Вампирская сага Часть3

— Мара, — взгляд Габриэля стал каким-то очень старым и усталым. — Теперь они, — он указал на окружающих их людей, — твои дети. Они заключены в цепи бесконечных рождений, ты сама испытала это на себе, болтаться всегда меж двух миров, нести в себе тьму и свет, быть все время раздираемым на части, потому что в тебе два противоположных начала. Неужели ты не хочешь дать им шанс раствориться, в конце концов, в свете, обрести освобождение и мир?

— Хочу, — Сэм грустно смотрела на проходящих в своих заботах людей.

— Но они смогут избавиться от тьмы только тогда, когда в их источнике не останется ни капли тьмы. Все это время на протяжении долгих веков их единственный шанс освободиться был в том, чтобы стать темными, кормиться от себе подобных и в лучшем случае навеки раствориться во тьме, став ее частью.

— А как же наша любовь? — прошептала Сэм.

— Ваша любовь нарушила равновесие. — Сказал он. — Теперь она же дает шанс его восстановить.

— Нагара эн тусте он хаем... — прошептала Мара.

— Ты вспоминаешь, — удовлетворенно кивнул Габриэль.

— Вы все этого так хотели, — с вызовом произнесла Сэм. — У вас получилось.

— Не нужно отчаиваться. — Мягко сказал Габриэль. — Я понимаю, что тебе тяжело. Но, не вернув тебя, невозможно было бы пробудить твою силу. А вернуть тебя — означает вернуть твою память, твою боль, все.

— Я теперь все вспомню? — Спросила она.

— Все, что было до человеческого существования — да.

Сэм снова кивнула, счастье куда-то бесследно улетучилось, на поверхность всплывала огромная боль, как необъятное маслянистое пятно.

— Я не хочу забывать Сэм, — произнесла она, глядя на Габриэля.

— Ты не забудешь, — сказал он. — Только смерть стирает все.

Сэм ощущала себя так, словно тело ее было соткано из пыли, клубившейся на свету, каждая частичка которой принадлежала разному времени.

— Они единственные, кто у меня есть, — сказала она, имея в виду Дэниэла, Билли, Малькольма. — И ты хочешь, чтобы я ушла, не прощаясь, забыла о них, словно они никогда не существовали?

— Вообще-то истинное равновесие настало бы, если бы Нагара уничтожил всех кровопийц, которых он создал. — Произнес Габриэль, и Сэм с ужасом посмотрела на него. Ей показалось, что сейчас ее стошнит.

— Они — живые, Габриэль, они тоже чувствуют, думают, любят. Как ты можешь так говорить? Ты предлагаешь сейчас убить всех, кого я люблю. — Сердце Сэм буквально заныло.

— Сэм, тьма, свет и люди — это равновесие. Вампиры — паразиты, питающиеся чужими жизнями.

— Зачем ты давишь на меня? — Сэм взглянула в его напряженное лицо. — Ты боишься, что я что-то вспомню?

Габриэль молчал.

— Ты боишься.

— Да, я боюсь, что ты снова поддашься своим чувствам, и все испортишь.

— Габриэль, это не война. — Сэм покачала головой.

— Это война, и ставки в ней настолько высоки, что от этого зависит все сущее.

— Что, если я потрачу весь свой свет на то, чтобы обратить вампиров? Все будет так, как ты хочешь: свет, тьма и люди.

— И где здесь шанс для людей достичь света? — С горечью произнес он.

— Ты поможешь им.

— Знаешь, почему я до сих пор не вернулся в свет?

— Чтобы помогать людям?

— Потому что я не могу! — Он почти прокричал это. — Я не могу, пока в тебе есть тьма.

— Габриэль, — Сэм протянула к нему руку. Она и не подозревала, что этот мир для него многие годы был своего рода тюрьмой, что, если бы он только мог, его бы уже давно не было на земле. И единственным шансом на освобождение для него была она. — Прости. — Ей показалось, что она постарела сразу на несколько сотен лет. Глаза ее запали и были замученными. — У меня больше нет сил. — Произнесла она.

— Я отнесу тебя домой. — Сказал он, подымаясь и подхватывая ее на руки.

— Габриэль, мне кажется, что ты не пробудил, а убил меня сегодня. — Слабо проговорила она.

— Лучше я, чем он. — Сказал ангел и унес ее к побережью.

Глава 14

После всего случившегося после заката солнца Сэм ощущала себя настоящей старой развалиной. Она больше не переживала насчет своих гостей, потому что в ней не осталось света даже для того, чтобы зажечь лампу.

— Хм, бурный денек? — Произнес Билли вместо приветствия. — Решила наверстать упущенное днем, пока мы дрыхнем?

Сэм никак не отреагировала на его шутку.

— Сэм, что случилось? — Билли присел на корточки рядом с ней. — Ты ужасно выглядишь.

Дэниэл остался стоять у дверей, осматривая ее издали.

— Мне кажется, дела действительно плохи. — Произнес он. — Нужно сообщить хозяину.

— Какому? — уточнил Билли.

— Я — не Саранд. — С презрением выплюнул Дэниэл. — У меня только один хозяин.

— Ты думаешь, она заболела? — Спросил Билли, с тревогой снова взглянув на Сэм.

— Она человек. — Пожал плечами Дэниэл, словно это все объясняло.

— Да, — согласился Билли. — Позвонишь Малькольму? Только... — Билли замялся, — он ведь все равно не сможет быстро прийти без помощи Дориана.

— Это ему решать. — Произнес Дэниэл и достал телефон.

— Сэм, у тебя что-то болит? — не успокаивался Билли, а Сэм была настолько уставшей, что не могла заставить себя говорить. Она ощущала себя выжатой и немой, у нее не было сил шевелить губами. Слишком дорого ей далось пробуждение. И если она не загнулась до сих пор, то, наверное, только потому, что до самого захода солнца лежала на руках у Габриэля, который нежно гладил ее по голове и тихо напевал ее мелодию. Осознание пришло, как вспышка: она поняла, что того света, что был в ней, и который она так щедро тратила сегодня, не хватает на поддержание ее сил, ей не хватает силы тьмы. Но она была настолько слаба, что не могла уже дотянуться до нее самостоятельно. Сэм действительно погибала. И если этой ночью в нее не вольют тонну тьмы, она не дотянет до утра, солнечного света и нежных рук Габриэля.

— Дориан, — прошептала она, — позови Дориана.

— Не Малькольма? — Билли был явно смущен. Наконец он сдался, глядя на нее.— Хорошо.

Пока Дэниэл в коридоре разговаривал с Малькольмом, он набрал Дориана.

— Господин? — Поприветствовал он его.

— Да, Билли? — Дориан едва ли ожидал его звонка.

— Сэм попросила позвать вас. — Сказал Билли. — Ей... очень плохо. Я не знаю, что, но с ней что-то совсем не так. — Сбивчиво пытался объяснить Билли.

Дориан застыл на том конце провода.

— Дориан? Вы там? — Билли нервничал.

— Я здесь. — Произнес Дориан, появляясь в комнате. — Сэм. — Он подошел к ней и коснулся ее руки.

— Сехи на тор даах. — Слова давались ей тяжело, но она ощутила его руку, его близость, и от одного этого ей уже стало чуть легче.

— Мара, ба каах. Ла такар дикет, Мара. — Он рванулся к ней, осторожно, но молниеносно беря ее на руки. Радужное облако вокруг них вспыхнуло, и темная сила полилась в Сэм, как кровь донора. Усталость стала отступать, веки перестали быть неподъемными, и она посмотрела в голубые глаза Дориана.

— Спасибо, что пришел.

— Я пришел бы к тебе откуда угодно. — Произнес он, неотрывно глядя на нее, и продолжая кормить ее тьмой. — Ты вспомнила?

— Да, Дориан. Я знаю, кто мы. — Сэм смотрела на него по-новому. Теперь она видела одновременно два лица: лицо ее человеческой любви и лицо любви бессмертной. Она помнила, как они встретились на границе света и тьмы. Как осветилось его лицо, а тени позволили увидеть ему ее, Мару. Как она не побоялась и протянула ему руку во тьму, и как их руки сплелись, сотворив с миром то, что случилось. Их любовь положила начало миру, такому, каким он был сейчас.

Казалось, комната вокруг не существует, и весь мир погрузился в безмолвие, теперь, когда они снова соединились.

— Мара, — он шептал на древнем языке слова нежности, и темные густые слезы лились из его глаз.

— Дориан, — она бережно провела руками по его лицу, и глаза ее сияли, как огонь. — Мир мой, сон мой, свет мой. Любовь моя.

Глава 15

— Тьма сидит у моих ног, — улыбнулась Сэм, запуская руку в пряди темных волос Дориана. Так непривычно было видеть его бледное лицо на фоне рассветного зарева.

— Знаешь, так странно быть на свету, — сказал он, подымая на нее глаза.

— Ты привыкнешь, как я привыкла к ночи.

— Я знаю, о чем ты все время думаешь. — Сказал он. — Я не против того, чтобы вампиры стали людьми. Только я не хочу принуждать их, они должны пойти на это добровольно.

— Так не обязательно должно быть, — сказала Сэм, чуть заметно помрачнев. — Это идея Габриэля. Я не могу представить себе Малькольма человеком, это все равно, что лишить его сути. Надо было сказать ему, что со мной все в порядке, — огорчилась она.

— Я сказал, — улыбнулся Дориан, и Сэм посмотрела на него с благодарностью. — А вот и Габриэль, — сказал Дориан, не оборачиваясь, и ангел появился на террасе.

Он замер, увидев их двоих вместе.

— Вы соединились. — Потрясенно произнес он.

— Ты чуть не убил ее вчера, — сказал Дориан, поворачиваясь к нему, в его голосе зазвучали нотки гнева.

— Если бы она умерла вчера, — произнес Габриэль, — она бы вернулась к свету. И все мы были бы спасены. — Он с досадой смотрел на влюбленных. — А теперь ворота закрыты.

— Ты готов был убить меня, лишь бы добиться своего? — пораженно спросила Сэм, а Дориан заметно напрягся, словно перед броском. Сэм успокаивающе коснулась его руки.

— Это был единственный выход. Но ты вспомнила быстрее, чем я думал. — Сокрушенно произнес Габриэль, опускаясь на террасу. Ему, похоже, было абсолютно наплевать, даже если бы Дориан разорвал его на части.

— Я думала о том, о чем ты говорил, Габриэль. Но я говорила тебе еще вчера, большинство вампиров, которых я знаю — живые, мыслящие существа, способные чувствовать, и я не могу разрушить их жизни только для того, чтобы открыть какой-то мифический путь к свету.

— Он не был мифическим, — Габриэль верил в то, что говорил. — Это был последний шанс. Теперь, даже если вы снова расстанетесь, потребуются века для того, чтобы такая возможность снова появилась.

— Мы не расстанемся. — Отрезала Сэм. — Мы едины, и тебе придется принять это, Габриэль.

— Нет, — он покачал головой. — Я принадлежу свету. А ты — ни то, и ни другое. Я больше ничего не должен тебе, я ухожу.

— Габриэль, ты ведешь себя, как ребенок.

— Я и есть ребенок, твой ребенок, если ты забыла. — Бросил он ей в лицо, затем развернулся и спрыгнул с террасы.

Сэм тяжело вздохнула, и, убрав руку Дориана с коленей, поднялась.

— Он вернется. — Сказал Дориан. — Вечность — это слишком долго для того, чтобы никогда больше не пересечься.

— Тогда почему у меня такое ощущение, что я предала его?

— Ты успела привязаться к нему.

— Я успела вспомнить его. — Грустно сказала Сэм. — Он — мое дитя.

— Они все — наши дети. — Сказал он, делая широкий жест рукой.

— Тогда, может, он прав в том, что я лишила их шанса на свет?

— Мы ведь живем в любви, почему они не могут жить в любви и мире с самими собой? — Возразил Дориан.

— Потому что в них неравные доли света и тьмы. Потому они ищут себе пару. Но представь, как трудно найти того, кто восполнит твои части света и тьмы до равенства? Настолько трудно, что почти невозможно. И это единственный шанс на счастье, который мы оставили им.

— А что нужно было сделать? Дать тебе умереть?

Сэм прошлась к краю террасы.

— Я бы растворилась в свете, ты во тьме. И они могли бы успокоиться в свете или тьме, устав от поисков счастья здесь.

— А мы? Что бы делали мы?

— Не соприкасались, не обретали форму, были бы сознательным светом и тьмой, как в самом начале.

— Тьмой и светом, несущим в себе боль. Потому что я не смог бы быть прежним. И каждый, ищущий во мне покоя, находил бы боль.

Она взглянула на Дориана. Он говорил правду, похоже, у них не было выхода. Она вернулась к нему и коснулась его руки, боль сразу утихла.

— Никогда не отказывайся от нас. — Произнес он.

— Не буду, — сказала она, но ее голос не был счастливым.

Глава 16

— Мак, — Сэм вошла в комнату, предварительно постучав в дверь, хотя и появилась в доме прямо посреди коридора всего в двух шагах от его двери.

— Мара, — он слегка склонил голову в знак почтения.

— Я не забыла, — произнесла она почти одними губами, и глаза ее едва ли были глазами безразличной королевы.

— Ты изменилась. — Спокойно сказал он, но это прозвучало, как удар для Сэм. — Ты теперь действительно Мара. — Он прошел в дальний конец комнаты, увеличивая расстояние между ними.

— У меня был выбор, — произнесла вслух Сэм то, что до сих пор мучило ее.

— О чем ты? — Повернулся к ней Мак.

— Умереть, — ответила она, опуская глаза, — и больше никогда не соприкасаться с тьмой.

Казалось, он побледнел от сказанных ею слов.

— Это было бы больше, чем смерть для нас. Для всех нас, для него. — Произнес он, имея в виду Нагару.

— Разве тебе было бы не легче знать, что я умерла, чем видеть меня такой? — Спросила Сэм.

— Чушь, — резко выдохнул Малькольм. — Мне было бы легче, если бы ты не мучила себя памятью своей последней человеческой жизни. Было бы легче, если бы в тебе не осталось ничего, кроме Мары. Если бы ты стала высокомерной и безразличной. — Он приблизился к ней вплотную, и в его глазах светилась боль.— Но ты приходишь, и в тебе так много любви, так много Сэм, ее глаза, ее улыбка, ее упрямство.

— Я и есть Сэм, пока не умру. — Сказала она, опуская голову. — Я пришла не для того, чтобы мучить тебя. А для того, чтобы встретиться с тобой и поговорить, чтобы ты знал, что со мной. Чтобы ты знал, что я дорожу тобой, что я ничего не забыла. Можешь казнить меня за это, Мак, но я не хочу расставаться с тобой.

— Твой друг оказался последним из детей света? — Малькольм сменил тему.

— Да, — кивнула Сэм. — Но он ушел, когда увидел нас с Дорианом, обвинив меня в предательстве. Он предпочел бы, чтобы я умерла.

— Он не понимал тебя. — Резко произнес Малькольм. — И это неудивительно, потому что он сам никогда не был человеком, он понятия не имеет, что такое тьма. Осуждает ее, не глядя, как принцип.

— Он — мое дитя. Если он так считает, это я создала его таким. — Произнесла Сэм.

— Я всегда считал тебя своим ребенком в чем-то. — Неожиданно произнес Малькольм, и горько усмехнулся. — Ты мне казалась такой маленькой и хрупкой.

Сэм не знала, что сказать, а повиснуть у него на шее она больше не имела права.

— Что ты думаешь делать с нами? Я ощущаю, что Нагара не возражает против равновесия. А единственное, что его явно нарушает — это наша раса.

— Ничего. — Сэм пробрало от одной этой мысли. — Я ничего не буду делать с вами.

— Благородно, — заметил Малькольм, — и глупо.

— Мак, — она наплевала на собственные запреты и подошла к нему вплотную, — я никогда не причиню тебе вреда. Ты дорог мне таким, какой есть. И я никогда не смогу считать тебя злом, или врагом.

— Даже если я уничтожу твое последнее дитя? — С вызовом спросил он.

— Даже. — Ответила Сэм. — Хотя ты должен знать, насколько сильно мне будет больно. — Сэм замолчала.