Правда, император быстро взял себя в руки и почти сразу принял свой извечный неприступный вид, но эффект был уже смазан. Пока Камюэль и Владиэль смотрели друг на друга поверх головы человеческого подростка, тот неожиданно заговорил им весь обзор, вытянувшись и повзрослев. Теперь между ними стояла половозрелая мерцающая особь. Причем, для императора, как и для Камюэля, оказалось неожиданностью, что Пестрый в своем истинном обличии выглядит ненамного старше своего внука. Тут уж быстрее других сориентировался Камюэль. Схватил мерцающего мужчину за руку и потребовал, не обращая внимание на присутствие императора:

— Перенеси нас на Дворцовую площадь. Оттуда я уже сам займусь нашим перемещением. И воздержись от мерцаний хотя бы полчаса.

— И куда мы направляемся? — поинтересовался Ефимисюкерус, послушно открывая портал на глазах изумленного Владиэля, который в рамках дворца всегда считал это своей личной прерогативой.

— В "Сумеречный цветок" — родовое поместье Барсимов.

— Не говори мне, что ты... — окончание фразы потонуло в воронке портала.

Да, никто не ожидал, что господин Барсим так резво решит воспользоваться советом императора и отправиться знакомить своего возлюбленного с семьей. Император покачал головой и отправился по своим делам. Мир пока еще не сошел с ума, но явно был очень близок к помешательству.

Камюэль открыл портал прямо в главный холл родового поместья, напугав до полусмерти привычного ко всему пожилого дворецкого. Эльфа, разумеется, который помнил еще их с Тарэлем прадеда и видел много такого, что среднестатистическому эльфу даже трудно себе представить. И только через секунду лорд-кардинал и действующий глава рода Барсим понял, что напугало Умифэля не его внезапное появление, а тот, кто вышел из портала вслед за ним.

— Ну, здравствуй, Умиферус, — вдруг обратился к дворецкому Ефимисюкерус.

И Камюэль на миг закрыл глаза, чтобы справится с нахлынувшими на него чувствами. Когда он заговорил, его голос звучал хрипло и надтреснуто:

— Отец знает?

— Да, милорд, — дворецкий склонился в учтивом поклоне. Ни капли подобострастия или каких-либо иных явных перемен.

— А другие, до него?

— Каждый глава рода рано или поздно узнавал.

— Почему мне до сих пор не сказал?

— Они все узнавали не от меня.

— А от кого? Сами догадывались?

— Не совсем, — вмешался в их диалог Ефимисюкерус.

— В нашем доме есть кто-то еще из ваших?

— Почему из наших? После стольких лет они всецело ваши, — заметил мерцающий и решительно направился к лестнице на второй этаж.

— Может быть, ты и с моим отцом лично знаком? — Камюэль начал злиться. Его всегда раздражали ситуации, в которых он ощущал себя недостаточно осведомленным, чтобы делать правильные выводы. Он не любил ошибаться, но, похоже, если продолжит общаться с Фимой, ему придется научиться более терпимо относиться к собственным промахам.

— Представь себе, — отозвался мерцающий, не оборачиваясь.

Такого отношения лорд-кардинал терпеть не стал. Бросил дворецкому:

— Прошу тебя, Умифэль, прости мне мою резкость.

— И оставить вас наедине с этим несносным типом? — поинтересовался старый слуга, не потрудившись спрятать лукавую улыбку.

Камюэль перевел изумленный взгляд с него на напряженно застывшую спину Ефимисюкеруса и кое о чем догадался.

— Ты старше его?

— О, да. Более того...

— Он был куратором группы, в которой я учился в Академии, — все так же не поворачивая головы проинформировал Фима.

Камюэль расплылся в мстительной улыбке. Похоже, не он один чувствовал себя сейчас неуверенно и неуютно, причем в собственном доме, что совсем край.

— То есть, — обращаясь к старому дворецкому, обронил лорд-кардинал, — ты меня благословляешь?

— На что, милорд?

— Я собираюсь представить этого несносного типа отцу как своего возлюбленного. И ты узнал об этом первым.

Он ожидал, что Умифэль поддержит его и даже благословит, пусть и в шутку (разве лорду может всерьез потребоваться благословление слуги?), но тот отреагировал совершенно иначе. Посерьезнел и вдруг совершенно неожиданно для лорда-кардинала начал меняться. Через несколько мгновений перед ним стоял мерцающий. Вот его вполне можно было назвать дедушкой. Но живые желтые глаза на морщинистом лице однозначно демонстрировали, что сбрасывать со счетов этого "дедушку" не стоит.

— Вы пожалеете, милорд, — припечатал Умиферус и обратился к спине Ефимисюкеруса, — А ты что молчишь? Сам же знаешь, что...

— Пытаюсь притвориться, что тоже имею право на счастье, — тихо отозвался тот, а потом все же повернулся к ним. Желтые глаза Учителя мерцающих смотрели только на Камюэля. Эльф никак не мог разгадать, что скрывалось за этим взглядом. А потом Ефимисюкерус произнес: — Умиферус прав. Лучше не стоит делать...

— Помолчи, — слово упало между ними повелением, которое не так-то просто было нарушить. Теперь перед двумя мерцающими стоял не просто вельможный эльф, а лорд-кардинал и глава рода Барсим, который принял решение, от которого не собирался отступаться. — Я для себя решил. И сейчас меня интересует только твой ответ.

— Нет, — не задумываясь, не менее твердо, отозвался Фима. Но эльф не удовлетворился этим. Хищно, почти зло, улыбнулся, шагнул к нему. Медленно поднял руку, а потом вдруг резко схватил мерцающего за волосы на затылке и притянул к себе уже обеими руками. Поцелуй был страстным. Головокружительным. Ефимисюкерус даже пошатнулся, когда эльф, наконец, оторвался от его губ.

— А теперь еще раз и более внятно, — потребовал лорд-кардинал, все так же держа возлюбленного за волосы. В повисшей тишине просторного холла отчетливо прозвучал скрип зубов влюбленного мерцающего, который отчаянно сражался с собственными желаниями. Но по той улыбке, какой наградил его бесстыжий эльф, стало ясно, что Ефимисюкерус проиграл еще до того, как начал свой заведомо неравный бой. Желтые глаза спрятались под веками. Хриплым шепотом прозвучал ответ:

— Да.

— Очень внятно и, главное, по существу, — удовлетворенно прокомментировал лорд-кардинал и отпустил от себя мерцающего. Обернулся к дворецкому своей семьи, который уже успел снова стать эльфом. — Это будет трудный путь, — сказал он ему.

— Но вы, милорд, с детства не любили делать что-то наполовину и сворачивать с выбранного пути. Могу лишь пожелать удачи.

— Именно этого я от тебя и ждал. Неужели нельзя было сказать это сразу? — проворчал Камюэль и подтолкнул Фиму к лестнице. — Идем. Думаю, отец примет меня без доклада о нашем прибытии.

Камюэль уже давно не испытывал трепета перед собственным отцом, как было с ним в детстве. И как не странно, даже сейчас, не чувствовал нервного напряжения, которое, казалось, искрило в кабинете императора, когда он разговаривал с Владиэлем о своих личных переживаниях. Хотя, возможно виной всему был разговор с дворецким, который многое расставил по своим местам. Теперь лорд-кардинал считал, что все очень даже удачно получилось. Осталось только донести эту простую мысль до Фимы. Тот все еще был каким-то подозрительно тихим. Эльфа так и подмывало попросить его мерцнуть в ребенка и взять на руки. Но для разговора с отцом такой образ явно не подходил. Поэтому он притормозил, не дойдя до кабинета отца совсем немного, и спросил, обращаясь к мерцающему:

— Хочешь сказать что-нибудь до того, как мы войдем?

— Хочу, — выдохнул Фима и больше ничего не сказал, буравя эльфа каким-то неприязненным взглядом.

— И что же? — поддавшись его настроению, хмуро уточнил Камюэль, не ожидая ничего хорошего.

— Я люблю тебя, — вдруг заявил мерцающий и толкнул дверь, лишь символически постучав в нее.

Все это, конечно, могло выглядеть очень эффектно. Особенно вытянувшееся лицо лорда-кардинала, которое... увы, никто не увидел. Флабэреля Барсима в кабинете не оказалось. Так что через секунду лицо вытянулось и у мерцающего. А эльф начал хохотать, впервые за последние годы так открыто демонстрируя веселье. Мерцающий насупился и... стал человеческим подростком. В этот момент их и подловил хозяин кабинета, вышедший из портала в коридоре и заставший в дверях прелюбопытную парочку: хохочущий сын, которого он таким лет восемьдесят не видел, и человеческий ребенок в странной одежде, явно не принадлежащий этому миру.

— Камюэль, потрудись объяснить, что тут происходит?

— Мне только что признался в любви мерцающий, которого я собираюсь представить тебе как... — договорить лорд-кардинал не смог, так как ему заткнули род в буквальном смысле слова. Фима налетел на него и прижал ладонь к губам эльфа. Тот изумленно распахнул глаза. Всегда удивляет, когда вдруг сталкиваешься с тем, что, как тебе всегда казалось, никто бы не мог себе позволить в отношении тебя. Но человеческому подростку было плевать на любую разумную дистанцию, которая в представлении эльфа должна была существовать даже между близкими существами.

— И я увижу твоего мерцающего в нормальном виде? — окинув их двойную фигуру долгим взглядом, поинтересовался экс-кардинал федерации.

— Возможно, — с силой отстраняя от себя мальчишку, бросил Камюэль, удерживая руки Фимы на безопасном расстоянии. — Кстати, насколько я понимаю, ты с ним знаком и без меня. — На этих его словах мерцающий сбросил мерцание и повернулся к старшему Барсиму в тот момент, когда младший отпустил его запястья.

— Та-ак, — протянул Флабэрель и прошел мимо них в свой кабинет.

Ефимисюкерус с вызовом глянул на Камюэля и вошел следом. Лорд-кардинал был последним, поэтому ему и пришлось закрывать дверь за всеми.

Флабэрель Барсим встал возле своего стола и посмотрел на них, особенно долго задержавшись на мерцающем. Потом перевел взгляд на сына. По всей видимости, все, что хотел, он прочитал по его спокойному и уверенному взгляду. И снова вернувшись к мерцающему, сказал именно ему:

— Мне следовало тебя убить в тот раз, а не вытаскивать из неприятностей.

— Возможно.

— И как ты все это можешь объяснить?

— Как говорит один мой знакомый, "так получилось", — откликнулся Фима и неожиданно совершенно по-мальчишески улыбнулся.

— А ты помолодел, старый лис, — вдруг улыбнулся в ответ Флабэрель.

Тут уж Камюэль задался вопросом:

— И давно вы друг друга знаете?

— Со времен Затмения. Именно мне тогда пришлось заминать проблемы с темными на княжеском совете.

— Но я тогда уже был твои доверенным лицом и...

— И ничего не знаешь. Император, кстати, тоже не в курсе.

— Почему?

— Это была тройная игра, которую мы с Ефимисбкерусом провернули для того, чтобы никому, особенно, темным, не пришло в голову в отместку отправится шерстить Чащу Лис. Кстати, ты там уже был?

— Да. Еще сегодня.

— Тогда, наверное, уже видел, что обороняться там нечем.

— А живые дома?

— Они, конечно, могут постоять за себя, — взял слово Фима, — но и они не бессмертны, как ты понимаешь. Кроме того, дети на начальных стадиях обучения при стрессе куда быстрее находят способ сбежать в мир своих снов. Конечно, тогда мы славно потрепали темных, да и ваших тоже. Но гарантировать, что никто не кинется мстить и разбираться не мог никто. Пришлось провернуть сложную интригу. Разыграть перед тогдашними князьями целое представление. Я выбрал Флабэреля, потому что посчитал, что он окажется самым перспективным союзником. К тому же, он уже знал о расовой принадлежности своего верного дворецкому. Это облегчало мне задачу.

— И первый контакт прошел без проблем. Но... — экс-кардинал сделал паузу и посерьезнел, — Я не ожидал, что ты и мой сын... — он нарочно недоговорил. Некоторые слова лучше не озвучивать, непроизнесенные — они могут быть куда красноречивее.

— Это вышло спонтанно, — отозвался Фима, и это прозвучало как попытка оправдаться.

Тут уж Камюэль не мог смолчать. Были у него с мерцающим свои счеты.

— Да, неужели? Напомнить, как с твоей подачи у меня из-под носа увели императора?

— Мой сын сейчас о чем?

— Я отвлекал его, пока сама императрица и нынешняя фаворитка Снежного вместе с ним отправились в Чащу Лис.

— Без сопровождения?

— Конечно, без! Еще не хватало наших детей вашими солдатами пугать! — И тут Фима вдруг стал ребенком. Тем самым, кто спровоцировал Камюэля на размышления об истинной природе своих чувств к этому существу.

— И ты готов его терпеть таким? — негромко спросил у сына Флабэрель, после небольшой заминки.

— Да, как не странно.

— Очень... необдуманный, как мне кажется, выбор. Особенно, с твоей стороны. Я смог понять Тарэля, твой младший брат, несмотря на все свои неоспоримые достоинства, всегда нуждался в чьей-то твердой руке. Но ты...

— Я пытался озвучить ему тоже самое, — подал снизу голос мальчик-мерцающий.

— Если в ультимативном тоне, то неудивительно, что мой сын сразу притащил тебя ко мне, — бросил экс-кардинал холодно и жестко.

— Ошибаешься. Никаких ультиматумов я не выдвигал, — в тон ему откликнулся Фима и сверкнул желтыми глазами, так был возмущен.

— Может быть, мы на этом закончим? — вмешался Камюэль. — Я сделал свой выбор.

— Раз ты уже все решил за вас обоих, зачем пришел ко мне? Глава рода у нас ты. Никто не посмеет сказать что-то против, даже если ты обрекаешь себя на...

Камюэль вскинул руку в протестующем жесте, призывая отца не делать поспешных выводов.

— Во-первых, поэтому что это был совет друга. Во-вторых, насчет обрекаю или нет, это мы еще не прояснили, — он опустил взгляд на мальчика, стоящего рядом с ним. Тот пожал плечами.

— Не думаю, что стоит загадывать.

— То есть отпускать ты меня не собираешься? — в голосе кардинала прозвучала откровенная заинтересованность.

Мальчик вздохнул тяжело и грустно.

— По-крайней мере не сразу...

— Ну, я в общем-то никуда не спешу... — проворковал эльф совершенно несвойственным ему тоном, отчего его собственный отец изумленно приподнял брови.

Камюэль хмыкнул в ответ на удивленный взгляд родителя и, посерьезнев, уточнил:

— Так что ты скажешь?

— Что приму любой твой выбор. И, знаешь... — последнее он явно не собирался озвучивать, но начав говорить, не смог не продолжить, — Я в чем-то вам с Тарэлем даже завидую. Нам с вашей матерью даже по прошествии стольких лет так и не посчастливилось обрести то, что уже сейчас есть у вас.

На этом они расстались. Эльф совершенно неожиданно для мерцающего, который с перепуга даже вскрикнул, подхватил его на руки и понес в неизвестном направлении. Уже в коридоре маленький Фима проворчал:

— Может быть, ты меня все же отпустишь? Я хочу сменить мерцание.

Эльф хотел воспротивится, но потом решил, что хуже не будет. В конечном итоге, он давно уже мог сказать, что видел своего возлюбленного любым. Фима стал человеческим подростком. Почему-то Камюэля это даже обрадовало. Наверное, он просто был пока морально не готов объясняться со взрослым, самодостаточным мужчиной. А вот с его человеческим мерцанием не было необходимости что-то доказывать, потому что в этом своем виде Фима всегда занимал зависимые позиции. Надавить на него и заставить принять свою точку зрения не составило бы труда. Правда, объясняться кардиналу больше не хотелось. По его мнению, все что могли, они уже друг другу сказали.