухе живую энергию, благодаря которой здесь прекрасно себя чувствовали разнообразные нечистики. Само собой, умельцев знали в лицо и тщательно оберегали от завистливого ока иностранных держав — стоили такие "живые" игрушки дорого, изготавливались на продажу малым партиями и только под заказ, ощутимо пополняя царскую казну. Каково же было удивление Возгара и прочих приближенных к царевичу, когда выяснилось, что его молодая жена — неучтенный мастер!

Кстати, своему компактному виду печати клятв обязаны именно ей — "монеты" стали первым официально зарегистрированным изобретением Ранеды. Свекор приказал выделить невестке мастерскую, да не где-нибудь, а на царском подворье, защищенном со всех сторон. Однако это девушку не спасло от оскорбленных родичей Марьяны — молодые да горячие шептуны, засидевшиеся без дела, нашли способ отомстить "предательнице". Как все увлекающиеся личности, царевна не сумела удержаться от соблазна, когда нашла на рабочем столе подкинутый кем-то камешек с невероятными свойствами. Даже поняв, чем является "сувенир", Ранеда не отступилась. Марьяна, прознав о выходке кузенов (говорили, что один из них сам засматривался на Ранеду, но опоздал с признанием), кинулась спасать бывшую подругу, но не преуспела. Тетку Танэка прилюдно осмеяли и вытолкали взашей, даже не пропустив во внешний двор терема.

— На пятую годовщину свадьбы Возгар получил невероятный по силе охранный амулет, а его жену-мастерицу подкосила вдруг простейшая простуда. За двадцать с лишним лет здоровье Ранеды так и не восстановилось, болезни к ней липнут, словно мухи на мед. Мне было шесть, когда судили дядю Ингвара и его брата. Казнить — не казнили, царица вступилась. Сказала, что знала о последствиях, когда взялась за обработку подкинутого подарка. Из страны выслали без права возвращения. Марьяне тоже досталось за компанию — у тетки отобрали разрешение на травничество. Вот этого она царице не простила до сих пор — своим молчанием во время оглашения приговора Ранеда перечеркнула все ее мечты.

— И никого из твоих родственников даже не пытались удавить по-тихому? Какой великодушный был у вас в молодости царь.

— Клятва его держит, иначе под первым попавшимся кустом бы их прикопали. Ранеда на заре своего царствования печатей насоздавала — до сих пор не со всеми волхвы разобрались. К тому же дед в ту пору еще жив был, напомнил царской семье о договоре и пригрозил оставить егерскую дружину без шептунов Падурше. Так что живут опальные дядья мои в Гордицене, а Марьяна помыкалась немного, потом пчел разводить начала. Говорит, с медом работать увлекательнее, чем с травами.

— То есть царица ваша страдает сейчас за выбор Возгара и за собственную жадность? Что за камень-то был?

— Примерно так. — Танэк придвинул к себе кружку чая. — И тут мы переходим ко второй части истории, про честь и причины, по которым моя семья отказывает царю уже много лет.

Я навострила уши, позабыв про злость и обиду. Если не ошибаюсь, речь пойдет про болотниц, которые заинтриговали одним фактом своего существования. Как же, высшая нечисть, разумная, плачущая живой водой практически. И одну из них мне позарез нужно отыскать за этот месяц — куковать вне благ цивилизации всю жизнь я не намеревалась. Это только в сказках попаданцы радостно плюют на отсталость окружающего их мира ради любви и дружбы — подозреваю, что просто от безысходности так себя настраивают. У меня шанс на возвращение есть, причем немалый. И упустить его будет глупостью несусветной.

— Я рассказывал тебе, как мой род появился в Севернолесье. В народе ходит штук тридцать версий, как именно Савел Падурше обуздал нечисть. Правда известна только нашей семье. Дело в том, что дед был знаком с королевой болотниц. Да-да, не смотри так скептично. Я сам до конца не уверен, где в его рассказе вымысел, а где реальность.

По всему выходило, что болотницы не просто разумны. Они умудрялись управлять всей нечистью Севернолесья, успешно скрываясь от людей. Дед моего егеря, невесть когда сведший дружбу с самой главной болотницей, после заключения договора с царем пошел в лес и вызвал-таки приятельницу на разговор. Выяснил, что к чему, придумал план, подключил самых талантливых родственников-шептунов — и за четыре дня решил проблему. Взамен на помощь роду людскому королева потребовала с него обещание (тогда печатей клятвы еще не придумали) — хранить секреты обитательниц болот от людей. Обещание свято блюли много лет.

— Насколько я понял из записей деда, где-то в болотах скрыто целое государство, о жителях которого мы ничего не знаем. Их облик, способности, условия жизни и пищевые пристрастия, язык — ни-че-го.

— Как же тогда царь узнал про слезы?

— Отец постарался, — с некоторой брезгливостью признал Танэк. Вспоминать о постыдном, предательском поступке родителя ему было неприятно. — Он никогда не хотел становиться егерем, дар шептуна слабенький достался. Как сдал мне свои обязанности, так и расслабился. Решил, что обещания на него больше не распространяются. Увидел шесть лет назад, в каком состоянии находится Ранеда — его с матушкой как близких родственников пропустили — и пожалел. Как он клятву о молчании отсрочил — не представляю. Утром следующего дня царь приказал мне в срочном порядке добыть ему болотницу, а отец к вечеру онемел.