🌿 Второе дыхание. Часть 3. Серафимов подарок

Но если не интрижка, то что?..

Феликс растапливал печку, когда его вдруг осенило.

Магия! Ну конечно, магия!

Пелена Любви — кажется, именно так называются эти чары.

Будь Валькирия богатой вдовушкой преклонных лет или безобразной дочкой финансового воротилы, он гораздо раньше сообразил бы, что происходит. С подобным волшебством, несмотря на его редкость, Феликсу уже доводилось сталкиваться. Всякий раз, заподозрив, что дело нечисто, он спешно уносил ноги, чтобы ненароком не обнаружить себя в постели с крокодилицей или, ещё того хуже, женатым на ней. Он знал, что Пелена Любви — фантастически усиленная женская привлекательность — стоит целое состояние. Обыкновенной горничной, пусть даже лучшей горничной королевства, такую кучу денег не заработать за всю свою жизнь!

Чем дольше Многоликий перебирал в памяти впечатления минувшего вечера, тем сильней убеждался в своей правоте: внезапная страсть, явившись откуда-то извне, была ему навязана. Ещё один возможный способ магического воздействия на влечение — приворот — оборотень отмёл сходу. Привороты, конечно, куда дешевле, и делают их куда чаще. Но, во-первых, недоумевал Феликс, с какой стати его привораживать женщине, которая лишь сегодня с ним впервые встретилась? А во-вторых, он своими глазами видел, как реагировали на Валькирию бедняга Ларсен, забулдыги, что привязались к ней на улице, и стражники, что встретили её у ворот Замка. Даже извозчик, и тот восхищённо присвистнул, провожая её взглядом, когда она уходила. Пеленой Любви накрыло всех без исключения.

Итак, это любовные чары, притом весьма искусно сплетённые. Девушка о них прекрасно знает — судя по тому, как она держала себя с ветеринаром нынче вечером, она уверена, что любой мужчина отныне у неё в кармане. Вероятность того, что чары достались ей даром, ничтожна. Купить их ей не по средствам. Остаётся предполагать только одно: Валькирия получила их в качестве платы за услугу.

'За какую услугу?..' — холодея, спросил себя Феликс.

Что и кому понадобилось от личной горничной наследницы Ингрийского трона?

Связано ли это каким-либо образом с Эрикой?

Невинное и безопасное расследование на глазах превращалось в рискованную авантюру. Пожелай Многоликий проявить благоразумие, он бы никогда больше не встретился с Валькирией — бежал подальше и от её внезапного очарования, и от таинственного поручения, которое она или уже выполнила, или выполнит в ближайшее время. Особенно сильно его беспокоило то обстоятельство, что сам он недавнюю знакомую явно заинтересовал — много ли она рассмотрела впотьмах, неизвестно, но на его аристократический выговор, естественно, клюнула. Но благоразумный человек, с иронией думал Феликс, вовсе бы не сунулся к тому месту, где однажды уже погиб ужасной смертью. А коль скоро сунулся — коль скоро любовь к Принцессе оказалась сильнее страха перед Потрошителем — не отступать же на полпути! Тем более, что к прежним причинам тревожиться о любимой теперь добавилась новая. Да и загадка, заданная горничной — чего греха таить? — изрядно будоражила воображение.

Лишь бы воображение не будоражила сама горничная!

Многоликий прислушался к себе и убедился, что сегодняшняя встреча оставила след только в его уме, но не в сердце. Вот и прекрасно! Главное — ни на миг не забывать, что имеешь дело с магией. И не наделать глупостей на свиданиях, первое из которых уже назначено. На этом Феликс и успокоился, уповая на то, что настоящее чувство даст ему защиту от колдовского морока.

* * *

Новая встреча с горничной состоялась через два дня.

Эти дни Многоликий провёл с пользой. Он забрался в университетскую библиотеку и там, как и рассчитывал, в одном из каталогов волшебных предметов нашёл именно ту штуку, которую замковая стража использовала для распознавания магии. Выяснилось, что рамка, действительно, старинная — ей больше четырёхсот лет. Составители каталога назвали её 'Треугольником Овитры' по имени её создателя и дали ей весьма подробное описание, сопроводив его несколькими изображениями в разных ракурсах. Если верить описанию, 'Треугольник Овитры' должен светиться ярко-синим, приближаясь к волшебным существам или предметам. Будучи частью ансамбля, охраняющего королевскую резиденцию, единственное, на что он не реагирует — магический контур ворот и связанные с этим контуром личные медальоны людей, прибывающих в Замок.

Чрезвычайно довольный Феликс скопировал изображения на просвет и отправился к краснодеревщикам — искать среди них такого, кто возьмётся за сомнительную работу. Первый из мастеров оказался осторожным и непонятно что делать не захотел. Второго подвело любопытство — с точки зрения Феликса, вопросы о происхождении рисунков и назначении предмета были совершенно лишними. А с третьим, наконец, повезло — при виде внушительного задатка он забыл и о любопытстве, и об осторожности и просто пообещал, что заказ будет готов через неделю.

Помня, что его портрет красуется во всех ингрийских газетах, Многоликий добросовестно менял свою внешность для общения с мастерами, но делал это безо всяких изысков. Очки в роговой оправе, русые кудри и густая накладная растительность на лице, конечно, кого угодно навели бы на мысли о маскировке, но настоящие черты всё это скрывало надёжно — а большего Феликсу и не требовалось. Однако для горничной подобное шутовство не годилось. Выглядеть следовало так, чтобы ей понравиться — и чтобы она ни в коем случае не различила подвоха!

Со вторым пунктом — не вызывать подозрений — Многоликого, увы, ожидали трудности. Насколько было бы проще, с досадливым раздражением думал он, если бы удалось придерживаться первоначального плана! Согласно этому плану, Валькирии должен был явиться импозантный долгоносый мужчина с широкой холёной бородкой и волосами до плеч, дворянин из приморской провинции, приведённый делами в столицу. Выдавать себя за заезжего аристократа и сейчас ничто не мешало, но вот физиономия!..

Тем снежным вечером, когда Феликс импровизировал, чтобы не упустить удачный повод для знакомства, он рассудил, что темнота и поднятый воротник скроют его наружность не хуже грима. Но, как уже было сказано, он не предполагал ни бешеного интереса девицы к своей персоне, ни того, что сам подпадёт под власть любовных чар. В мельчайших деталях восстановив в памяти короткую первую встречу, он пришёл к выводу, что цепкому взгляду Валькирии открыться могло немало. А значит, радикально менять облик недопустимо — это насторожит её и отпугнёт.

Поэтому фальшивый нос, рыжеватый парик и бородка были убраны в дальний ящик. В дело пошли тонкий пластырь телесного цвета, грим и ватные шарики — средства, призванные лишь несколько изменить очертания лица. Перед свиданием Феликс потратил не меньше двух часов, добиваясь нужного эффекта — и успокоился только тогда, когда из зеркала на него взглянул незнакомец. Завершая образ, оделся франтом и нацепил на палец золотой перстень с гербовой печаткой — имитацию фамильного перстня малоизвестного дворянского рода. Результатом своих усилий Многоликий, в целом, остался доволен, но червячок сомнения его всё-таки грыз.

Как оказалось, не напрасно.

Место, куда он пригласил Валькирию пообедать, представляло собой дорогой и модный ресторан 'Сезон охоты' в горной части Белларии, из окон которого открывался великолепный вид на город. Ресторан этот был выбран по двум причинам. Во-первых, Феликса там не знали — он ни разу не переступал порог 'Сезона охоты' в человеческом облике. А во-вторых, там были весьма удобные отдельные кабинеты, где можно хоть полдня провести, не опасаясь посторонних глаз.

Наняв самый дорогой экипаж, какой удалось найти, новоявленный 'дворянин' приехал в ресторан точно к назначенному времени — в два часа дня. Валькирии ещё не было. Феликс назвал метрдотелю вымышленные титул и имя 'барон Рикард Валлинс', коими в первую встречу представился горничной, устроился в одном из кабинетов и принялся изучать меню. Время от времени он посматривал в окно — то вдаль, на городской пейзаж с островерхими крышами и живописными башенками в узорчатой ледяной раме, то вниз, на кусок расчищенной от снега улицы перед входом в ресторан и прибывающих к обеду клиентов. Чувствовал он себя при этом престранно.

'Влюблённый дурак! — брюзжал инстинкт самосохранения. — Зачем ты рискуешь, встречаясь с королевской прислугой? Какого лешего до сих пор не удрал из Ингрии? Неужто, и правда, веришь, что можешь чем-то помочь наследнице трона? Ты ведь даже не знаешь, нуждается ли она в помощи!'

'Я здесь именно затем, чтобы узнать! — сердито отвечал ему Многоликий. — И у меня, злыдни болотные, нет другого способа это сделать!'

Фигурка Серафима на кожаном шнурке, спрятанная под одеждой, как будто обжигала кожу.

Валькирия появилась через четверть часа — кинув очередной взгляд за окно, Феликс заметил, как она выбирается из коляски. 'Быстро же ты научилась опаздывать на свидания, голубушка, — усмехнулся он. — Неделю назад прибежала бы раньше времени, только бы я не рассердился!' Стоило ему увидеть её плотную рослую фигуру, как сердце у него застучало чаще. Спокойно, сказал себе оборотень, спокойно. Это просто магия.

Ещё три минуты спустя в дверь заглянул метрдотель:

— Ваша светлость, к вам дама, — с придыханием сообщил он, дождался ленивого кивка Многоликого и посторонился, давая дорогу горничной.

— Простите, ваша светлость, я задержалась, — жеманно прогудела Валькирия. — Надеюсь, вам не было скучно?

— Ни в малейшей мере, сударыня, — галантно отозвался Феликс. — Предвкушать встречу с такой прекрасной дамой, как вы — особенное удовольствие.

Его визави проглотила лесть и не поперхнулась. Избавилась от шубы и капора, которые услужливо подхватил метрдотель, и втиснулась в кресло напротив. Волосы у неё и сегодня были распущены, но завиты ещё тщательней, чем в прошлый раз. Серо-голубое бархатное платье с квадратным вырезом, отделанное серебристой тесьмой — наверняка лучшее её платье! — туго обтягивало внушительный бюст. Многоликому пришлось совершить над собой усилие, чтобы не таращиться на этот бюст самым непристойным образом.

Никогда в жизни у него не было такого изнурительного обеда, как этот! Бедняга оборотень словно раздвоился. Половиной сознания он отстранённо и насмешливо наблюдал за горничной, отмечая все её попытки произвести на него впечатление. Какими нелепыми они бы казались, не будь на ней Пелены Любви! Но Пелена никуда не делась и работала исправно, а потому другая половина сознания Феликса чудила со страшной силой. И ладно бы, его посещали исключительно плотские желания: пропустить сквозь пальцы белокурые локоны, расстегнув платье, увидеть пышные груди, ощутить ладонями их тяжесть, прижаться всем телом к упругому и крепкому женскому телу... Но нет! В какой-то момент он осознал, что в своих фантазиях зашёл гораздо дальше. Ему уже чудилось, какой замечательной женой станет для него Валькирия. Как ловко она будет управляться с обширным богатым хозяйством. Какие прекрасные дети у неё родятся. Непременно мальчишки. Трое. Такие же здоровые и сильные — кровь с молоком! — как она сама.

Многоликий был очень зол на неизвестного, чьими стараниями горничная получила свои чары, но не мог не восхищаться тем, как мастерски они выполнены. Он совершенно отчётливо понимал, что если бы не слышал прежде про Пелену Любви и не носил в сердце пленительный образ принцессы Эрики, сегодняшнее свидание наверняка закончилось бы предложением руки и сердца.

Стараясь казаться утончённой, ела красотка мало. Феликса, помнившего про её отменный аппетит, это забавляло. Вернее, забавляло его здравомыслящую половину. Другая половина, зачарованная, беспокоилась, нравится ли гостье угощение. Зато болтала горничная много и, к облегчению Многоликого, на вопросы отвечала очень охотно. Об Эрике он решил пока не спрашивать, довольствовался тем, что Валькирия поведала по собственному почину — а именно, перечислением добродетелей принца Акселя и подробным описанием праздничной суеты, охватившей замок Эск после объявления о помолвке.

Оборотень вполне бы уверился, что всё идёт, как надо, если бы не одно тревожное обстоятельство: время от времени его собеседница спотыкалась на полуслове, хмурилась и словно к чему-то прислушивалась. Распорядившись принести десерт, Феликс собрался спросить, чем она озабочена, но горничная начала первая. Отложила вилку, стрельнула в него глазами и с запинкой произнесла:

— Смотрю я на вас, ваша светлость, и всё никак не пойму...

— Чего не поймёте, сударыня? — он улыбнулся и благожелательно приподнял брови. — Спрашивайте, я к вашим услугам.

Валькирия ещё чуть-чуть помедлила и бухнула:

— Не пойму, что с вами не так! Вроде и вы это, и не вы. Голос такой же, как тогда в карете... голос-то ваш ни с чьим не перепутаешь. Но лицо...

— Лицо?! А что с ним такое? — изобразил удивление Феликс.

Внутри у него ёкнуло: он догадался, какой будет следующая реплика.

— Другое у вас теперь лицо, вот что, — подтвердила догадку горничная. — Щёки другие. И брови. И глаза... — она пошевелила в воздухе широкой короткопалой кистью, отыскивая нужные слова. — Будто вы маску надели, ваша светлость.

Многоликий мысленно выругался, но своих эмоций ничем не проявил — по крайней мере, он на это надеялся.

— Маску? Помилуйте, что за странная мысль? Зачем мне маски? Я перед вами весь как на ладони!

Девушка снова нахмурилась, но затем лицо её прояснилось. Она пожала плечами:

— Должно быть, померещилось. Не обращайте внимания.

'Хотя обычно мне ничего не мерещится!' — было написано у неё на лбу.

Заканчивая обед, Феликс бранил последними словами наблюдательность Валькирии и собственную самонадеянность. Договариваться ли о следующем свидании и как вообще вести себя дальше, он не знал. В конце концов, решил, что всё-таки отвезёт её домой и свидание назначит — а уж потом подумает, стоит ли продолжать знакомство.

Но впереди его поджидал ещё один сюрприз, похлеще предыдущего, случившийся, когда экипаж подъехал к Замку и остановился в сотне метров от ворот. На прощание Многоликий двумя руками сжал руку своей спутницы:

— Сударыня, спасибо за прекрасное время, что вы мне подарили. Я уже мечтаю о нашей новой встрече.

В ответ Валькирия, которая всю дорогу о чём-то напряжённо размышляла, вдруг резко подалась к нему. Феликс дёрнулся, испугавшись, что она сейчас его поцелует — и, к стыду своему, одновременно этого желая. Конопатое лицо горничной стремительно приблизилось — но вместо поцелуя раздался горячий шёпот у самого уха:

— Рикард, я вас, кажется, узнала. Вы тот, кого прозвали Многоликим! Не бойтесь, я никому вас не выдам.

Глава двадцать первая,

в которой Многоликий позволяет Валькирии морочить себе голову,

использует чужие заблуждения для достижения собственных целей

и благополучно проникает в Замок

Почти до утра под скрип рассохшегося пола Многоликий измерял шагами комнату, ни замечая ни этого мерзкого скрипа, ни шума, что доносился снаружи — беспокойным жителям нижних этажей сегодня тоже не спалось, они орали дурными голосами и несколько раз подрались. За окном трещал мороз, сильнее которого не было с начала зимы. Маленькая железная печурка, куда Феликс то и дело подбрасывал дров, раскалилась докрасна. Отчего-то ему казалось очень важным, чтобы воздух в его убежище сохранял тепло. Наверное, оттого, что тепло, так же, как непрерывное движение, служило Феликсу ежесекундным подтверждением того, что он — живой! Вдох — выдох — вдох — выдох — вдох... От воспоминаний о не-жизни и о том, что ей предшествовало, слабели ноги, на лбу выступала испарина. Образы были разрозненными и не слишком чёткими, но для того, чтобы в голове мутилось от ужаса, их хватало с лихвой.