Приняв итоговый доклад об итогах боя с немецкими самолетами от гвардии капитана Ледогорова, наконец-то вылез из бронированного нутра своей КШМки и с удовольствием потянулся. В спине при этом, что-то хрустнуло, видно какой-то позвонок стал на место. Над лесом начинало вставать солнце, пахло смолой и мхом. Встававшее солнце, пробиваясь через покачивающиеся ветки деревьев, играло на земле теплыми желтыми пятнами. Среди прошлогодней хвои зеленели кустики земляники с еще не до конца созревшими, чуть красноватыми капельками ягод. Это была такая красота, что я на какой-то миг даже забыл о том куда нас всех занесло. Стоило только обернуться на шорох чьих то шагов, как картинка резко поменялась. Из-за того, что ветра практически не было черные дымы от сбитых самолетов столбами уходили в нежно голубое небо, и это сочетание цветов было кое-то неправильное, чем-то резало глаз, и моментально вернуло в действительность.

Ко мне подошел командир 1-го зенитно-ракетного взвода лейтенант Осташев и доложил, что все сбитые летчики в количестве трех человек доставлены. Они стояли за его спиной, и представляли собой очень живописную группу. Немец был в таком же сером летном комбинезоне, как и у экипажа бомбардировщика, который захватил прапорщик Мисюра. Он стоял со связанными за спиной руками и надменно смотрел на меня.

— Сейчас будет предлагать сдаться в плен. — отчего то пришла в голову эта мысль. Я приказал лейтенанту:

— Этого немца к капитану Суховею, пусть его допросит! Его оружие и документы сдайте капитану, остальное оружие и документы мне.

— Есть! ответил лейтенант, и передав мне два пистолета ТТ и небольшую стопочку документов, повел немецкого летчика в сторону где обосновался наш начальник разведки. В стопке было два удостоверения личности(командирские книжки?), два партбилета и удостоверение депутата Верховного Совета СССР.

Передо мной, стояли двое мужчин, примерно моего возраста, один с генеральскими петлицами был со звездой Героя и пятью орденами, среди которых был орден Ленина, три ордена Боевого Красного Знамени и один орден который я не смог опознать. Под наградами был закреплен маленький красный флажок с надписью "Верховный Совет СССР". Ему было от 35 до 40 лет, низкого роста, на лбу залысины и взгляд человека который привык идти прямо, никуда не сворачивая. Второй был моложе на несколько лет, в петлицах у него было по две шпалы, никаких наград не было. Он был на целую голову выше и намного шире в плечах. Под глазом уже налился фиолетовый синяк, а глаз заплыл настолько, что не открывался. За его спиной стояли двое сопровождающих солдат из взвода Скороходова с такими же фингалами под глазами, только у летчика под левым, а у обоих солдат под правым глазом. Такое обилие синяков на одном квадратном метре наводило на определенные выводы. Пришлось спросить у солдат:

— Где это вы так?

— Так, когда за этим приехали, он нас за немецких диверсантов принял, ну и...

— А почему тогда не отстреливался?

— В парашюте запутался, только левая рука свободна была, не мог он стрелять,

потупившись сказал один из солдат. Мы его уговаривали, а он ни в какую. Он когда Леху, то есть рядового Смирнова ударил, я уже не стерпел и тоже его хуком. Только он и меня успел, я даже прикрыться не смог. Я на спину упал, а он в отключке висеть остался, тут его остальные и спеленали.

— Почему Вы оказали сопротивление? Спросил я летчика.

— Незнакомая форма, неизвестное оружие, что мне оставалось делать? Сдаваться в плен? Вопросом на вопрос ответил летчик.

Видя, что летчикам стоять не легко, я приказал бойцу из взвода управления откинуть скамейки в кузове "Урала" и предложил им присесть.

— Кто вы, я уже понял из ваших документов, Вы генерал-майор Лакеев Иван Алексеевич, а Вы майор Архипенко. Я подполковник Амбросимов командир этой воинской части. Лакеев стремительно встал и хорошо поставленным командирским голосом начал:

— Подполковник! По какому праву Вы задержали меня и моего подчиненного! Я требую немедленно вернуть мне и моему подчиненному документы, личное оружие и доставить меня в штаб в г. Луцк!

— Товарищ генерал-майор! Моя часть является частью особого назначения. Как Вы успели заметить, часть вооружена новой техникой особой секретности. Мне дано право уничтожать всех, кто будет находиться в расположении без соответствующего разрешения. У Вас и Вашего подчиненного есть такое разрешение?

— Н-нет. Немного запнулся Лакеев.

— Документы, я вам сейчас верну, личное оружие несколько позже, а сейчас я попрошу майора Архипенко пройти к фельдшеру, а с Вами я хотел бы побеседовать.

Генерал кивнул своему подчиненному, тот поднялся и двинулся к заднему борту. — Товарищ генерал, попросите товарища майора не делать необдуманных поступков. Мы же, в конце концов делаем общее дело. Лакеев кивнул майору:

— Федя дай нам поговорить с подполковником!

Я никак не мог придумать, с чего начать разговор, наконец глубоко вздохнув и сказал:

— Иван Алексеевич! Я очень многого не имею права Вам и кому либо рассказывать.

Дальше в разговоре, я решил немного слукавить и подпустив в голос немного усталости и растерянности спросил его:

— Скажите мне, как коммунист коммунисту, это война? Лакеев посмотрел на меня из подлобья и зло так усмехнувшись, жестко спросил:

— Что, зассал, подполковник?

— Нет! Так же жестко отвел ему. Необходимо принять решение. Если это провокация, то я продолжу испытания техники дальше, если война то мне необходимо срочно выходить из этого района и эвакуироваться в Москву, а может и дальше, тем

более, что боеприпасы тоже экспериментальные и они все равно за день, два закончатся, а без них вся техника просто кусок секретного железа.

— Это война! Убежденно заявил Лакеев, и думаю что закончится она очень не скоро!

— Почему вы так думаете, товарищ генерал-майор?

— Я немца знаю! Пришлось столкнуться! Это наглый, уверенный, хорошо обученный, приученный к порядку противник. Он не прощает даже небольших ошибок! Что бы его победить, нам необходимо не только лучше воевать в самом бою, но и лучше готовиться к самому бою, ответил генерал.

— А где Вы, с ними сталкивались? Полюбопытствовал я.

— Сначала в Испании — легион "Кондор", слышал про такой?

— Слышал.

— А потом во Львове в тридцать девятом, они выбросили десант на Львовский аэродром. Я видел глаза этих десантников! Если прикажут — убьют не задумываясь, они хорошо обученные, подготовленные бойцы. С такими воевать трудно, и победить таких можно только лучшей подготовкой и лучшей организацией! У тебя это все есть!

-Подполковник! Ты воевал? спросил генерал.

— Пришлось, ответил я.

— Где? В Испании? энергично спрашивал собеседник.

— Ну не могу, я Вам сказать! разведя руки, улыбнулся я.

— Я наблюдал бой Вашей части, правда самый конец, когда Ваши зенитные танки сбили три пары "Мессершмиттов". Судя по звуку это малокалиберные, скорострельные пушки. Какой у них калибр?

— 23 миллиметра, механически ответил, думая, как раз, о том, как пополнить боекомплект "Шилок".

— Некоторое время назад главное управление ВВС РККА приказало провести в нашей дивизии войсковые испытания опытных образцов новых авиационных вооружений, думаю, что один момент Вас заинтересует!

— Какой? спросил я, понимая что могу услышать сейчас интересную новость.

— Вооружение установлено на самолет Ил-2, и представляет собой авиационные пушки калибра 23-мм!

— Ну и что? Мне нужны не секретные пушки штурмовиков, а снаряды к его пушкам! Они есть у Вас? Сказал я, с неприкрытой досадой.

— Да!!! Ответил с хитрющей улыбкой генерал. — На склады дивизии поступило и разгружено пять вагонов

снарядов к этим пушкам.

Я лихорадочно пытался прикинуть сколько это стандартных боекомплектов, выходило, что то около тридцати, хотя я мог и ошибаться. Лакеев внимательно с улыбкой смотрел на меня. На моё счастье к нам подошел капитан Суховей.

— Товарищ подполковник! Разрешите обратиться?

— Говори.

— Допросили немецкого летчика. Подтверждает данные экипажа бомбардировщика. Служит в первой группе третьей истребительной эскадры пятого авиакорпуса четвертого воздушного флота. Первая группа в составе тридцати пяти Ме-109Ф базируется на аэродроме Дуб, вторая группа в составе также тридцати пяти Ме-109Ф и штаб эскадры — четыре Ме-109Ф расположены в Хостыне, третья группа в таком же составе расположена в Медоровке. В ремонте находятся около десяти машин. Рассказывает, что их штафелю было поставлено задание на прикрытие наземных войск в районе Соколя. По рации передали приказ что севернее Горохова русские силами двухсот самолетов напали на пятьдесят пятую бомбардировочную эскадру, им необходима срочная помощь. Все свободные истребители вылетают в этот район. Этот приказ получила вся третья эскадра.

— Да, скоро здесь в небе будет тесно от самолетов, вслух сказал я.

— У страха глаза велики! сказал генерал Лакеев, нам бы еще рации на самолетах поставить, тогда бы мы бы смогли нанести еще больший урон, ведь наши летчики летают не хуже! С горечью добавил генерал.

— Да, если на Ваших самолетах были рации, мы могли бы Вас предупредить и навести на цель, или согласовывать действия по зенитным засадам, Вам связь нужна кровь из носа! Поддержал его я.

— Во время боев в Монголии на реке Халхин-Гол у нас на истребителях еще не было радио. Мы смастерили огромную полотняную стрелу, которая выкладывалась у наземного командного пункта на горе Хамар-Даба , и с ее помощью летчикам сообщалось, в каком направлении и на какой высоте находятся японские самолеты. Эта стрела заменяла нам радио. Сейчас этот прием используют наши посты ВНОС.

— А если, когда самолеты пойдут на перехват, противник изменит направление и высоту полета, что тогда? Задал я, генералу встречный вопрос.

— Японцы уже через неделю, зная эту систему, пересекали линию обороны на ложном курсе, а после того, как ВНОС терял их из виду, ложились на боевой курс. Такая система наведения нашей истребительной авиации резко снижала результативность ее действий.

После боев в Монголии на истребители стали устанавливать приемно-передающие станции. Но они были громоздки, утяжеляли машины, к тому же из-за некачественной экранировки системы зажигания двигателей и металлизации фюзеляжей создавались большие помехи и шумы в наушниках, вплоть до болевых ощущений, и тем самым неоднократно приводли к срыву боевого задания.

— А ваша служба связи не пробовала улучшать качество связи самостоятельно, экранировать по новой? Поинтересовался я.

— Нет, кто бы этим занимался? Авиачасти в своих штатах не имеют собственных подразделений связи. Всю связь обеспечивают роты связи батальонов аэродромного обслуживания, лишь оперативно подчиненные начальникам связи полков, которые как правило ниже званием, чем командир БАО.

— Это что получается, они не могут влиять ни на комплектование рот, ни на организацию в них боевой подготовки? Удивился я.

— Правильный вывод подполковник! Командиры батальонов обслуживания, не чувствуя персональной ответственности за обучение связистов, перегружают их несением караульной и гарнизонной служб, выполнением различных хозяйственных работ, часто вообще использовали специалистов не по штатному расписанию, и потому их подготовка была намного слабее, чем даже в наземных частях! Возмущенно продолжал генерал.

— Но как-то эту проблему надо было решать?

— Её и решили, в лучших традициях бюрократии. Примерно год назад радиостанции с И-16 сняли и отправили на склады округа, а на самолетах И-153 "Чайка" устанавливали только приемники. Однако ими оснащались лишь машины командиров эскадрилий и в редких случаях командиров звеньев.

Я с удивлением слушал Лакеева. То, что он рассказывал не укладывалось в голове. Были конечно разговоры в компаниях, приводились разные факты о нашей не готовности к войне в сорок первом, но что бы так, раз и сняли всю связь с истребителей!

— А куда смотрит ведомство товарища Берии?

— Получается оно не всевидяще! Усмехнулся Иван Алексеевич и продолжил: А показуха? И ладно там дорожки цветными камушками обкладывать! И как следствие еще одно серьезнейшее упущение — полнейшее пренебрежение средствами маскировки и инженерного оборудования аэродромов. Самолеты, склады боеприпасов и горючего стоят прямо на земле, без каких-либо укрытий, лишь иногда прикрытые маскировочными сетями, а то вообще разукрашенные и с лозунгами!

То, что сейчас рассказывал Лакеев к сожалению мне было знакомо. Не раз и не два, за время службы я сталкивался с показухой и очковтирательством. Часто от офицеров, прапорщиков и старшин слышал: "При Сталине...", а оказывается и при нем эти явления существовали, может быть в меньших объемах?

— А тактические схемы и организационная структура ВВС? Сколько раз вызывали неоднократную критику со стороны опытных летчиков? А плотные боевые порядки звеньев, состоящих из трех самолетов? Они же, чрезвычайно неудобны! Тесное расположение самолетов держит летчиков в постоянном напряжении, а ведомые, вместо того чтобы наблюдать за окружающей обстановкой, следят только за тем, чтобы не врезаться в ведущего!

Наблюдая за ним, я убеждался, что всё о чем он говорит, не раз и не два им выстрадано.

— За это упущение уже заплачено немалым количеством жизней. В первые же секунды боя, трехсамолетное звено немедленно разваливается, поскольку ведомый, находящийся внутри окружности поворота, вынужден сбрасывать скорость или нырять под ведущего, чтобы избежать столкновения, и весь бой превращался в неуправляемую схватку одиночных машин. Наверстать потерянную высоту или скорость в условиях боя становится очень сложно, и одиночные самолеты превращаются в легкую добычу более организованного противника. Все летчики, имеющие боевой опыт, в один голос утверждают о необходимости срочного перехода к звеньям, состоящим из двух пар самолетов. При этом боевой порядок обязательно должен быть разомкнутым, чтобы ни в коем случае не ограничивать маневры, не отвлекать внимание пилотов и при плотном порядке намного легче сбить противника — не попал по этому, попадешь по соседнему самолету.

— А по каким причинам эти изменения до сих пор не приняты?

— Мне, разумного объяснения дать никто не смог. А боевая подготовка? Она же не соответствует никаким разумным критериям! Когда меня сбили, вся наша эскадрилья впервые в жизни вышла на сопровождение бомбардировщиков. В тот день мы видели в воздухе наши СБ первый раз в за все годы службы в истребительной авиации! Немыслимо! Разумеется, это тут же сказалось на потерях. А использованное нами боевое построение показало свою абсолютную неэффективность! А тот факт, что в штатной структуре истребительного полка, были даже официантки, но вот специалиста по изучению, обобщению и внедрению передового опыта в тактике воздушного боя, н е т!

Лакеев в волнении даже встал со скамейки. Глядя на него, я еще больше поражался: мужик полчаса назад вел воздушный бой, его сбили, прыжок с парашютом, фактическое пленение, а он мне тут почти лекцию читает — поразительно!