Время Обречённых-2

Этого ждали Тучков 9-й и Лутошкин. Они поднимают в атаку гренадёр, два взвода устремляются вперёд под прикрытием огня пулемётов. Я подавляю свой порыв и остаюсь на месте. Сейчас моё дело вертеть головой и почаще смотреть в бинокль. Стрелять — тоже стреляю, не давая целиться стрелкам на втором этаже, бьёт короткими очередями и мой ординарец. Поляки дрогнули, стали чаще появляться в окнах и один за другим ловят пули. Я вижу как гренадёры подобрались к парадному входу и высоким окнам первого этажа, внутрь полетели гранаты Дьяконова и вот уже солдаты врываются в здание. Внутри кипит короткая схватка и быстро затухает. Стрельба на вокзале и вокруг него сошла на нет.

— Идём, Антоха, — я подхватываюсь и спешу к зданию.

Незагоров как всегда молчит и держится чуть позади. И когда мы достигаем первой платформы, из парадного начали выводить пленных.

— — — — — — — — — — — — — —

* бёрка — часть ноги от ступни до колена

Генерал-лейтенант Авестьянов. Северо-Западный фронт, 22 августа 1938 г.

Подступал полдень, жар августовского солнца вошёл в полную силу. Через приоткрытые окна армейской легковушки проникал тёплый воздух, не спасая от духоты, но хотя бы внося в салон немного свежести.

Генеральская колонна шла по просёлочной дороге, время от времени приостанавливаясь, чтобы потеснившись к обочине, разъехаться с идущими на обгон и спешащими на запад караванами грузовиков. На запад — к фронту тянулся густой поток грузов и техники. Дорог в этих местах было мало, все они пролегали между мелкими поселениями, отстоя то в отдалении от широких трактов, то подходя к ним почти вплотную. И по всем им, отмеченным на картах как гужевым, проходили редкие вереницы конных подвод, а всё больше техника — грузовики, мотоциклы, артиллерийские тягачи да топливные заправщики. А просёлицы оставались всё теми же просёлицами, ещё совсем недавно — до войны на них и телегу не всегда встретишь. Но то было до войны, а ныне же все здешние 'магистрали' в одночасье запрудили армейские колонны.

По пути головной броневик 'Путиловец-V' то и дело притормаживал у очередного контрольно-заградительного поста, где у шлагбаума его неизменно поджидали мотоциклисты передового дозора. И всякий раз стражники, нёсшие службу на КЗП, отнюдь не спешили поднимать шлагбаум. Разумеется, они знали о приближении генеральской колонны, ведь между разбросанным по дорогам постам имелась проводная связь, однако порядок есть порядок — кавээсникам надлежало удостовериться, что в подъезжающей колонне именно те, кто должен в ней быть. Так происходило раз за разом, неизменно.

Командир 18-го мехкорпуса Григорий Александрович Авестьянов ехал в компании начальника штаба генерал-майора Колохватова и своего адъютанта есаула Маренко. Позади в точно таком же армейском легковом 'морозовце-6' следовали начальник корпусной контрразведки подполковник Торосов и начальник разведотдела штаба корпуса полковник Старорусцев. Замыкали колонну два грузовика со взводом автоматчиков комендантской роты.

Впереди, у скрытого за ольховой рощицей дорожного изгиба, завиднелся сероватый дымок. Броневик начал сбавлять скорость и вскоре к нему навстречу подъехал колясочный мотоцикл. Водитель остановился на обочине, а сидевший в коляске пулемётчик махнул рукой, показывая, что можно продолжать движение.

— Что-то там произошло, — буркнул сидевший рядом с Авестьяновым наштакор Колохватов, провожая глазами обогнавший их 'морозовец'.

Авестьянов тоже проследил за пошедшим на обгон 'морозовцем'. Видимо, подполковник Торосов, напросившийся, как это уже бывало не раз, в попутчики, решил, что происшествие на дороге касается непосредственно его ведомства.

— Сейчас всё вызнаем, — ответил Авестьянов и сказал водителю: — Давай-ка, Пётр, порезвее. Не отставай!

— Слушаю, господин генерал!

И водитель ефрейтор Зуйков притопил педаль газа, 'морозовец' басовито загудел мотором и сократил дистанцию с бронеавтомобилем. Сзади за генеральской машиной как приклеенные пристроились грузовики с автоматчиками.

На открывшемся повороте торчал армейский ХАБАЗ, которому судя по всему не скоро светило вернуться в строй. В глаза бросались побитые стёкла кабины, следы от пуль на дверях и бортах, простреленные передние колёса. Вокруг сновали пятеро унтеров КВС во главе с немолодым поручиком, ещё один унтер заливал струёй огнетушителя занявшийся подлесок и похоже преуспевал в этом — огня не видно, но густой дым пока ещё тянулся ввысь. Чуть дальше по обе стороны обочины застыли мотоциклы из головного дозора колонны, а рядом с обстрелянным грузовиком стоял 'морозовец' Торосова. Сам подполковник завёл беседу с поручиком, рядом с ними, не вступая в разговор, находился Старорусцев. Будучи полковником армейским, Старорусцев в разговор не вмешивался, а Торосов, имея принадлежность к Корпусу Внутренней Стражи, привычно взял быка за рога и обстоятельно разузнавал у поручика о происшествии.

Однако, как выяснилось, это было не происшествие. Допытавшись, всё что хотел, Торосов повернул к генеральской машине; чуть помешкав, за ним последовал и Старорусцев.

— Похоже, диверсанты объявились, — предположил Колохватов.

— Засада, господин генерал, — поддержал его есаул Маренко. — Токмо кто на кого поохотился?

— Это мы сейчас и узнаем, — Авестьянов щёлкнул ручку двери и жестом пригласил всех следовать его примеру.

Он ступил на примятую тысячами сапог траву. Тремя днями ранее тут проходили длинные колонны пехоты, отмеривая, как оно повелось исстари, нескончаемые вёрсты марша, топая в любую погоду — и в дождь, и в жару. До сорока, а когда и поболее вёрст за переход. Пехотá. Родная Авестьянову пехота. В век моторизации она всё так же впеше покрывала расстояния, кои порой были недоступны технике. Ведь техника всегда зависима от заправки и характера местности, а извечная пехота пройдёт где угодно, не спасуя ни перед горной крутью, ни перед пустынными барханами, ни перед болотами.

Из машины вылезли все: и наштакор Колохватов, и адъютант Маренко, и даже водитель ефрейтор Зуйков вылез и, подёргав ногами, присел пяток раз для разминки.

— Эх, Григорий Александрович, — сетующим тоном произнёс Колохватов, — в генераловой колонне ездить, я вам скажу, затоскуешься! То броневик плетётся точно кляча, то на постах застряём.

— Так все же застряют, — с улыбкой возразил Маренко, успев упредить с ответом Авестьянова.

— Все — эт точно, — сказал наштакор. — Только всех других обрабатывают пошустрей.

— По-вашему, Нестор Иванович, — Авестьянов взмахнул рукой, показывая на расстрелянный грузовик, — возможно режимные меры послабить?

Колохватов скорчил кислую мину, но ответить не успел — подошли Торосов и Старорусцев. Подполковник расслышал прозвучавший вопрос и криво ухмыльнулся.

— Режимные меры? — переспросил он и, деланно возмутившись, ответствовал: — Ни в коем разе! Поверьте, Григорий Александрович, диверсанты в Экспозитуре — противники очень опасные.

— Не имею причин сомневаться, — произнёс командир корпуса.

— Сегодня ночью, — решил поделиться сведеньями Торосов, — и на рассвете утром были трижды обстреляны колонны. Есть жертвы... К счастью, никто пока не пропал без вести, считай не угодил в 'языки'... А это, — подполковник тыкнул ладонью через плечо, — наша кочующая засада. Обезврежена группа из трёх диверсов... Одного наповал, двое взяты ранеными. У наших тоже потери — водителя смертельно ранило.

К машине подошёл старший унтер-офицер в такой же как у подполковника полевой форме КВС. Спешно козырнул, представился и попросил Торосова в сторонку. Подполковник отошёл. А Авестьянов подумал, что всё же не зря на дорогах всех подряд, не взирая на чины, мордуют проверками документов. Конечно, это в какой-то мере раздражает, но ради пользы дела можно и потерпеть. Стражники чётко соблюдают инструкции, Григорий Александрович даже слегка позавидовал присущему КВС духу бдительности. А ведь бдительность и сейчас, да и впредь, отнюдь не лишняя. Пусть даже кому-то она показалась бы паранойей, но благодаря ей погорело немало матёрых диверсантов. Торосов, было дело, как-то ознакомил его со сводкой по войскам 2-й армии за июль. Так ведь июль был месяц мирный, а ныне на дворе война со всеми вытекающими из этого последствиями. И стало быть бдительность следует усилить пуще прежнего. Хотя, казалось бы, куда уж пуще?

Наконец, унтер сообщил Торосову всё что должен был и поспешил ретироваться к своим товарищам.

— Унтер точно робот, — сказал посматривающий на кавээсника Колохватов. — Ни одного лишнего слова или жеста.

— Как кто, простите? — спросил подошедший Торосов.

— Как робот, говорю, — наштакор улыбнулся и, сняв фуражку, промокнул платком бритую наголо голову. И после этой точно рассчитанной паузы вновь улыбнулся со словами: — Чешский фантаст Карел Чапек, изволите ли знать, придумал искусственных людей, этаких гомункулов, и назвал их по-словацки роботами. Неужто вы не смотрели 'Россумских универсальных роботов'? Сию пьесу, помнится, во многих театрах ставили.

— Не приходилось, — признался Торосов. — Жюля Верна, бывало, почитывал в юности... Сочинения Берроуза про Барсум году так в двадцать пятом приобрёл... Беляевский 'Человек-амфибия' весьма мне пришёлся по душе...

— А вы, Григорий Александрович? — полюбопытствовал Колохватов. — А то ведь не первый день знакомы, а ваши пристрастия не удосужился выяснить.

— Эка вы припознились выяснять... — усмехнулся Авестьянов, подумав, что в эти мгновения у всех присутствующих как-то разом мысли о войне отступили на второй план. — Впечатлён 'Звездой КЭЦ' Беляева. Однако знаете, Нестор Иванович, мне как-то больше по душе научно-популярные статейки разные... Особенно статейки о межпланетных полётах применительно к идеям Циолковского. Поверите ли, господа, иногда, бывает, почитаю этакую статью и так вдруг живо себе Марс представлю, что кажется я там уже бывал.

— До Луны, однако, ближе, — заметил Торосов. — Нам бы сначала до неё долететь.

— Долетим, Геннадий Юрьевич, — Авестьянов прикурил, сложив ладони домиком, и пыхнул папиросой. — Даже не сомневайтесь в этом. Идеи Циолковского уже сейчас востребованы, молодые конструкторы мреют самолётом на реактивной тяге. Каково, господа? Представьте только: аппараты с реактивным двигателем! Так, глядишь, верно году в пятьдесят пятом до Луны доберёмся, а после неё, лет через десять, поди, отправимся на Марс. А там уже к концу века всю нашу солнечную систему осваивать будем.

— А что? — призадумался Колохватов, щёлкая зажигалкой, давая огоньку Торосову, молчавшему всё это время Старорусцеву, потом себе. — В начале века аэропланы воспринимали больше как безобидное фантазёрство. А теперь-то сколько рекордов установлено, а?

— И я о том же, — согласился Авестьянов.

К колонне, тем временем, подъехали два грузовика, вызванные по рации, в них загрузили двух пленённых диверсантов и тело третьего. Во второй грузовик погрузили раненого кавээсника.

Авестьянов отошёл в сторонку, куря папиросу в задумчивом одиночестве. Офицеры затеяли обсуждение, не торопясь обратно в машины. Их можно было понять — сидеть часами и прыгать на ухабах — наскучило до оскомины. Пользуясь возможностью, из кузовов высыпались солдаты комендантского взвода. С шуточками и подначками разбрелись вокруг, кое-кто побежал к кустам, а иные принялись резво приседать либо друг с другом бороться. Молодёжь она и есть молодёжь, энергии через край, попробуй усиди в машине в одной и той же позе! В этом суть мотопехоты — на остановке хочется как следует размять затёкшие мышцы, тогда как для простого пехотинца все желания на привале сводятся к 'упасть и не шевелиться'.

Внимание Авестьянова переключилось на начальника разведотдела полковника Старорусцева, тот наконец прекратил отмалчиваться и что-то живо обсуждал с Торосовым. Полковника ещё с начала июля, когда он появился в корпусе, все офицеры неизменно звали Марком Антонием. Старорусцев на это не обижался, хотя поклонником древнего Рима не был. Впрочем, имея имя и отчество Марк Антонович, давно уже привык к этому прозыванию, преследующему его всюду, где он служит.

Папироса была уже докурена — можно ехать, но Авестьянов дал бойцам ещё три минуты. И когда колонна тронулась, высоко в небе показались летящие на запад эскадрильи бомбардировщиков, чем-то похожие на клин журавлей.

— Укрепрайоны долбить будут, — предположил Колохватов, вглядываясь через окно в небо.

— Или то, что за ними, — озвучил свою версию командир корпуса.

За окном неспешно проплывали поля и перелески, Григорий посматривал на них немного с тоской и задумчиво, погрузившись мыслями в дела насущные — о вынужденном сидении своего корпуса в резерве армии. Глаза выхватывали довольно удалённые друг от друга стога и только благодаря намётанному взгляду получилось распознать в одном из них замаскированную зенитку. С воздуха её не заметишь, а вот с земли можно, если конечно подберёшься поближе. Разбросанный побатарейно, 417-й зенитно-артиллерийский полк прикрывал дорогу, дабы воспретить безнаказанное бомбардирование идущих к фронту колонн. Иногда в воздухе появлялись барражирующие двойки или четвёрки истребителей, часто покачивающие крыльями, как бы показывая свои опознавательные знаки зенитчикам. Впрочем, досадных обстрелов своих самолётов пока, к счастью, не случалось, но зато вчера произошёл первый налёт на тыловую колонну девятки 'Бленхеймов' с польскими красно-белыми квадратиками на килях и крыльях. Зенитчики никого не сбили, но из-за открытого ими плотного огня польские пилоты не рискнули бомбить прицельно, 'Бленхеймы' быстренько сбросили свой смертоносный груз и убрались восвояси. А те двадцать машин из выбранной поляками в качестве цели колонны, остались целыми и вскоре продолжили путь.

Укрытый с воздуха всеми возможными мерами маскировки, 18-й мехкорпус стоял в резерве 2-й армии в Мазурском поозёрье — озёрном краю у государственной границы, теперь уже бывшей. Большие озёра: Снярдвы, Негоцин, Даргин; и малые: Роз, Ягодне, Кисайны и прочие, да болота и леса — в этой местности до поры схоронились дивизии и бригады, разномастная многотысячная техника и десятки тысяч солдат. А между тем, война шла шестой день: первые скоротечные бои Северо-Западного фронта в приграничье перешли в затяжное сражение по прорыву укрепрайонов. Польский генералитет делал ставку на затягивание боевых действий в пределах государственных границ и уповал на помощь союзников. И союзники по Антанте действительно помогали Польше. УРы, состоявшие из трёх-четырёх позиций по три линии траншей в каждой, имели мощные полевые фортификации, в коих нашли употребление все новейшие достижения французских и британских военных инженеров, насытивших полевые укрепления замаскированными артиллерийско-пулемётными дотами, густой системой дзотов, бетонированными подземными казематами, инженерными заграждениями с надолбами, ежами и колючей проволокой. Причём в заграждениях колючей проволоки попадалось множество участков со спиралью Бруно под током, хорошо показавшей себя в Великую Войну. Все заграждения были прикрыты минными полями, как самыми обыкновенными, так и управляемыми. Кроме того, в глубине УРов стояли батареи морских орудий, привезённые сюда в начале-середине тридцатых, когда англичане пустили на слом захваченные ими старые германские крейсеры и броненосцы. И вдобавок ко всему этому, укрепрайоны прикрывали, помимо их гарнизонов, развёрнутые до полного штата пехотные дивизии армии 'Ольштын', которой командовал довольно деятельный генерал Стефан Даб-Бернацкий.