Место, куда мы пришли, напоминало раскрытую ладонь. К центру вела большая мощеная дорога. С другой стороны шли улицы ремесленников. И все это сходилось на площади-ладони.

Первым делом меня отвели к портнихам. Мое чувство прекрасного скончалось. Портные особо не заморачивались: брали кусок ткани, сшивали по краям, делали отверстие для головы, отделывали всем, что попадалась под руку. Логика проста: если ты знатного рода, то сидишь под замком, сначала у родственников, а после у мужа. Если ты беден, то не хрен выеживаться. Фасон я еще выдержала, в жарком климате самое то, но цвета... Выбор цветов поражал, убивал и раздавливал. Буйство тонов, полутонов и оттенков. Но все это относилось только к синему цвету. Другие цвета отсутствовали как факт. Для меня, выросшей в девяностых, все это живо напоминало царство джинсы. Странно, что только варенку не наблюдала.

Далее был лекарь. Перед тем как вырастить мне шевелюру, этот пройдоха попытался облегчить кошелек Оцереса, найдя у меня десяток смертельных заболеваний и попутно излечив от них. Ну зачем так разводить практикующего судмедэксперта? И судя по тому, что все мои болезни были вылечены кулаком, который граф показал этому эскулапу, он тоже был в душе медиком. Зато в отместку с волосами лекарь постарался. Фильм "Звонок" видели? Вот моя прическа в точности повторяла прическу той "милой" девочки. Но если на Самару я не тянула (цвет кожи у меня нормальный), то болонку напоминала очень сильно. Не хватало только заколочки на челке.

Мне пришлось поднапрячься, переводя рубли в стоимость хлеба, а стоимость хлеба в местную валюту. Плюс проценты за конвертацию, за банковские услуги. И выкатила Оцересу приличный счет.

Граф даже присел.

— За что?

— За мелирование и стрижку, которых я лишилась.

— Вроде все.

— Э, нет. Сейчас мы идем к ювелиру.

— А ты не обнаглела? А к оружейникам тебе не надо?

— Надо, но после ювелиров.

В лавке я первым делом направилась к стенду с серебром. Не то, не то... О, вот.

— Оцерес, я возьму вот эти две печатки.

— Они мужские. Ты в курсе?

— Зато размер хороший.

Детство дало о себе знать. Зная славу нашего района, его обходили как местные, так и заезжие бандюганы. Но как сделать из ключей кастет, а из бутылки розочку я знала, а еще я быстро усвоила, что два-три, а лучше четыре перстня-печатки (болта), повернутые внутрь кулака, могут заменить хорошую свинчатку.

Перстни он мне купил. Пока их подгоняли под мои пальцы, я бродила по лавке, рассматривая витрины. В одной из них я заметила странные украшения. В них не было камней, только каркас.

— Оцерес, просвети темную. Зачем это?

— Это память предков.

Все оказалось просто. Знать предпочитала не отдавать своих покойников на растерзание кладбищенской нечисти и практикующим студентам-некромантам, а обращать их в самоцветы при помощи магии. Чем больше камней, тем знатней род. А для себя маги могли не просто создавать самоцветы, а наращивать их. Весь род мог быть представлен одним камнем. Враги тоже обращались, обычно в перстни, потому что их сила переходила в эти камни.

Дура! Почему я не проверила свой заказ, когда мне его принесли? Может, было лень разворачивать упаковку? Ведь должна была догадаться по роже ювелира, что, отдав мне коробочку он снимает с души тяжкий груз.

Дальше были всякие мелочи. Амулеты, расчески. Этот нелюдь меня даже в зоомагазин завел. Там были хомяки. Увидев их цену, я начала подумывать о межмировых поставках грызунов. Но если он рассчитывал отвлечь меня от мысли об оружии, от граф сильно просчитался.

— А теперь пошли к оружейнику.

— Нет.

— Оцерес не буди во мне зверя. — И, дождавшись, когда он откроет рот для ответа, продолжила. — И прежде чем ты, выдашь избитую фразу про хомячка, я расскажу тебе анекдот. Ходит мужик по базару, а за ним медведь на веревочке ходит. Все его спрашивают: "Продаешь?" На что он отвечает: "Нет. Ищу того гада, который моему сыну год назад хомячка продал". Уловил суть?

— Кто такой хомяк я знаю. А кто такой медведь?

— Медведь — это здоровая орясина, которую лучше не злить в трех случаях. Когда он голодный. Когда он не выспался. И, когда он голодный и не выспался. Я сейчас представляю собой третий вариант.

— Ладно. Только я не могу представить себе подходящее оружие для тебя.

Ну, кое-какие мысли на этот счет у меня были.

Мечом я махать не умею. Из колюще-режущих предметов владею только скальпелем. Вот бейсбольная бита... Но ее таскать неудобно.

— Что желает господин граф?

На меня ноль внимания. Обидно.

— Подберите оружие для этой леди.

— Стоп. А мне высказаться можно? Значит так. Подбирать ничего не надо. Вы заказы выполняете?

Еще час я потратила на то, чтобы объяснить принцип действия выкидной дубинки. Но вроде меня поняли.

— Вот зачем тебе дубинка? Ты ведь не собираешься ею пользоваться?

— Нет, не собираюсь. Я ее для красоты заказала.

— Да какой смысл в этой дубинке? Вот меч или кинжал — другое дело.

— Для тебя — возможно. Но в моем мире даже за ношение ножа можно нарваться на неприятности с законом. Поэтому у нас не принято учить детей владению холодным оружием. Купить мне меч было бы верхом глупости.

— Можно подумать у вас по улицам люди с дубинками ходят. Это бесполезная вещь.

— А я бы не сказала. Бесполезную вещь запрещать не будут.

— Ну, смотри. Когда эту дубинку сломают об твою дурную голову, ко мне плакаться не приходи.

— Еще одно слово и я тебе эту дубинку в одно место забью, плашмя!

* * *

Тишина длилась две минуты.

— Ай! Прекрати мне на ноги наступать.

— А сам попробуй на шпильках по земле пройтись. У меня ноги уже отваливаются.

— Ладно. Сейчас к сапожнику зайдем.

— А далеко идти?

— Ну, улицы две.

— У— у — у!

— Не вой. Сама виновата. Зачем ты вообще эти туфли носишь?

— Чтобы выше казаться.

Оцерес хмыкнул и пробормотал что-то в духе "Размер значения не имеет". Ведь по больному бьет, гад. По моему комплексу Наполеона. Чтоб эму эту фразу из уст любимой девушки услышать.

У сапожника я оторвалась по-полной. Ибо Итон не лез с советами. Конечно, если обувь не будет подходить, то человек и ходить не будет. По крайней мере сапожки меня полностью устроили, хотя пришлось и отказаться от любимых каблуков (и тем самым лишив себя хорошего средства обороны). Все теперь можно и обратно. Ой, чуть не забыла!

— Оцерес, а где здесь лавка знахаря?

— А тебе зачем?

— Надо.

— Сейчас я тебя отведу.

— А может, просто дорогу покажешь?

— Нет, я отведу тебя туда и проконтролирую, что ты купишь.

Он, наверное, думает, что я за ядом решила туда зайти. Ну что ж, сам виноват.

— Дорогой, у нас не те отношения, чтобы тебя касалось то, как часто у меня бывают женские дела.

Ишь ты, покраснел! Да еще дал денег и показал, в какую сторону идти! Теперь я знаю, как заставить его замолчать.

Всю обратную дорогу со мной не разговаривали. Кайф! Я шла и пыталась придумать, как проникнуть в гарем. Можно, конечно попробовать вариант с продажей. Оцерес приводит меня туда, произносит пафосную речь о том, что я его не устраиваю, и продает. А там я разыскиваю Марго, и мы вместе дерем оттуда когти. Вот по этой причине я настаивала на том, чтобы оружие для меня было не заметным. Пара печаток и небольшой металлический цилиндр не привлекут внимания. Но тут есть маленькая загвоздка. После того как у меня уже был хозяин, ко мне могут не проявить интерес. Тогда придется пробираться в гарем тайком и тут графу придется принимать более активное участие. Но вариант с продажей я попробую. Да и Оцереса уломать легче будет. Ведь он не только доберется до Марго, но и получит назад часть своих денег.

На входе во дворец я заметила шпиона. Какой-то старикашка пристально наблюдал за нами. Ой, не нравиться мне он. В районе диафрагмы я начала ощущать холод. Такая реакция у меня на грядущие неприятности. По крайней мере, теперь я точно знаю от кого эти неприятности ожидать.

— Фир! Какая приятная неожиданность!

Они что знакомы? Придется расспросить Итона о характере их взаимоотношений.

— Не представляешь, как вид твоей рабыни услаждает мой взор!

Интересно, каким образом? Ведь я скрыта мороком. Или он может видеть сквозь него?

— Вы куда-то идете? Давайте я вас провожу!

Единственное место, в которое я хотела попасть вместе с Фиром, была моя работа. И то, чтобы Фир был моим клиентом. Вот не нравится он мне!

Блин! Пока Оцерес говорит, я не имею право и рта раскрыть. Только и остается про себя возмущаться. Наконец обмен любезностями окончился. И мы спокойно дошли до покоев Оцереса.

А дальше все было не так спокойно. Первым делом граф выругался. Ничего интересного, сплошные повторения. Чтобы не отвлекать его, я села на тахту и взяла с блюда оставшийся с ужина апельсин. Вот мне интересно прислуга в комнате у Оцереса хоть убирается? Наверное, нет. Хотя в этом свои плюсы, чем меньше знает прислуга, тем меньше ходит слухов.

Я просчиталась. Мое спокойное поведение только разозлило графа.

— Как ты можешь спокойно есть? Ведь тобой заинтересовался шах!

— И?

— Ты что, не понимаешь? Ему очень интересно, зачем мне ты.

— Не поняла.

— Меня пригласили на ужин. Ты должна будешь идти со мной.

— Ну и что?

— А как я объясню, зачем я тебя купил?

— Как служанку.

— Ага. Тогда шах подумает, что я брезгую услугами его прислуги и сочтет это за оскорбление. Я, конечно, могу сказать, что купил тебя как наложницу. Но тогда шах может пожелать проверить тебя в деле. Я бы так и сделал, если бы не боялся, что в постели ты можешь оказаться бревном. Тогда тебя казнят, а мне подарят более умелую девушку. А, может, ты готовить умеешь?

— Ага, умею. Только готовлю я быстрорастворимую лапшу. Да даже если бы и умела, то ничего хорошего из этого не вышло бы.

— Почему?

— Блюдо, которое я бы приготовила, могли бы отравить. А кого бы обвинили в покушении?

— Ну, может, ты поешь?

-Только караоке и под градусом.

— Про шитье спрашивать бесполезно?

— Ага! Тьфу...

Я так увлеклась, что вместо апельсина съела его кожуру. Гадость какая.

— Слушай! А как здесь к женщинам относятся?

— С почтением. Ведь они будущие матери.

— Руку поднять могут?

— Нет. Только на рабыню.

— Отлично. Говори, что купил меня как служанку, потому как боишься по незнанию оскорбить женщин, которые во дворце прислуживают. А рабыня все стерпит.

— А ты сообразительная. Вот Фир обломается. Уверен, что он специально растравил любопытство шаха, чтобы меня подставить.

— А из-за чего он на тебя так взъелся?

— Не знаю. Но отравить меня он уже пытался.

Оцерес быстро пересказал мне события вчерашнего дня. А у этого Фира талант! Так изящно составить план убийства. Странно, но в своем мире я не наблюдала у шалфея подобных свойств. Интересно, а как местный шалфей будет действовать на меня?

— Оцерес, поздравляю! В твоем мире впервые использовали бинарное оружие.

— А что это такое?

— Две безвредные вещи, которые при совмещении могут нанести значительный вред. Ну, например... Селедка и молоко. По отдельность они безвредны. А вместе...

Судя по цвету лица Оцереса, он меня понял. Наверное, попадал на такое сочетание.

— Ладно. Отмазку для тебя придумали.

— А когда у нас встреча с шахом?

— Вечером.

Время, чтобы привести себя в порядок было. Взяв со стола нож, я подошла к зеркалу. Один взмах ножа и у меня есть челка.

— Ты что делаешь?

— Привожу себя в божеский вид. А то из-за этих волос мне верхняя часть платья не нужна. Они ее успешно заменяют.

— Да я на твою стрижку два золотых потратил!

— Вот именно. Ты же не хочешь, чтобы на твои два золотых я выглядела как чучело?

— Ладно. Уела. Дай нож сюда.

— Зачем?

— Подравняю.

Когда в сантиметре от твоих глаз мелькает острый предмет, это страшно. А когда этот предмет держит тот, кому ты не доверяешь... Две минуты, пока он равнял мне челку, были самыми страшными в моей жизни. Наконец, результат его устроил, и он оставил меня в покое.

А теперь перстни. Переодев кольцо Хранительницы, я примерила обновки.

А что за камешек в кольце? Я его не заказывала. Бонус за покупку? Как мило! Небольшой, размером с горошину, он менял цвет в зависимости от освещения. Фианит, циркон?

Ай! Из-под нового перстня потекла струйка крови. Что за фигня? Я, конечно, слышала, что люди обручальными кольцами резались. Но я не слышала о том, чтобы камни на кольцах впитывали кровь, становясь из бледно-розовых, ярко-алыми.

Я попыталась снять этого родственника пиявки, но нет. Перстень свободно крутился, но сниматься отказывался. Да что с ним такое?

И тут я вспомнила рассказ Оцереса о памяти предков. Наверное, продавцу попал подобный камешек и он не зная, куда его девать, вставил в мой заказ.

А видя способности этого камешка, я пришла к выводу, что это не предок. Скорее всего, в этот самоцвет был обращен маг. Значит, минерал обладает магическими свойствами. Но, какими? Ох, чую, наплачусь я еще с ним. Вот продавец прощелыга подгадил.

Да. Удачно по магазинам прошлись. Единственные хорошие вещи это сапоги и выкидная дубинка. Про остальное лучше не вспоминать. Одежда — смерть чувству прекрасного. Волосы — сплошная морока. Перстни — какая то магическая пакость.

Так, еще надо морок на амулет сменить, чтобы внимания не привлекать. Вот пусть Оцерес этим и займется.

— Может, пока время есть, сменишь морок на артефакт?

— Ага, сейчас.

Граф, отыскав в груде свертков нужную вещь, направился ко мне. Но не успел он сделать и трех шагов, как споткнулся о стул и с жутким грохотом свалился на пол.

— Ты как? В порядке?

— Ты зачем это сделала?!

— Что сделала?

— Стул поставила!

— Ничего я не делала! Под ноги смотреть надо!

— Ну-ну. Поверю на слово.

Дальше все было спокойно. Он вложил мне в руку подвеску-амулет и произнес какую-то фразу. Украшение тотчас выпустило шип, который впился мне в руку. Секунд пять он сосал мою кровь. У них мания на украшения-вампиры! К тому же, я почувствовала, что мой уровень силы слегка понизился. Подвеска? Нет. Если бы она еще и силу откачивала, то простые женщины не смогли бы пользоваться подобными вещами.

Остается перстень. Стоять! Раньше камень был в два раза меньше и не светился. С чего его сейчас на иллюминацию пробило? Теперь я знаю, что камень пьет не только кровь, но и силы. Но зачем они ему?

Надо будет поэкспериментировать с ним. Вдруг у него полезные свойства будут? А в этом мире это будет не лишним. Здесь я ослаблена. В Саратове я сильнейший маг. Могу подчинить себе всех его жителей. А здесь максимум десять человек и то, если они достаточно слабы умом. Атакующей магией я всегда плохо владела, другая специфика. Вот и приходится здесь вспоминать детство в лихих девяностых.