Страсти по Матвееву

-Кто еще там у вас?

-Группа "Народоволие". Прочно обосновалась в Лондоне...

-В Лондоне? Это, пожалуй, поинтереснее...

-У группы есть некоторая поддержка в России в среде так называемых "оппозиционных кругов". — сказал фон Эккервальде. — Платформа содержит требования создания "демократической, федеративной республики", подлинного народоправства, действовать предполагает в рамках "демократического миросозерцания"

-Приглядеться к этим "народовольцам" следует, Георгий Васильевич, вы правы. — сказал Ромодановский. — И самым пристальным взглядом. Оппозиционные круги у нас пассивно созерцают. Впрочем, и состояние некоторых элементов этой середины не вполне "созерцательно": пассивные в своих собственных действиях, они весьма активны в содействии самым крайним актам. Террористы запросто находят укрытие в весьма фешенебельных квартирах этой самой "оппозиции". Спрятать нелегально прокламации или литературку какую — пожалуйста! Дать квартиру под тайное собрание — сколько угодно. В этом наши доморощенные революционеры не испытывают недостатка. Деньги? Только убивайте людей, надоевших и мешающих "прогрессу" страны и собственным устремлениям оппозиции...Кстати говоря, стоит заметить, что русские грехи и соблазны почти всегда принимались с восторгом Западом, как русская духовность. Отчего так?

-Вероятно оттого, что греховное ближе человеческой натуре, нежели простота правды. — ответил фон Эккервальде. — В нас, в русских, видят националистов, ненавистников реформ, поклонников таинственной русской души, враждебных просвещению. Эти идолы, бесспорно, присутствуют в сознании, но не в народном, а в сознании публицистов, говорящих вроде бы от лица народа и государства.

-Точно отметили...Далее, что у вас?

-Пражский народно — демократический союз, возглавляемый Крипалем.

-Хм — м, Крипаль...Поговаривают, что профессорский радикализм, строившийся на расчете того, что в России должна произойти революционная перемена, сменило настороженное желание вернуться на Родину. Кстати, отчего настороженное, вы в курсе?

-В Россию такие люди, как Крипаль, не возвращаются не оттого, что их не хочет отпускать старое эмигрантское болото, с которым они демонстративно рвут или готовы порвать, а оттого, что им в России грозит каторга и смерть.

-Отчего же вы его в перспективные определили, Георгий Васильевич?

-Оттого, что он для Запада по — прежнему перспективен. Союз Крипаля полагает, что в результате революции в России возникнет своего рода политическая tabula rasa*. Там считают, что в этом случае политические вопросы пойдут впереди социальных и экономических. Но в союзе также думают, что как бы ни были заострены и обнажены политические требования, в наше время они бессильны и не имеют веса, если не снабжены некоторым социально — экономическим коэффициентом. Крипаль и его сторонники полагают, что в России есть те, кто может откликнуться на республиканскую пропаганду. Демократический принцип соответствует современным историческим требованиям России. А все те, стремящиеся окрасить русскую республиканскую претензию в диктатурные цвета, попросту оказывают этим плохую услугу тому делу, которому хотят служить...

-Да, это, пожалуй интересно, Георгий Васильевич. — сказал министр. — На Западе любят подобного рода мороки с провозглашением принципа политической свободы, мол, тогда это соответствует пожеланиям населения и прочей дребедени.

-Крипаль ведет в Чехии переговоры о создании Республиканско — Демократического объединения, в который вошли бы народные социалисты, представители народно — крестьянского союза, либеральные демократы, федералисты, "Партия Активного Действия". Кстати, среди тех, кого собрал Крипаль, есть и профессор Алексеев — Аскольдов.

-Что у вас там дальше?

-"Русское Единство" графа Арендта...

-Арендт? — Министр, кажется, был удивлен. — Он старый, если не сказать, — ветхий. — человек. Его жизнь полна общественно — политических неудач: издаваемый им журнал "Русская мысль" спроса не находит, идейная полемика привела к разрыву с некогда ближайшими учениками, попытки подчинить свой либерализм монархической риторике подвергли серьезному испытанию его репутацию и едва не закончились политическим одиночеством...Я бы, Георгий Васильевич, трижды подумал по поводу Арендта и его "Русского Единства". Выстрелит ли?

-Я не хотел бы отвергать этот вариант, Борис Викторович...Как вы знаете, практически завершен бурный процесс объединения различных либеральных элементов, разочаровавшихся в радикальном либерализме доморощенных конституционалистов и демократов, и отстаивавших консервативную трактовку либеральной идеи, которая предполагает сочетание сильной власти, социальных реформ, законности и активной внешней политики. Граф Петр Арендт стал одним из признанных идейных лидеров консервативных либералов в эмиграции. Его публикации играют значительную роль в формулировке программы нового политического движения и на западе, и здесь, в России.

-Арендт, Арендт...Он уже пытался утвердить идею русской нации в России наподобие английской, ведь великобритания — империя. У него ничего не получилось. Когда же и у нас заговорили о русской нации как основе государства, держава наша едва не рухнула. Потому что в Англии нация — это не шотландцы, валлийцы, кельты, а прежде всего государство. Он двадцать лет прожил безвыездно в Англии, думает по — английски и речь свою переводит с английского на русский. На кой черт нам этот граф?

-У нас есть удобный подход к графу.

-Хорошо, что еще у вас в рукаве имеется? Берлин? Там шесть русских издательств, там выходит с дюжину журналов и политических альманахов. Там можно чуть не каждый день встретить литераторов, художников, общественных деятелей. Все они почему — то всегда шумны, суматошны и бестолковы.

-Не Берлин.

-Козырь, с которого вы намерены зайти наотмашь, угадал?

-Угадали, Борис Викторович. — улыбнулся фон Эккервальде. — Лондонский "Русский Политический Комитет"...

-Вот как?! Коновалов?! — Ромодановский бросил на главу Департамента Государственной Охраны выразительный взгляд...

...Туманный Лондон традиционно считался одним из центров антирусской агитации и европейской сети политической деятельности российских эмигрантов. Именно в Лондоне располагалась когда — то Первая Вольная Типография, отцом — основателем которой был Александр Герцен, именно здесь нашли пристанище Петр Лавров, Сергей Кравчинский, Феликс Волховский, Дмитрий Желябов, беглый царедворец и дипломат Иван Трегубов...Присутствие выходцев из России стало одной из отличительных черт жизни Англии, и особенно Лондона. В британской столице насчитывалось пять русских издательств. Большое количество периодических изданий способствовало росту активности русских эмигрантов в Англии. Кроме того, в Англии насчитывалось шестнадцать русских обществ взаимопомощи, они оказывали поддержку беглецам и стремились создать прочную основу для дальнейшей жизни в этой стране (биржа труда, школы, санатории и другое).

К примеру, эмигрантский "Фонд русской вольной прессы", тон в котором задавал князь Петр Долгорукий — политический "тяжеловес" эмиграции, автор довольно сумбурной книги о русской политической полиции (он был автором тезиса о том, что русский политический сыск, на который опиралась царская власть, отстаивал прежде всего свои интересы, а не интересы царя), в Лондоне существовал с 1896 года. "Фонд русской вольной прессы" беспрерывно посещался разнородными приезжими из России. На Аугустас — роад 15 заглядывали вообще все россияне, желавшие узнать, что делается на белом свете и...в России. Они пробирались со страхом и трепетом, "бочком", втянув головы и надвинув шляпы — им всюду мерещились шпионы, производящие фотографические снимки, которые потом, как corpus delicti*, будут предъявлены пограничной стражей где — нибудь в Березе — Картузской (разумеется, шпионы не мерещились — они и в самом деле были, присутствовали, кропотливо, тщательно, по крупицам, собирали информации обо всех, побывавших на Аугустас — роад 15, фотографируя и снимая на кинопленку одновременно с трех-четырех ракурсов). Заглядывали в фонд и те русские, кто привозил с собой документы для опубликования за границей, кто доставлял последние анекдоты о деятельности цензоров, свидетельствовавшие о самодурстве правительственных цензоров. Приезжали в фонд и странные типы, предлагавшие, размахивая руками и крича на весь дом, осуществить "центральный террористический акт": таким говорили, что фонд подобными делами не занимается, и что, вообще, про такое не говорят. Приезжали молодые и нервные прожектеры, доказывавшие, что революцию в России можно "сделать хоть завтра", если только иметь рублей пятьсот, не больше. Всех этих безумных, совсем безумных чудаков сотрудники "Фонда русской вольной прессы" принимали обыкновенно с терпением, большим остроумием и огромным запасом невозмутимости...

И вот среди посетителей здания на Аугустас — роад 15 появился он — Николай Ильич Коновалов...По молодости лет он побывал в "царских застенках", чем очень гордился. Отсидка, правда, ограничилась двумя месяцами в Киевской Лукьяновской тюрьме, где порядки были достаточно вольные: двери камер не запирались до полуночи, большую часть времени арестанты проводили на воздухе, благо и погода тогда стояла теплая, совсем летняя...Бывший лесозаводчик, ворочавший сотнями тысяч, отправлявший за границу пароходы отборного пиловочника и мачтовой пинежской сосны, близко знакомый с английским банкиром Тэлботом, он был подобен пробке — много раз падал и взлетал, прошел огонь, воды, закаленный в бурях коммерции, маринованный в бедах, с неизменным удивленным взглядом дитяти, сделавшем пакость. Кто — то из знавших его, утверждал, что если Коновалова раздеть догола и бросить в Москва — реку, в Темзу или в Сену, то через полчаса Николай Ильич позвонит в дверь и будет в цилиндре, во фраке и в белом жилете. Коновалов погорел на сущей ерунде. На жульничестве с экспортом леса и пиломатериалов. С виду ничего особенного — квартира с тремя — четырьмя комнатами, бухгалтерским кабинетом...Юрист, бухгалтер, секретарь, курьер и зиц — председатель. Вот и все "коммерческое общество". Однако деньгами крутило немалыми. Сделки на сотни тысяч рублей. Связи со шведами и англичанами. Шведы поставляли топоры, пилы, запасные части к лесопилкам, но все поставки шли через коммерческое общество Коновалова, авуары немедленно превращались в золото. Сотни тысяч рублей без какой бы то ни было фактической деятельности. Чистые проценты за фантастические поставки. А все средства Коновалов черпал из казны, по фиктивным подрядам на поставку лесоматериалов на экспорт. Все сделки были покрыты туманом. Некто Гельфанд, полушвед, заполучивший как посредник, немалый куртаж, сумму, способную на несколько лет обеспечить безбедное существование, отправился в Париж, и там, на радостях, что ли, стал болтать лишнее. В итоге самоубился — вывалился из окна квартиры на третьем этаже в доме 29 на рю дё Лярбр — сэк, что в переводе на русский значило — "улица засохшего дерева"...Несколько символично получилось...

Почувствовав, что власти могут его "прихватить", Николай Ильич Коновалов спешно эмигрировал в Англию от "ужасов царизма" без особой борьбы с ним, а больше испугавшись привлечения к суду за финансовые махинации. Денег успел он вывезти с собою достаточно. Счет в Лондоне, в банке, и раньше имел он приличный; не голый и не босый, в приличное общество допущен — это к среднему слою эмигрантов в Англии относятся равнодушно — настороженно, а те, кто имеет на Острове деньги, считаются почти что англичанами. В Лондоне Коновалов создал себе ореол крупного деятеля, за которым в России стоит "некая сила". Обиженный на Годуновых, он основал "Комитет коренных политических реформ", призванный осуществить "меры по восстановлению в России цивилизационного, конституционного порядка". Николай Ильич кочевал из салона в салон, из гостиной в гостиную, сдабривал свои походы разговорами, что русские вовсе не дикари, а спят и видят себя приобщенными к лону европейской цивилизации, а он, Коновалов — один из тех, за кем будущее России, здравомыслящий политик, друг Великобритании, противник царской власти. Беглый лесозаводчик стал постоянным и очень интересным гостем в клубе на Гросвенор — сквер, где очень подружился с еще одним русским — Габриэлем Волковым, художником — декоратором в Ковент — Гардене. Брат Волкова мирно содержал чайную в Кенсингтоне, ставшую местом встреч для русских эмигрантов самых разных взглядов и убеждений. Сам Габриэль в политику не лез, но вот жена его, портниха, шившая платья для аристократического лондонского бомонда, Анна Волкова, своими знакомствами и связями привлекала внимание британской секретной службы.

Как следует присмотревшись, в Лондоне решили сделать на Коновалова ставку, тем более, что затевалось объявление очередного "крестового похода" против Кремля, и позволили создать комитет, который очень скоро обзавелся "отделениями" в Стокгольме и в Париже.

Заручившись поддержкой "Фонда вольной русской прессы", которому он всучил ворох пустяшных в — общем — то документов о головотяпстве российского чиновничества, Коновалов принялся раскручивать свой "Русский Политический Комитет". В состав комитета вошли видные политические эмигранты. Коновалов договорился с фондом и взялся издавать еженедельный бюллетень, с целью "снабжать широкую общественность в зарубежных странах, интересующуюся событиями в России, точными сведениями в отношении ее политической, экономической и социальной ситуации", на который были подписаны британские министерства финансов и иностранных дел.

Для бюллетеня Коновалова писали многие эмигранты, в числе которых был, например, Александр Титов, один из виднейших деятелей русской социал — демократии в эмиграции. Его статьи подавались как интересные, в первую очередь для британских лейбористов. Русский Политический Комитет, имевший в числе своих членов беглого дипломата Трегубова и профессора Эдинбургского университета Чарльза Саролеа, проводил по всей Великобритании "русские встречи", на которые в качестве ораторов приглашались русские беглецы и изгнанники или "знатоки" России — помимо коноваловского комитета в Лондоне существовали и другие политически ориентированные эмигрантские организации: праворадикальное "Русское Единство", "Народоволие", лондонские отделения "Русского Национального Центра" социал — демократической рабочей партии и Народно — Трудового Союза; эти организации придерживались разных политических взглядов и ставили перед собой разные политические цели. Для бюллетеня писали британские парламентарии, бизнесмены, представители духовенства, но также публиковались статьи и письма русских эмигрантов. Английская публика довольно хорошо принимала коноваловскую газету, особенно те ее публикации, в которых речь шла о русских, как о ленивых, аполитичных и испорченных людях. С восторгом принимались статьи про царскую семью, взяточничество, мздоимство "верхов", про консервативный поворот в России. Гораздо сдержаннее англичане реагировали на статьи о британском рабочем движении. Но Коновалов и не скрывал, что это были весьма формальные отчеты, основанные исключительно на лейбористском ежегоднике и призванные показать, что у русской политической эмиграции нет шансов на успех в политической деятельности вне пределов России.