Часть 1. Белый Орёл

Я резко поднялся, отошёл прочь от костра, подальше от ошарашенного взгляда бруттской колдуньи. Темнота за пределами костра окутывала почти мгновенно, несмотря на сверкающий снежный покров. Размеренно дышал во сне ночной Стонгард; повсюду стояла тишина, и лишь моё сердце частым набатом отдавалось в голове.

— Не знаешь, что говоришь, староста, — ровно, но отчётливо выговорила за спиной Деметра. — Только самых способных берут в гильдию... или за очень крепкую услугу. И отказывают у нас даже своим...

Я усмехнулся: волчьи законы!

— Тогда я сам разберусь, — огрызнулся я, успокаивая бурлящую кровь. — Есть же в вашей гильдии толковые книги... или маги, которые сведущи поболее, нежели ты и твои волчата?

Слово вырвалось невольно, безрассудно; сказал и тотчас пожалел. Ни к чему выдавать свои чувства перед колдунами, которые могут легко использовать их против тебя.

Деметра, против ожиданий, не разгневалась — рассмеялась. Я обернулся в удивлении, меряя колдунью долгим взглядом. Улыбка её красила, бросала живые краски на бледное лицо.

— Волчата, говоришь? Скорее, молодые волки! Или ты думаешь, что гильдия послала бы в ваши земли неопытных учеников? Люсьен и Эллаэнис — лучшие в гильдии! Самые талантливые и сильные адепты за последние несколько лет. И, подозреваю, оба утаивают свой истинный потенциал. Дальновидно с их стороны — нельзя позволять, чтобы о тебе знали всё, даже твои учителя...

— Ты — их учитель?

— Нет. — Деметра помолчала, улыбка спала с лица. — Я помогаю Сильнейшему и отвечаю за результат наших трудов. Боюсь, мне уже нечему учить Люсьена и Эллу.

— Настолько сильные маги?

— Тебе действительно интересно, староста? — усмехнулась колдунья. — Зачем спрашиваешь?

— Интересно, — ровно солгал я. — Хочу знать, чем вы занимаетесь у себя в гильдии. И чего мне ожидать, когда я к вам попаду.

Деметра расхохоталась — открыто, от души. Хлопнула себя по коленям, от чего длинные языки угасавшего костра взметнулись едва ли не до небес.

— А ты действительно не такой, как все, староста! Недаром Сильнейший говорит, что больше всего самородков на стонгардской земле... Но не о тебе сказано, не обольщайся! Не вижу в тебе магического дара, даже малейшей искры не вижу. Хотя желание похвально...

Я едва зубами не скрипнул, хотя ведьма вовсе не оскорбляла меня, просто была предельно искренней. Менее убогим от этого чувствовать я себя не стал. Что ж, держись, капитан имперского легиона! Впереди долгие битвы, и этот камень — лишь первый из тех, которые полетят в тебя на пути к победе.

Да и чего лукавить — сам-то расспрашивал колдунью, чтобы узнать, если возможно, слабые стороны уважаемых магов...

— Если не ваши... коллеги... знают, как снять проклятие... то кто?

Улыбка вновь спала с лица колдуньи, сжались в полосу тонкие губы. Я подождал, но Деметра Иннара не нашлась, что ответить. Я удовлетворённо кивнул.

— И не нужно говорить... чего во мне нет. Не все... достигают вершин на голом таланте.

Деметра некоторое время вглядывалась в моё лицо, затем покачала головой.

— Ты безумец, староста. Запретить тебе я не могу, даже походатайствую перед Сильнейшим, если потребуется. Но среди магов... как выживешь? Я не смогу тебя защитить...

Я вспыхнул, вновь отвернулся. Меня! Защитить! Сумасбродная женщина!

— И что ты предлагаешь мне делать? — спросил как мог спокойно.

Деметра меня поняла, но взгляд её от этого более сочувствующим не стал. Я почти услышал её мысли — отчаявшийся отец, готовый на бессмысленный риск ради проклятого сына; упрямец, на которого не действуют ни доводы рассудка, ни обстоятельства.

Ведьма промолчала.

— Значит, решено, — жёстко усмехнулся я. — Ступай, отдохни, я посижу ещё.

Сомнения на лице колдуньи были написаны яркими красками, и свои выводы я сделал — что бы ни искали заезжие маги, а я должен раздобыть это раньше их. Тогда ни у них, ни у меня выбора не останется — помогут, никуда не денутся.

— Лучше ты, староста, — помедлив, отозвалась бруттка. — Я не устала.

А ведь ведьма видела ещё больше, чем я думал. Мои воспалённые глаза мимо её внимания не прошли. Да и Тёмный с ней...

— Я вот спросить хотела, — вдруг коротко усмехнулась Деметра, когда я отошёл на шаг от костра, — с чего ты назвал моих коллег волчатами? Или думаешь, что младше нас с тобой?

Я удивлённо обернулся.

— Эллаэнис даже старше, — продолжала колдунья, видимо наслаждаясь моим лицом. — Хотя по меркам её народа она почти дитя. Люсьену двадцать восемь зим. Столько же, сколько тебе, староста. Не удивляйся: в деревне всё про тебя выпытала. Просто ты свою жизнь уже прожил. А он, можно сказать, ещё даже не начинал...

И усталость вдруг обрушилась горным камнепадом, придавила и без того опущенные плечи. Как же так, Великий Дух? Отчего я в свои три десятка зим — глубокий старик, в то время как...

Выдохнул решительно, почти яростно; подхватил лежавший у походных сумок двуручник, накинул капюшон меховой куртки.

— К рассвету вернусь, — бросил ошарашенной колдунье. Ночевать с магами под одной хлипкой крышей гостеприимных шатров внезапно расхотелось.

Шёл к расщелине быстрым, судорожным шагом, искал покоя в опасной ночи, не в силах выдерживать пристальный чужой взгляд.

Плохо, когда о тебе знают всё. Хуже, когда видят, о чём ты думаешь.

Кони утопали в снегу, но по-прежнему покорно шли выбранной мною тропой. До Живых Ключей оставалось совсем немного — несколько часов трудного подъема, и мы достигнем поющих водопадов, которые сейчас, должно быть, всё ещё не выпускали из-под ледяной корки ни единой капли целительной влаги. Прийти бы сюда через месяц-другой да напиться живой воды вдоволь — и с благодарностью прожить несколько здоровых лет...

Нам везло: за все дни переходов не случилось никакой беды; не выпадал снег, не настигала метель. Не знаю, отчего хмурились кутавшиеся в меховые плащи маги, но я радовался каждому шагу — не часто в последние годы довелось мне бывать так высоко в горах. Вдыхать редкий, пьянящий воздух, прикрывать слезящиеся глаза от режущей белизны близких вершин, касаться рукой неба...

— Мы уже близко, — подала голос Эллаэнис, поглядывая по сторонам. — Чувствую...

— Предупреди нас, когда будем рядом, староста, — прерывисто попросила Деметра.

Я не ответил, лишь чуть провернул голову — слышал, мол. После памятного разговора у костра говорить нам стало не о чем; молчала и колдунья. Единственным собеседником вновь стал Люсьен — парень то пытался меня поддеть, то шутил о суровых стонгардских нравах, то принимался нас сравнивать, каждый раз понуро опуская темноволосую голову. Скорбь его была, конечно же, наигранной: весёлый маг нимало не жалел ни о своём росте, ни о силе, в которой он мне уступал так же, как щенок матёрому волку.

— Стонгардцы — особый народ, — принимался вдруг рассуждать молодой брутт. — Вроде люди, как мы или сикирийцы, но откуда тогда эти рост и сила? Великаны! Вам завидуют даже оглумы с дальних островов, да и реттоны давятся от зависти, глядя на ваших воинов! Всего у вас с избытком, только... ума не хватает, — Люсьен хмыкал, отъезжал подальше заблаговременно. — Хотя... может, как раз по этой причине. Разленились! Живёте на своих бескрайних землях, покуда вас никто не трогает, и горя не знаете! Совсем не как у нас — каждая горсть пыли расписана за каким-нибудь из лордов. Поневоле начнёшь головой работать, как выжить и как обогнать!

Меня такие разговоры даже забавляли. Смотрел на мага сверху вниз, в чём-то соглашаясь, в чём-то мысленно споря, но не прерывал, позволяя парню наболтаться вдоволь. Стонгардцы действительно выше и крупнее прочих человеческих народов; но ленивой нашу жизнь назвать я не мог. Бруттские и сикирийские плодовитые земли даже не знают, как мы боремся со своей стихией, выживая в суровом климате день за днём, год за годом. Никто не жаловался; у соседей имелись свои проблемы — вот только мы к ним с советами не лезли.

— Женщины ваши красивые, — снова подавал голос из-за спины Люсьен. — Выразительные черты, полные губы... Хотя ростом, конечно, великоваты. Такие вот, как ты, бородачи, тоже могли бы быть приятнее глазу. Только лишнюю шерсть бы сбрить...

К таким разговорам я не привык, потому прислушивался с удивлением. Женщины наши мне действительно нравились больше бруттских — вот уж поистине неказистый народ — или даже сикирийских, но о причинах я не задумывался. Теперь же, поневоле сравнивая рубленые, резкие черты Люсьена и чётко выраженные, заострённые у Деметры, вспоминал наших ло-хельмцев и понимал правоту молодого мага. С теми же смуглыми сикирийцами даже внешне объединяло нас куда больше, чем с западными соседями...

— Скоро, — предупредил я. — За той скалой.

Мои маги напряглись; прислушался и я. Горы жили своей жизнью, вот только дыхание их будто поумерилось. И если впереди нас не ждала опасность, то я действительно постарел и растерял последний нюх.

— Неужели они успели раньше? — хмурясь, спросила Деметра. — Быть не может, чтобы мы опоздали!

— Мы и не опоздали, — неожиданно отозвался Люсьен. Я даже голос его не сразу узнал — настолько отстранённым, почти чужим он мне показался. — Это они пришли раньше. Теперь сидят в засаде, нас ждут. А сердце стихии по-прежнему на месте...

Молодой маг достал посох из-за спины, перехватил одной рукой, второй по-прежнему удерживая поводья. Деметра Иннара больше не произнесла ни слова, и до самого утёса мы ехали молча.

Тропа была узкой; Ветер шёл шагом, то проваливаясь, то соскальзывая, фыркал от испуга, кося глазом на безжалостного хозяина. Я последовал примеру магов и вынул из перевязи двуручник. Серебро ярко сверкнуло на весеннем солнце, отражая и нетронутый снег, и голубые горные льды, и яркое безоблачное небо.

Я первым выехал из-за скалы, охватывая открывшуюся взору плоскую равнину быстрым взглядом. Небольшое озерцо схватилось толстой ледяной коркой, валуны и камни окружали источник Живых Ключей надёжным полукругом; несколько обмёрзших раскидистых деревьев ещё боролись за жизнь в снежной пустыне. Единственной дорогой, помимо той, которой пришли мы, была горная тропа на другом конце равнины; а по четырём сторонам света выбивались из подземного озера причудливо застывшие ледяные змеи, исчезавшие за обрывом — четыре водопада целительного источника.

Всё это я отметил мельком — ходил этой дорогой не раз, ещё когда служил в северо-восточной крепости имперского легиона — а в следующий миг я пригнулся, пропуская мимо себя шипящий электрический шар.

Позади раздалась ругань Люсьена — сквернословить парень, оказывается, тоже умел мастерски — и громкие заклинания обеих колдуний, а я рванул с места, направляя Ветра к самому озеру. Доехать до цели не успел — зелёная вспышка пронеслась совсем близко и зацепила меня на излёте, хлестнув наискось горячей волной.

Всхрапнул Ветер, лишившись всадника. Я рухнул с коня на полном ходу, тотчас перекатившись на ноги, и покрепче перехватил верный двуручник. Нас ждали давно: под деревцами я заметил свёрнутые спальники и сброшенные вещи; но от вида тех, кто расположился у Живых Ключей, я мигом забыл и про своих магов, и про остановившегося у самого обрыва боевого коня.

Потому что альдских нелюдей ненавидел с самой первой встречи. Зверств, творимых вот этими, в боевых плащах да эбонитовых доспехах, я нигде больше во всём мире не встречал.

— Кого я вижу! — насмешливо выговорил на бруттском высокий альд с кроваво-медными волосами, жидкими змеями струившимися из-под шлема. — Сама Деметра Иннара, дочь Сильнейшего! Старик сам даже в отхожее место уже не выбирается? Послать за артефактом горстку неопытных магов!..

— Зато вы, как погляжу, со своими знаниями уже второй день зады отмораживаете, — насмешливо подметил Люсьен, перехватывая свой странный посох обеими руками. — Что, не по зубам вам сердце стихии?

Рыжеволосый скривился, разглядывая молодого мага со смесью отвращения и равнодушия. За его спиной, почти у самой кромки подмёрзшего озера, стояли помощники — четверо хорошо вооружённых альдов, каждый из которых, без всякий сомнений, магией владел не хуже моих спутников. Великий Дух, а может, даже лучше...

Впервые в жизни я страстно желал победы магам — своим магам — потому что те, которые стояли впереди, были во сто крат хуже. Залить бы их паршивой кровью острые скалы...

— А-а, с вами ещё наша продажная сестра, — подметил тем временем рыжий, игнорируя молодого брутта. — Что ж, с перебежчиками у нас разговор короткий. Тхае...

Эллаэнис вспыхнула — посветлела тёмно-серая кожа, дрогнули серебристые, нежные губы... На миг показалось даже, что альдка сейчас расплачется — но вместо этого девушка громко выкрикнула заклятие — и сорвался с гор колдовской ветер, толкнул в грудь обидчика.

Тхае... шлюха...

В тот же миг тесная равнина ожила — маги разбежались кто куда, стараясь не попадаться под перекрестный огонь мелькавших в воздухе магических зарядов, огненных вихрей, ледяных игл и воздушных смерчей.

Я бросился к ближайшему альду, но рыжеволосый вскинул руку, не глядя — и невидимая стена ударила в грудь, выбила из-за клацнувших зубов кровавую слюну. К бесчестному неравенству в бою я уже привык за годы войны с бруттами — один тощий, высохший до скелета старик-маг мог положить с десяток наших добрых воинов. И если пятеро этих нелюдей были колдунами, шансов на победу я не имел никаких.

Великий Дух, впрочем, смилостивился надо мной: рыжеволосый отвлёкся на моих спутников, и я вновь рванул вперёд. В тяжёлых доспехах поспеть за легко вооружёнными альдами оказалось трудно; всё же отвык я от настоящего боя. Но и воинскую науку не забыл: едва ощутив дуновение ветра, какое только от движения случается, я провернул двуручник острием назад, всаживая клинок в подставившегося врага.

Яростный крик на альдском стал мне наградой; выдернув меч, мгновенно описал короткую дугу в воздухе, разрубая плоть вместе с доспехом. Захрипев, альд кулем повалился на обледеневшие камни, а я развернулся, встречая два клинка сразу. Не беспокойство — злую, тёмную радость испытывал я, глядя в серые лица подбиравшихся ко мне нелюдей. Потому что колдовской огонь заметил в глазах лишь одного из них, да и тот угасал стремительно, словно неопытный маг терял силу с каждым вдохом. Без своих заклинаний — кто они против меня? Зря вступили в ближний бой, ох, как зря! Да только церемониться с вами не стану...

Первым я атаковал мага — тот, хотя и ослаб, а всё же угрозой являлся посерьёзней, чем его крепкий собрат. Альд запоздало вскинул растопыренные пальцы, выкрикивая заклинание — но полыхнувшая мне в лицо огненная струя не остановила обрушившийся на него двуручник.

Колдун вскрикнул почти жалобно, когда посеребренный клинок разрубил плотную кожу лёгкого доспеха, соскользнув с плеча на шею. Выпад оказался неудачным — убить альда сразу не получилось; теперь враг бился в мучительной агонии, клацая зубами от животной боли. Глядя в искажённое мукой безобразное лицо, хотел добить — но второй мой противник сделать этого не дал, отвлёк от беззвучно страдающего собрата, достал меня колючим ударом узкого клинка.