Через сотню шагов остановился на галечном берегу широкой и глубокой заводи. Скорее даже на берегу маленького озерка с кристально чистой и прозрачной водой, пронизанной до самого дна солнечным светом. Впечатленный красотой места присел на прогретый солнцем плоский камень.
Дно заводи покрывала мелкая галька и местами белый песок. В центре, на глубине примерно в полтора метра, ясно видны серые спины нескольких хариусов, почти метровой длины. Хотя до них было рукой подать, эти уникальные по размеру рыбины не обращали на меня никакого внимания. То один, то другой монстр из маленькой стаи, поднимался из глубины к поверхности, распускал незаурядные по величине перья и отражение солнечных лучей от них создавало вспышку радужных пятен, подобно переливам украшения из разноцветных драгоценных камней. Чем-то они были похожи на очень богатых красавиц из высшего общества, небрежно демонстрирующих браслеты на холеных руках и диадемы, усыпанные алмазами, изумрудами и рубинами. Очень эффектно.
На противоположном берегу заводи с цветка на цветок перелетали две крупных нежно-голубых бабочки. Третья бабочка обследовала цветы с моей стороны ручья. По форме и окрасу бабочки-красавицы похожи на голубянок, но их размер — это было нечто! Машинально я вытянул руку и одинокая странница, как доверчивая собачонка, села на ладонь. Сложила два десятисантиметровых крыла и пощекотала ладонь хоботком. Точно красавица-девица, которая знает себе цену, повернулась кругом и махом, словно цветастый шелковый халатик, распахнула роскошные крылья. Говорят бабочки садятся на ладонь, чтобы съесть кристаллики соли от пота. Я этому никогда не верил. Думаю, они понимают и любят тех, кто ценит их красоту и совершенство.
Все это создавало атмосферу расслабленности и покоя. В мире всегда есть места, где время течет иначе, а мысли только о прекрасном и удивительном. В этом Новом Мире масса диких и нетронутых мест, где никогда не ступала нога человека. Было бы чудесно, хорошо подготовившись, пройтись по ним — себя показать и на других посмотреть. А лучше, даже, не одному, а в компании с теплой женщиной. Так, чтобы все тридцать три удовольствия. Мечты. Мечты.
Конь легонько ткнулся мне в щеку головой и наваждение пропало.
Я огляделся вокруг. Судя по размерам хариусов, рыбу тут не ловили никогда. Явных следов пребывания человека в ущелье и рядом со входом в пространственный туннель, нет. Дикое место. Так что надо двигать дальше...
Подхватив повод, вскочил в седло и осторожно двинулся по галечной отмели ручья. Прошел вниз по течению километра полтора, отмечая, что чем дальше от места входа в пространственный туннель, тем шире ущелье, гуще растительность и стены становятся заметно выше. Местами стали встречаться небольшие лужайки с густой зеленой травой в обрамлении кустов ежевики и смородины. Я остановился у очередного куста с ягодой и совсем уж было нацелился подзаправиться свеженькой витаминной продукцией, когда, вдруг, на пределе слышимости, мне показалась, услышал чей-то крик. Придержав коня, прислушался. Точно. Крик повторился со стороны выхода из ущелья. Свернув на ближайшую лужайку, стреножил лошадь и проверил снаряжение. Лук, стрелы, меч, секира, кинжал и метательные ножи. Кажется все.
Похлопал коня по шее и сказал.
— Прости, друг, но тебе лучше подождать здесь.
Конь повернул голову и тихо фыркнул, словно все понимая и соглашаясь. Быстрым шагом, местами переходя на бег, я устремился на крик, стараясь держаться в тени кустов и производить как можно меньше шума.
Пробежал почти километр, прежде чем за очередным поворотом увидел каменную стену, сложенную из массивных необработанных камней. Стена высотой метров пять полностью перегораживала ущелье. Лишь для пропуска ручья в преграде оставили узкую щель. Крики неслись из-за стены.
Я внимательно огляделся и перебежал к подножью ограды. Выбрал наиболее рельефный участок, вскарабкался и осторожно выглянул за стену.
За оградой находилась ровная прямоугольная площадка, примерно сто на двести метров. С правой стороны площадку ограничивал обрыв, судя по перспективе за бровкой, не менее чем полукилометровой глубины. Ручей протекал через площадку, попадал в небольшой прямоугольный бассейн, вытекал из него и переливался через край обрыва водопадом.
Дальняя сторона площадки замыкалась еще одной каменной крепостной стеной с закрытыми воротами. К стене за вбитые крючья привязаны пять лошадей. От ворот серпантином проложена узкая горная тропа. С моего места видна небольшая ее часть и этот отрезок дорогой можно назвать с большой натяжкой. Перемещение по горной тропе людей и грузов представлялось занятием не для слабонервных.
С другой стороны площадки, слева от меня, в отвесной стене темнел вход в пещеру. Точнее — отверстие входа в каменоломни. От входа в каменоломни к обрыву проложены деревянные мостки по которым, видимо, вывозили пустую породу тачками и сбрасывали с обрыва.
В центре площади полукругом стояла на коленях, опустив головы, толпа заключенных, человек двести. На первый взгляд, каждый второй в толпе носил кандалы. Восемь человек в колодках сидели на земле отдельно от остальных.
На самой же площади казнили человека.
По периметру разместилась вооруженная охрана. Всего я насчитал шестнадцать человек вооруженных короткими мечами и копьями. Двое имели луки. Оба лучника устроились на небольшом балконе над воротами с противоположной стороны. Они, облокотясь о бортик, с интересом наблюдали за экзекуцией. Один стражник, опираясь на копье стоял у ворот. Второй у входа в каменоломни. Двенадцать охранников с удобством расположились на скамейках. Судя по продуманности схемы охраны, сразу за моим участком стены, внизу у подножья, должен находиться еще один сторож. Семнадцатый по счету. Его я видеть не мог, но принимать в расчет был обязан.
В центре площади стояла, залитая кровью, плаха и рядом горел костер. Двое подручных палача держали за плечи уже давно не сопротивляющуюся жертву. Палач стоял рядом, поигрывая окровавленным великанским топором. Тем временем его подручные в очередной раз подтащили жертву к колоде и вытянули обрубок левой руки заключенного, — правой руки у бедняги уже не было. Они положили обрубок левой на плаху и плач ювелирно укоротил руку еще на кусок в ладонь шириной. Нашинкованные куски конечностей горкой валялись тут же, рядом с разделочным столиком. Отработанным до автоматизма жестом палач взял из костра раскаленную до красна плоскую железную кочергу и прижег обрубок руки. В этот момент заключенный издал тот самый нечеловеческий вопль, который я слышал в последнее время.
Я осторожно спустился вниз и перебежал вдоль ограды до ее соединения с отвесной стеной ущелья. В этом углу угнездился и обильно рос дикий виноград. Его ползучие плети достигали верха стены, создавая небольшой, закрытый листьями участок. Используя неровности и щели в стене, снова вскарабкался наверх. Закрепился локтями и осторожно раздвинул широкие листья. С этой точки можно с гарантией наблюдать за происходящим без опасения быть обнаруженным раньше времени.
Казнь приостановили. Обрубок человека в очередной раз потерял сознание. Всем своим видом показывая насколько ему надоела эта рутина, палач сунул кочергу в костер, поворошил угли, отложил в сторону топор, подхватил ведро с водой и вылил на несчастного половину его содержимого. Смертник очнулся, закашлялся, выплевывая воду, и заскулил. Подручные палача опять подхватили его, а палач взял в руки топор.
В принципе, что мне нужно сделать, было понятно. Нужно восстановить справедливость. Но на чьей стороне я должен был выступать?
То, что охранники и палач с подручными используют неконституционные методы наказания, видно невооруженным взглядом, но является ли это поводом к приговору для них. Не факт. Я наблюдал рядовой спектакль и это нормальный уровень средневекового зверства. Ничего особенного.
Есть три варианта развития событий. Первый — это то, что все заключенные законченные подонки и злодеи, а наказание вполне соответствует тем преступлениям, которые они совершили. Но тогда я должен для ускорения дела вырезать под корень всех двести человек, не обращая внимания на охрану. Дело сложное, но выполнимое, хотя скотобойня получится еще та. Но божий суд, в моем лице, он правый самый. При этом, как минимум, лучников из охраны придется убрать, так как моего понимания высшей справедливости, охрана скорее всего не оценит и постарается помешать. Именно лучники в этом случае — наиболее опасный фактор.
С другой стороны — все заключенные оказаться невиновными, тогда вырезать нужно охрану, а остальных освобождать. А может, из общей массы не виновны лишь несколько человек и все остальные достойны своей участи. Дилемма.
Чтобы разобраться, я стал внимательно одного за другим рассматривать заключенных и вдруг почувствовал толчок. Взгляд зацепился за кого-то в толпе. Я вгляделся более пристально и понял — один узник совести смотрит в мою сторону. Он видел меня и смотрел мне прямо в глаза. Мистика. Я с трудом отвел от него взгляд, заставил себя сосредоточиться и просмотреть всю толпу от начала до конца. Затем опять взглянул на странного заключенного в кандалах и... он едва заметно кивнул мне.
Похоже появилась первая зацепка в решении проблемы — кого спасать.
В голове начал складываться план предстоящей схватки. Первыми умрут лучники. Затем стражник под стеной. Палач, подручные и остальная охрана, уж как получится.
И все-таки сомнения в правильности выбора оставались. Но в этот момент из пещеры показались два жреца. Черные хламиды с капюшоном, выбритые головы, чтобы удобнее носить парик. Один плешивый жрец это может и случайность, но два — уже система. Да и по повадкам видно, это мои старые знакомцы — мафиози. Выступают, как хозяева жизни, у одного в руках хлыст и направлялись они к заключенным в колодках. Сомнений больше нет — выбор сделан!
Я медленно подтянулся, улегся на стене, прячась в листве, и подождал пока полностью восстановится кровообращение в руках. Опустил на лицо маску своей спецназовской шапочки и надел перчатки для стрельбы. Вынул лук, с трудом, в положении лежа натянул тетиву, уселся по-турецки на стене и задержал дыхание. До лучников на балконе примерно двести метров. Чтобы попасть — нужно постараться.
Первая стрела еще находилась в полете, когда вдогонку ей полетела вторая. И первая, и вторая попали идеально, абсолютно симметрично, в центр груди, на ладонь ниже шеи, пробив грудину. Откат нормальный!
Я вскочил на ноги и с натянутым луком, заглянул вниз со стены. Стражник стоял там, где и ожидалось. Третья стрела вошла ему в ямку над ключицей. Три ноль в нашу пользу.
С четвертой стрелой получилось не так хорошо. Стражник, стоявший у входа в каменоломни, оказался стрелянным воробьем — еще не видя меня, но печенкой почувствовав неладное, попытался скрыться внутри пещеры. Рука дрогнула и стрела только зацепила ему ногу чуть выше колена. Он на бегу споткнулся и покатился по земле. Затем, не вставая на ноги, по-пластунски, змейкой преодолел пару метров и заполз в каменоломни, оставляя за собой кровавый след.
Жрец с хлыстом повернулся в мою сторону, без колебаний указал на меня рукой и скомандовал.
— Взять его!
Трое стражников отделилось от общей группы и побежали в моем направлении. А я вогнал пятую стрелу в живот жрецу с хлыстом. Мафиози согнулся, обхватил стрелу руками, сделал три шага назад, споткнулся и упал в костер. Черный плащ на нем вспыхнул. Жрец закричал, выкатился из костра и начал ворочаться на земле, пытаясь сбить пламя и унять нестерпимую боль в животе... но жить ему оставалось недолго.
На троих стражников, бегущих в мою сторону, пришлось потратить семь стрел. Воины грамотно уклонялись, и третьего, последнего, я уложил, когда он подбежал почти вплотную к стене.
В это время все остальные успели попрятаться. Палач и его подручный выглядывали из-за плахи. Второй помощник палача, прикрываясь обрубком заключенного, который снова потерял сознание, медленно отступал в сторону входа в пещеру. Стражники повалили скамейки и выглядывали из-за них, как тараканы из щели. На виду остался только второй жрец, который спиной ко мне пытался сбить пламя с плаща своего товарища. Последнюю свою стрелу я смачно вколотил ему в спину. Попал слева, чуть выше поясницы. Стрела прошла навылет — из спины выглядывало только белое оперение.
Оставив лук и пустой колчан на стене, стал спускаться на площадь. Как поется, — первый тайм мы уже отыграли.
Спрыгнув на землю, вынул меч и двинулся в сторону палача и подручных. Одновременно боковым зрением фиксировал поведение стражников, но, как ни странно, желания идти в наступление из-за скамеек у них не было.
Пока подходил к главным мучителям, все трое мастера заплечных дел собрались в кучку и вперед выступил самый главный, перебрасывая свою окровавленную секиру с левой стороны на правую и обратно. Он скалился от удовольствия. По хватке сразу был виден настоящий профессионал и удар он нанес молниеносно, сбоку и без замаха, метя в живот. Я с трудом уклонился, прогнувшись, но все-таки успел перехватить и задержать левой рукой топорище, дернуть на себя и обрубить мяснику обе руки чуть выше кистей. Топор вместе с кистями рук палача еще падал на землю, а я уже скользнул ему за спину и коротким махом меча, отделил голову от плеч у его первого подручного и на обратном движении проткнул с проворотом поясницу второму. После этого снова повернулся к палачу.
Он стоял ко мне спиной, слегка согнувшись, и в столбняке смотрел на обрубки рук. Я прошипел ему в затылок.
— За удовольствие надо платить — это закон. Умирать ты будешь долго и, если выживешь, то будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, — и двумя легкими боковыми ударами подрубил ему сухожилия ног в коленях, прибавив, — это твоя цена... За удовольствие.
Из активных боевых единиц теперь остались только стражники и я, крутанув меч восьмеркой, с интересом посмотрел в их сторону. Никакого изменения в их поведении не было. Девять человек ощетинились пятью копьями и четырьмя мечами. Вылезать из-за скамеек они явно не желали.
Я медленно, с ожиданием поглядывая на стражников, вытер меч о куртку палача, который мычал от боли и ворочался в луже своей крови у моих ног. Затем, вложив меч в ножны, повернулся в сторону заключенных. Все, кроме моего знакомого, по-прежнему стояли на коленях, опустив головы. Лишь он один с трудом поднялся на ноги. Я направился к нему. Он двинулся мне навстречу.
Мы встретились на полпути. Изможденная фигура, кандалы, глубоко запавшие серые глаза. Ничего особенного.
Я первый, громко и демонстративно, в расчете на публику, задал вопрос.
— Кто еще должен умереть?
Он не удивился. Внимательно огляделся вокруг, посмотрел в сторону стражников, при этом те заметно скукожились и еще глубже присели за своими скамейками, подумал и сказал.
— Достаточно, — и, отвечая на мой невысказанный вопрос, пояснил. — Я жрец бога Тьмы. Как будто это, что-то должно значить для меня. Затем сделал повелительный жест в сторону охранников и крикнул. — Лошак. Ко мне.
