Записки Красной Шапочки

... а потом мы обедаем. Лизель очень вкусно готовит. А тебя там кормят, не морят голодом? Я занимаюсь магической гимнастикой сама, одна. Атро Дик сказал, я покалечилась. Порвала каналы и сам резерв. Не знаю что это такое. Но атро сказал — еще немножко и осталась бы без магии, просто ведьмой. Тоже не понимаю.

Медитация, расширение резерва, и упражнения для реставрация каналов, бесконечный магический экзерсис. Долгие шесть лет я буду начинать утро с магического раскрытия и растяжки, и отдавать экзерсису свечку-две в середине дня, когда другие отдыхают. Если упорно заниматься, а потом, после восемнадцати, пройти инициацию в магическом пламени Лейдена, стану очень сильным магом. Но пока никакой практики, ни-ни!

... и если чувствую боль в груди, сказал атро — сразу к нему, со всех ног.

Поэтому атро и сердился на великовозрастных, старшему как никак восемьдесят, балбесов, по милости которых я пожар устроила, а когда узнал, что воду по просьбе трибуна собирала в тучку... долго говорил странные слова.

— О великий и могучий арейский! — Жанно закатывает глаза. Он и Гари Твигги заглянули к нам на огонек вечером "судного дня". Празднуем победу. Меня хвалят, молодец и была бы совсем умница, ежели б не проделка с водой.

— Нельзя так явно выставлять человека на посмешише, ты подумала, чем шутка твоя обернуться может, для того же Вулли? Хотя вражду Блайдов и Краттов ничем не увеличишь. — Выговаривает мне Гари Твигги и рассказывает.

Белая волчица, мать Вулли, по молодости очень красива была. Дуэлей волчьих из-за нее было — не сосчитать. Пока не появился граф, отец нашего волка. Тут все остальные ухажеры в сторонку отошли, кроме одного. Младшего брата Вульфганга. Мальчишке едва восемнадцать исполнилось, но он графа на поединок вызвал. И граф его убил, хотя обычно такие поединки смертью не кончаются. Дальше — больше. Еще два поединка, и со смертельным исходом, и все убитые — из рода Краттов. Из мужчин там только Вульфганг и остался. Ну и малышня, два племянника. Граф сыну место во внутреннем легионе выхлопотал, но мальчику захотелось романтики, и он отправился в Тир-Эйр. И вот уж не знаю, чьими хлопотами, попал в четвертую когорту, прямо в лапы пилус прайора Вульфганга. А тот начал искать удобный случай свести счеты.

Да, как не поверить в поговорку, что богиня не делает все к лучшему. Не побеги Вулли в Беловку, догони он когорту — лежать ему под холмиком на обочине заречного тракта.

— И что ты, девочка, Вулли теперь расскажешь, из того, что услышала? — спрашивает Жанно, мужчины, сидя в креслах, пьют густое пряное вино, я пристроилась на небольшом мягком пуфике рядом с атро, смотрю на огонь в камине.

— Не знаю. Наверное, ничего. Он уже и сам все понял, после суда. А когда могут вызвать на волчий поединок? И что означает перевод в первую когорту?

По вечерам, перед тем, как лечь в постель, я пела по-волчьи. Тихонечко-тихонечко, сама себе, так, мне казалось, я ближе к моему волку. Подвывала, чтобы не забыть науку Вулли. Склонялась почти к самой земле, потом складывала руки ковшиком — большие пальцы под подбородком, указательные зажимают ноздри и начинала песню волчицы, поднимаясь на ноги с повышением тона, уже совсем распрямившись, держала большую паузу, и опять повторяла песню, на последних нотах вставала на цыпочки, запрокидывала голову и посылала звук в небо, к звездам.

Видя мою тоску, атро Дик не придумал ничего лучшего, чем занять меня "овладением изящными манерами". Сражалась со своей неуклюжестью и невоспитанностью я ближе к вечеру, когда так хотелось пробежать босиком по траве и броситься в прогретую солнцем воду на песчаной косе, где плавали мы с Вулли. Купаться хотелось страсть до чего.

Все это я описывала в письмах, как в дневнике — и занятия, и танцы, и то, как в свободные дни — мне такие устраивали, разбираю и сушу травы в специальных комнатах под крышей одной из замковых башен. И читаю. Читать мне неожиданно понравилось.

Хорошо, что Вулли получил все мои эпистолы разом, когда его освободили от лагерных работ и вернули в строй, теперь уже в первую когорту. Иначе он, со своей чуткостью, поняв, как плохо и одиноко поначалу было мне на острове, в удивительно гостеприимном замке, среди чудесных нелюдей, мог наделать глупостей.

Любила ли я волка тогда? Не знаю, девичьей, женской любовью — конечно, нет. Но он был единственной моей связью с прошлым. Так ребенок цепляется за вытащенную из пылающего дома игрушку, и не смотрит в сторону обгоревших тел отца и матери — игрушка реальна, а в реальность смерти он не верит. Я не была чудовищем, но не особо горевала о родных. Наверное, это богиня, милостью своей хранящая детей, сжалилась, закрыла воспоминания.... Волк был реальностью, сильный, надежный, добрый... И вот теперь он не писал, и не приходил.

Мы с инорой Лизель занимались пирожками. Завтра праздник, всюду, где есть ульи, будут распечатывать соты, отгонять мед. Шестое щедреня.

Я переносила рулетики на противень, а Лизель следила, чтобы не слишком близко друг к другу. Лэндом просто дремал, привалившись к золотистому дереву стены, ожидая команды — ставить в духовой шкаф.

Стемнело рано, ночь пришла ясная, тихая, бархатно-звездная, такие только в щедрень и бывают. Низкий, однотонный волчий вой услышали все. Хорошо, инора не закрыла еще окошко, туман, поднимавшийся от озера, не дополз до замка.

— Вулли!

Я выскочила из кухни, даже не отряхнув руки от муки, зацепившись фартуком за угол стола. Фартук затрещал и разорвался, Лэндом едва успел поймать падающий противень.

Учитель перехватил на пороге замка. — Куда? Сначала убедись, что это именно Твой волк!

— Но это точно Вул! Пустите его в замок! Пожалуйста!

— Сейчас, да, он, но на будущее, проверяй!

Туман раскрылся, разошелся и волк потрусил по лунной дорожке. Нет, это не был лунный луч, сам мост, его камни светились неярким голубовато-зеленым светом. За спиной зверя туман сходился, становился гуще, клубился, выкидывал призрачные петли, пытаясь настигнуть и затащить в белесую муть. Волк припустил быстрее, пошел длинными прыжками. Из тумана послышался обозленный визг, замелькали вспышки магических огоньков, но Вулли уже ступил на остров и, перейдя на неторопливую рысь, подбегал к нам. Сразу в человека не перекинулся, упал около моих ног и лежал, тяжело дыша, вывалив язык. Я метнулась в кухню за водой. Атро Дик провел руками над Вулли, — все в порядке, один глоток, не более. Ну давай, мальчик, поднимайся, что за представление ты устроил?

Вулли, уже в человечьем обличье, все еще тяжело дышал, стоял согнувшись.

Он бежал четыре часа кряду, почти восемьдесят лиг. Атро он ничего не сказал, лишь сообщил что его сегодня ввечеру выпустили из-под ареста, а деканус новой десятки разрешил "расслабиться до утра". Учитель хмыкнул, — отдышишься, проходи в столовый покой.

Мы с волком остались одни.

— Агни, тебе здесь плохо? Тебя обижают? — спросил волк, — Я письма твои прочел, мне сегодня отдали все.

Мне стало очень стыдно, я в письмах жаловалась, ныла исподволь, между строк, — нет, что ты, Вулли, просто без тебя очень одиноко и тоскливо.

— Точно? Ты правду говоришь? О богиня, как ты вытянулась за месяц!

Я действительно, выросла почти на целую ладонь, инора Лизель сердилась — все новые платья пришлось отдать портнихе в переделку. Вул тоже изменился, на верхней губе рос уже не пух, а настоящие усики, я потрогала их пальчиком — колючие и шелковистые одновременно. Вул поймал мой пальчик и поцеловал.

Никогда более я не жаловалась Вулу ни в одном письме. Ни на что. Помнила, каким сумасшедшим может он стать.

Атро Дик, пока мы сидели на ступеньках — нельзя на камне — Вул перетащил меня на колени, настроил для волка портальный камень-амулет.

— Только на твою ауру, от порога замка к воротам лагеря и назад. Завтра присмотрись, кто с ожогами будет. Преследователей туман знатно покусал. Из лагеря ни ногой один, да и в лагере ходи оглядываясь. Неспроста тебя сначала в четвертую когорту определили.

В последний месяц лета Вулли появлялся еще два раза, это было такое счастье. В третью вакацию он не пришел — приехали родители. Но уговорить Вулли перебраться служить в Торидж им не удалось.

Пятого числа месяца Белорыбня все мы из замка на озере перебрались в Гарц, в Лейден. Отправив Вулли адрес, по которому следует писать, и удостоверившись, что он получил послание, я была вынуждена уехать, так и не попрощавшись со своим волком.

Уходили мы из портальной комнаты замка, просто шагнули через широкую арку в такую же комнату лейденского дома учителя. Стационарные порталы требовали меньших затрат энергии, чем разовые, создаваемые магом по маякам или координатам. Но главное, шли мы днем, поэтому атро Дик открывать портал сам не мог, перемещался в облике черного пса.

Погруженный в спячку стазиса, Лейденский дом ждал хозяев. В умелых руках Лэндома и Лизель он пробуждался, оживал, распахивал ставни, открывал ясные глаза окон. Атро Дик отправился в подвал, в свои апартаменты. Всё в доме, на мой взгляд, сияло чистотой, но Лизель затеяла уборку. Мне выдали специальную бляху, большую круглую пластину, раскрашенную по секторам в разные цвета, велели пойти во двор и вычистить окна снаружи. Рядом работал Лэндом — при помощи очень похожей пластины, только большего размера, чистил стены, крышу, ставни. Следовало подождать, пока он закончит на этой стороне дома, небольшого, кстати.

Цокольный этаж, в котором находилась портальная, вообще не имел окон, высокий первый смотрел на мир тремя стрельчатыми кухни. С них я и начала.

— Эй, ты кто? — за спиной звонкий мальчишеский голос.

Изящная кованая решетка и живая изгородь из пышно разросшихся кустов с продолговатыми голубыми листьями отделяла наш дворик от соседнего.

Можно было, конечно, не отвечать. Настоящая леди так бы и сделала. Но меня всегда что-то подзуживало поступать вопреки правилам.

— Я конечно, представилась бы, инор, но знакомиться первой, да еще и с башмаками, которые свисают с ветки яблони, согласитесь, странно, — по гарцийски я говорила не совсем правильно, с акцентом. Но запас слов был большой, учили меня на совесть.

С яблони спрыгнул мальчишка — белобрысый, упитанный, про таких бабушка говорила, ткни пальцем, сок потечет, пониже меня ростом. Одетый, да, я уже могла, после походов с Лизель по лавкам, оценить стоимость одежды, дорого и как-то слишком пышно для его возраста. Перёд камзола с золотым шитьем странно топорщился.

— Ты здесь служанка? Ты с какой деревни приехала? "конесна, басьмаки..." — передразнил он мой выговор.

Я повернулась к хаму спиной и занялась делом. Шарики грязи были совсем крошечные, я следила, чтобы ни один не попал мимо корзины.

— Эй, ты, яблоко хочешь? — так вот почему перёд камзола оттопырен. Но с наглецами я не разговариваю, и даже не смотрю на них. И правильно делаю, потому что в следующую минуту перезрелое мягкое яблоко разбивается о мой затылок, пачкает соком и мякотью кружевной чепец. Не так больно, как обидно! Следующее яблоко бьет по плечам. Сбежать? Ну уж нет! Прикрывая локтем лицо, поворачиваюсь, и каким-то чудом ловлю летящее в меня третье. — Гадина! — кричу мальчишке.

Тот ухмыляется и надменно цедит, — Тебя так зовут? Самое подходящее имечко! — Я попалась на примитивную уловку. Рука сама собой сжимает уже изрядно помятое, но твердое яблоко. Мальчик сначала кидался падалицей, а это, похоже, с дерева. Хоть и невелик фрукт, но брошенный с силой и точной рукой... Нос разбит, кровищи... Парень орет, от дома к нему бегут две дамы и целая толпа мужчин. Думаю, сейчас мне придётся нарушить запрет атро Дика и все-таки использовать магию.

Отряд спасения прибывает вовремя. Лэндом, Лизель и даже атро Дик, лорд Ди-Куин, чёрным взъерошенным псом. Лэндом ставит внешнюю защиту усадьбы. Барьер и виден, и не виден — похож на горячий воздух, поднимающийся в летний жар от разогретых камней. Лизель осматривает испачканное платье, чепец, щупает затылок. Я показываю на белую стену нашего дома — на ней грязные потеки от яблок, — Этот хам еще и мазила!

Кораллово-розовые губки иноры Лизель растягиваются в злорадной усмешке, — Лэндом, не вздумай вымыть!

— Агнесс! Вы — уникум! Я активировал защиту периметра первый раз за пятьдесят лет! — Лэндом поднимает меня на руки, показывая супостатам — я сильно пострадала в неравной схватке. Действительно уникум — заставила Лэндома сказать целых двенадцать слов подряд.

Делегация из соседней усадьбы появляется через две свечки. Требуют извиниться и наказать. Примерно наказать!

Лорд Ди-Куин согласен принять их извинения, что касается до наказания виновника происшествия, ах, это третий принц Гарца, то он настаивать не может. Помилуйте, августейшая особа... Дородная дама в лазоревом, слишком ярком для такого солнечного дня, платье, недовольна словами лорда. Леди — бонна принца? То есть, по-гарцийски, няня? А сколько Его Высочеству? Десять?

В разговор вступает гувернер, пытается оправдать принца. Наглая служанка, вела себя с его высочеством непозволительно дерзко, повернулась спиной.

Лорд гневается — а даже если бы и служанка? Она не виновата ни в чем! Мерзость — напасть на девочку со спины, ударить её! И это принц? И чтобы развеять ваши заблуждения. Учитель просит привести меня из соседней комнаты. Позвольте представить — моя воспитанница и личная ученица! Леди. Агнесса Уррах.

Я чувствую аромат гнева, мускуса. Атро Дика всегда окутывает ореол запахов — мелиссы, резеды, иногда ванили и каких-то невероятных, незнакомых мне цветов. Сейчас — тяжелый запах маслянистого хвойного ореха, смешанный с запахом мокрой овечьей шерсти и нарцисса. Впрочем, мускус для всех пахнет по-разному.

Вулли! Здравствуй! Как ты там? Пишу, чтобы сообщить, дорога до Лейдена заняла у нас всего несколько мигов. Здешний дом очень симпатичный, с белыми стенами и черепичной крышей. Мы живем в Арейском Квартале. Это, сказал атро Дик, город в городе. Здесь свои законы и главный — Настоятель Университета.

Агни, а зачем тебе знания картели? Уж не собираешься ли ты вызвать так не понравившегося тебе принца?

Вечером того же дня еще один визитер — хозяин соседнего дома, второй принц Гарца. С извинениями. Брат с сопровождающими посетили усадьбу в его отсутствие, он сам никогда не допустил бы ничего подобного. Младший, поздний ребенок, мачеха души не чает... Поступает в колледж Высокого Духа для мальчиков. Леди Уррах в следующем году идет в Школу Благородных Дев, одаренных магией? О, она будет учиться с его сестрой, принцессой Урсулой.