Третье правило возврата

— Позавидовала, что сама уже не буду такой молодой, — решила немного осадить парня я.

Дитя возмущенно надулось:

— Мне уже шестнадцать, между прочим!

— А по поведению больше десяти не дашь, малыш, — продолжаю подкалывать Исповедника я. Ну сущий младенец. Только вот наверняка талантливый, поскольку десять — это, скорее всего, как раз время пробуждения дара.

Он хмурится, но с трудом признает мою правоту:

— Это все из-за того, что я читаю других людей. Развитие собственного организма замедляется.

— Понимаю, — со вздохом киваю я. В какой-то степени я на него похожа. Я сама перестала развиваться год назад. Да и сейчас не знаю, как мне быть.

— Начнем? — он впервые меняет позу с традиционно-исповедной: широким жестом указывает на кожаный диван, и у меня создается впечатление, что Грион приобрел мебель именно для встречи Исповедника со мной. Затем мальчик, не дожидаясь меня, присаживается первым, и я замечаю, что на ногах у него одеты тяжелые ботинки на широкой платформе. Точно какой-то неформал...но мне нужно сообщить ему нечто важное перед тем, как мы начнем.

— Как тебя зовут?

— Исповедник, — брови взлетают вверх. — Ты же знаешь, у нас не бывает имен.

— Брось, — хмурюсь я. — До того, как надеть форму, ты ведь на какое-то откликался.

— А-а-а... — большой мальчишеский рот смешно открывается, и я в который раз понимаю, насколько юн сидящий сбоку от меня подросток. — Мама звала меня Руди.

— Послушай, Руди... — слова даются с трудом, но мне все равно нужно это произнести. — Не знаю, говорил ли тебе Грион, но я сильный маг. Я боюсь, что одного твоего родителя-элементаля будет недостаточно, чтобы совладать с моим даром. А ты еще такой юный...

— Значит, тебе известно про воздушника? — мальчишка обиженно поджимает губы. — Вообще эта информация не для чужих ушей. Ты с кем-то в родственных связях?

Я только пожимаю плечами:

— Грион — мой бывший муж.

Мальчуган понятливо хмыкает:

— Значит, не расскажешь.

— Не расскажу, — подтверждаю я. — Я своих не предаю.

— Своих? — и он совсем не по-детски смотрит на меня. — Своих бывших мужей или своих — элементалей?

Почти поймал. Не так прост мальчишка, как кажется на первый взгляд.

— Своих — и давай остановимся на этом, Руди.

— Договорились. Второй предок — элементаль огня — тебя устроит? — невозмутимо раскрывают передо мной карты. Надо же, насколько уникальный ребенок...почти по моему заказу.

— Вполне, — незаметно улыбаюсь я, после чего медленно огибаю стол снова, чтобы вскоре оказаться перед мальчиком, а затем сесть напротив на диване. — Теперь я буду уверена, что ты не сойдешь с ума. Начнем...

Он забавно трет кончики пальцев друг о друга, и я молча наблюдаю за подготовкой к ритуалу.

— Это чтобы было удобнее тебя читать, — зачем-то поясняет подросток, и я только киваю:

— Первый раз, малыш?

— Не называй меня малышом, — снова хмурится он. — Нет, не первый. Лет-то мне сколько, помнишь? А исповедаю я с двенадцати, — гордо добавляет пацан. — Просто есть одна догадка, от которой у меня предвкушение обостряется. И с каждой минутой она все больше крепнет.

— Какая же? — я с интересом смотрю на него, но парнишка моментально прикладывает пальцы к моим вискам, и, уже погружаясь в туман воспоминаний, я слышу осторожное:

— Что ты — чистый элементаль...

Я почти сразу ощущаю чужое присутствие в мозгу: этот мальчик ненавязчиво, но упорно пробирается к своей цели. Воскрешению воспоминаний, способных окончательно погубить меня. Вот почему я не боюсь теперь, что наврежу ему, вот почему нисколько не противлюсь тому, чтобы завершил начатое. Тандем огня и воздуха очень похож на мою стихию: одна его составляющая быстра и маневренна, вторая дает столько света и тепла, сколько в силах способен представить человек. Собранные воедино в одном существе, они способны противостоять давлению света, в моем случае перерожденному в поликинетическую энергию. Мальчик справится, я знаю это.

Воскрешенные искусственно воспоминания уже не приносят боли: не далее как ночью я все это пережила снова, поэтому сейчас не боюсь ни звериной тоски, ни одиночества, которые, скорее всего, вскоре овладеют тем, кто раньше носил имя Руди. Я послушно бреду вместе с ним за руку по недрам своего сознания, ощущая себя одновременно и в настоящем — сидящей напротив сосредоточенно разглядывающего меня Исповедника — и в далеком прошлом двенадцатимесячной давности. В какой-то момент вижу одиноко скатывающуюся из глаз кудрявого ангела слезу и понимаю, что он дошел до самой трепетной части. Да, малыш, не будь того судного дня в моей жизни, сейчас я была бы счастливой мамой пятимесячной дочурки с почти твоей внешностью. Понимаешь теперь, почему я так необычно на тебя отреагировала? Вижу, понимаешь.

Его начинает трясти. Я не переживаю — это не действие моего дара на чужое подсознание, это обычная сила эмоций, испытанных мной тогда. Что поделать, такова участь и судьба каждого Исповедника: они проживают необходимые моменты жизни вместе с нами. Не только видя, но и физически чувствуя то, что происходило в прошлом. Слезы мальчика текут, не переставая, но ему не стыдно, что я становлюсь свидетелем их появления. Какой стыд, если в тот момент меня почти убивали заживо? Я вижу по глазам — ты меня понимаешь, маленький взрослый. Прости, что пришлось показать тебе не самый приятный момент моей жизни.

Хватка на висках не ослабевает, но зарождающуюся муку в глазах напротив я не могу не заметить. И в тот самый миг, когда эмоции достигают пика, мальчик вскрикивает, но от меня, тем не менее, не отстраняется. И почти тут же я слышу, как дверь кабинета открывается. Сомнений быть не может — к нам пожаловал Грион. Я очень не хочу, чтобы он подумал, будто я взялась истязать мальчика. Мне хочется, чтобы в это минуту муж, как никогда раньше, верил в мою искренность и непричастность к чужим страданиям. Поэтому, продолжая смотреть в красные от слез глаза Исповедника, я протягиваю руку по направлению к двери, показывая новоиспеченному Главному Инквизитору раскрытую ладонь. Я не лгу. Мне нечего скрывать. Сможешь ли ты понять это?

Его руки обхватывают тыльную часть, когда я почти теряю веру в то, что Грион окажется рядом. Не нужно пытаться понять, что сейчас муж опустился на колени: я чувствую это, когда к ладони прижимаются его теплые губы. Это оказывается полнейшей неожиданностью — я никак не думала, что в чужом присутствии Грион решится на достаточно интимную нежность. Тем более сейчас, когда мы уже никто друг другу. Вздрагивать нельзя — это нарушит контакт с Руди, и тогда результат может быть непредсказуемым, поэтому я не нахожу ничего лучше, кроме как, подобно Исповеднику, позволить слезам спокойно стекать из глаз, позволяя потрясению выходить из организма привычным безболезненным путем. Зачем он делает это? Зачем напоминает о том, что когда-то между нами было? Если выбрал политику признания меня дееспособной, то сейчас совершает главную ошибку и сильно расшатывает психику! Однако вместе с поцелуем Гриона я ощущаю и то, как медленно меня начинают покидать силы. И это совсем не связано с действиями Исповедника. Это...Грион! Это он снимает напряжение, лишая меня части эмоций, уходящих вместе с зарядом бодрости. Неужели...какой-то новый дар? Из-за которого он и смог претендовать на место Главного Инквизитора? Что случилось с мужем?

Руди отпускает мои виски, не переставая плакать. Ему, похоже, требуется некоторое время, чтобы осознать и переварить увиденное. Ему еще отвечать на вопросы Гарда...я под влиянием момента протягиваю руку к лицу с застывшим на нем выражением страдания и стираю подушечкой большого пальца оставшуюся влагу:

— Не плачь...это уже позади.

— Бедная...девочка, — только и произносит Исповедник, смотря на меня глазами векового старца. Вот так, милый, теперь и ты знаешь, каково это — в одночасье потерять и надежду, и веру. Я грустно улыбаюсь— теперь истину знает еще и он. Скоро к нему присоединятся еще двое...

Исповедник встряхивается, нервно запускает руки в волосы, приглаживая темные кудри, затем убирает остатки слез с лица и переводит взгляд на Гриона. Тот отрывается от моей руки и деловито интересуется:

— Готов?

Мальчик кивает, и Грион поднимается с колен. Он свое дело выполнил. Он может уходить к начальнику... На мгновение становится грустно, но это недопустимое чувство исчезает вместе с закрывающейся дверью. Мы с Руди снова остаемся одни. Внезапно щеки касается его подрагивающая рука, и я, повернувшись, слышу надтреснутый голос парня:

— Почему ты...ему...не сказала?

О чем, милый? О не родившейся девочке? Ты знаешь, тайну унес вместе с собой в могилу Фред. Пусть все и считают, что его еще можно спасти...

— Когда бы я это сделала, малыш? — горько улыбаюсь я в ответ. Надо же, ко мне снова вернулась способность растягивать губы так, чтобы их уголки задирались кверху...а Руди не ершится на данное прозвище. В данный момент он почти отыскал себя после исповеди. — Я целый год ничего о нем не знала...

Парень кивает и уверенно встает с кожаного дивана, складывая руки в традиционном жесте магов его касты. Смешные ботинки скрываются под длинной юбкой. Лицо принимает взрослое суровое выражение.

— Надеюсь, ты понимаешь, что не все из того, что я увидел, сможет быть скрыто тайной исповеди?

— Конечно, понимаю, — соглашаюсь я. — Я готова вернуться в тюрьму, если потребуется. Ты же знаешь, что от своего я все равно не отступлюсь.

— Знаю, — поджав губы, кивает мальчик. — Понял и осознал. Надеюсь, они, — имея в виду вызвавших его магов, добавляет он, — это тоже со временем поймут.

Дверь открывается снова, впуская Гриона уже в третий раз, и мы с Руди синхронно поворачиваем на звук головы.

— Готовы? — вопрошает Главный Инквизитор — да, сейчас мужчина, которого я любила, как никогда выглядит соответственно своей должности. — Если вы не против, Аврелий хотел бы поговорить с вами сразу же, не откладывая в долгий ящик.

Исповедник пожимает плечами — он работу выполнил — после чего, не спрашивая, куда идти, направляется к выходу из кабинета. Я пытаюсь подняться с дивана, но голова после воздействия Гриона нещадно кружится, и меня шатает из стороны в сторону. Пошатнувшись и начав непроизвольно падать, оказываюсь в объятиях мужа, с беспокойством рассматривающего меня. Да, он же не знает, что я еще и половину ночи не спала...ему же хуже.

— Ты перестарался с откачкой силы, — ставлю я в вину его собственные действия.

— Прости. Не рассчитал, — сочувственно отвечает он, после чего прикладывает руку к моей щеке. Я вздрагиваю — рядом нет Исповедника, и бояться прервать необходимый контакт нет смысла — и Грион едва заметно хмурится:

— Сейчас тебе станет лучше.

Он оказывается прав: спустя несколько минут силы восстанавливаются даже с небольшим запасом, и я отстраняюсь от Гриона, думая, спросить или нет о новоприобретенном даре. О том, что произошло в присутствии Исповедника, вспоминать не хочется...

— Что это? — все-таки побеждает любопытство, и Грион понимает, о чем речь.

— Подарок... — задумчиво отзывается он, продолжая буравить меня взглядом. Становится нехорошо от столь пристального внимания.

— Я не знаю, где находится кабинет Аврелия, — желая сменить направленность мыслей мужа, говорю я, и Грион только кивает:

— Пойдем. Я провожу.

Глава 4. Судья

In my field of paper flowers

And candy clouds of lullaby

I lie inside myself for hours

And watch my purple sky fly over me

Evanescence "Imaginary"

(На моем поле бумажных цветов

И сладких облаков колыбели

Я продолжаю лгать самой себе

И рассматриваю проплывающие пурпурные небеса)

С кабинетом Аврелия я допускаю ошибку — он располагается этажом выше. И мы с Грионом поднимаемся туда без Исповедника, хотя я точно знаю, что мальчик в здании Верховного Суда находится впервые. Интуиция? Что-то считал из моих воспоминаний? Так ведь я никогда не представала пред светлые очи предыдущего здешнего начальника. Что ж, значит, это просто природная сообразительность. Надо отдать Руди должное, умный малый, пусть и максималист пока.

На любом из поворотов, коих оказывается немало — этот этаж судей буквально кишит небольшими кабинетами — Грион поддерживает меня под спину, словно я рискую поскользнуться и упасть, распластавшись на гладком вычищенном почти до блеска полу. Меня немного раздражает такое внимание, особенно в свете того, что после встречи с Гардом для меня снова распахнет свои гостеприимные объятия уже знакомая тюрьма. Раздражает — и я стараюсь отклониться вперед. Но, похоже, Главный Инквизитор считает своим непосредственным долгом доставить на второй завтрак Верховному Судье лакомый и давно ожидаемый кусочек. Ненавижу их игры. Еще больше ненавижу Гриона — за то, что ничего не рассказывает, продолжая молчаливо сопровождать меня наверх. Поэтому даже вздыхаю с облегчением, когда мы, наконец, оказываемся у двери в кабинет Аврелия.

Грион входит без стука, словно к себе домой, и я делаю вывод, что эти двое не просто работают вместе. Возможно, они даже подружились, хотя, честно говоря, не могу найти ни одной достойной причины, которая могла бы стать для них общей. Кроме, пожалуй, жен, попавших в лапы Ангела. Но Гриону-то в этом плане повезло намного больше...

Расстановка мебели в кабинете Гарда почти такая же, как и у Гриона, с тем лишь отличием, что площадь помещения, занимаемого Верховным Судьей, значительно больше. Кажется, меня привели на последний этаж, ибо выполнены апартаменты Аврелия Гарда в виде большой светлой мансарды, а стену позади его стола целиком занимает застекленное окно. Красиво, светло. Почему-то в этой обстановке голубые глава Верховного судьи кажутся совсем необычными. На диване справа от стола вальяжно расселся Исповедник — похоже, у него тайная страсть к мягким сиденьям. Мне же сейчас необходим максимум сосредоточенности, поэтому я присаживаюсь напротив устроившегося за столом Аврелия, и неожиданно приятным оказывается тот факт, что второй посетительский стул занимает Грион. Даже такая поддержка может пригодиться.

— Здравствуйте Виола, — смотрит на меня хозяин кабинета. — Я очень рад вас видеть в добром здравии.

То ли они с Руди уже обсудили все интересующие их вопросы, то ли это не вполне удачная шутка, учитывая обстоятельства, при которых я здесь оказалась. И я больше склоняюсь ко второму, поскольку этот мужчина не производил впечатления творящего гадости за твоей спиной никогда. Честность, преданность, защита — то, что всплывает в мозгу при мысли о нем.

— Здравствуйте, Аврелий, — соблюдаю официальный тон я, что, конечно, может не соответствовать моему нынешнему положению безумного мага. Наплевать. Мне терять нечего.

— Вы, конечно, знаете, по какой причине мы собрались здесь на встрече? — Судья подается вперед, опираясь локтями на краешек стола.

— Меня поставили в известность, — киваю я.