Не буди ведьму_Первая книга цикла

Я наотрез отказалась выходить из дома, прячась на пятом этаже, в квартире дяди с тетей, словно принцесса, заточенная в башне. Вот только принца не ждала. Наоборот, оградилась бы от него чем-нибудь. Теперь прекрасно понимаю спящую красавицу. Ей, наверное, ухажер такой же попался, как мне мой убийца. Вот она и спряталась за стенами, увитыми колючим шиповником. Я бы с удовольствием повторила подвиг. И дракона у входа посадила. Но вместо злобного огнедышащего у меня была только Римма — нервная и скучающая. Нервная потому, что не могла выспаться — я кричала по ночам, а спали мы в одной комнате. Пришлось и здесь выставлять купол со звуковой изоляцией. А скучала подруга, потому что в Коломые реально нечем было заняться! Телевизор не работал. Когда происходило чудо, и его включали, то не рябил только спортивный канал и новости. Зато вся библиотека моей тетушки была в нашем распоряжении. Но не читали мы женские романы и классику. Хотя от безысходности добрались и до подобной литературы.

В один прекрасный хмурый день, когда темные облака затягивали серое небо, мне вдруг надоело бояться. Полился дождь и своим шумом немного успокоил мои нервишки. Я попыталась проанализировать происходящее. Красивый парень (как выяснилось, вампир) специально отправился в бар-кафе в поисках легкого перекусона. На ужин ему попалась бледненькая невыразительная девчонка, незаморочливая баба. Однако, съесть ее упырь не смог. Что-то пошло не так...

Что?

Почему тем вечером я осталась жива?

Что спасло меня?

А главное, откуда появился дар ведьмы?

Ладно. Возможно, на эти вопросы я не смогу найти ответ... Пока не смогу. Зато есть другая сторона "монеты" — сила. Я — ведьма. Я могу передвигать предметы, перевоплощаться и наводить мороки. Возможно, скрываться под чужим лицом не получится — вампир меня унюхает. Но я же могу взять тот кол и как запустить им в подлеца!!! Чего это я боюсь его, когда могу сама объявить охоту? Кто знает, вдруг в моей семье были дальние родственники Ван Хельсинга?!

А теперь ответим на главный вопрос: Кто здесь боится хмыря зубастого?!

Да никто!

Кулаки сами сжались при этой мысли. Нас, ведьм, голыми руками, клыками, или что у него там такое, не возьмешь!

— Все, завтра же отправляемся в горы! — полная решимости заявила я, и подруга подняла на меня ошарашенные глаза, оторвавшись от "увлекательной" книги.

— Не знаю, что тебя к этому подтолкнуло, но я только "ЗА!". И кстати, рада видеть, что ты пришла в себя! — оживилась Римма и с блаженством отложила опостылевшую литературу.

Следующим же утром мы поехали в Яремче устраивать себе маленькое приключение. Нас не остановил даже дождь! Машина то и дело вязла в размокшей глине дороги, но все же довезла нас до небольшой деревеньки.

— Ты ж ведьма, сделай что-нибудь! — шепнула мне Римма, косясь на фиолетовые тучи. Но делать ровным счетом ничего не пришлось. Как только мы добрались до дома бабушки, дождь прекратился, облака рассеялись, будто их и не было.

Нас вышла встречать целая толпа. Девчонки, с которыми мы с сестрой в детстве шкодничали, случайно роняя тетушкину бижутерию с балкона, теперь растили собственных неугомонных малышей. Я почувствовала себя абсолютно отставшей от жизни, глядя на молодых мамочек. Многие мои одногодки давно нянчат детей, а у меня даже парня нет! — Несправедливо! Римма, похоже, тоже мучилась подобной мыслью. Но у нее хотя бы был предмет обожания. Невзрачный, худой и в очках — какой уж есть!

Из-за спин веселой толпы выглянуло насупленное и недовольное старческое лицо, щедро укрытое морщинками. Бабушку я всегда помнила как женщину строгую, но любящую. Однако та, которая вышла к нам, была угрюмой, мрачной и буквально источала какую-то угрожающе-устрашающую ауру. При виде ее, мы с Римкой почувствовали панику и схватились за руки, не решаясь пройти в дом.

— Ходімо, дівчатка! (Перевод: * Идем, девчонки! ) — звал дядя, глядя на две застывшие статуи — нас.

Отбросив глупые страхи, мы набрались смелости и, поздоровавшись с бабушкой, обошли ее, шмыгнув в дом. Дальнейшие два часа родственники весело щебетали на мелодичном карпатском диалекте. Римма ничего не понимала, но со всем соглашалась — а зря! Не знала, на что подписывается!

Я же все время чувствовала на себе взгляд бабушки, но старалась не подавать вида, улыбалась и только убеждалась, что меня до сих пор не выпустили из поля подозрительного внимания. За что она меня так невзлюбила? Может она почувствовала во мне перемены? Или просто не узнает?

— А давайте вип'ємо горілки. Дівчата, ви ж п'єте? (* А давайте выпьем водки! Девочки, вы же пьете?) — дядя достал бутылку домашнего самогона.

Я оценивающе посмотрела на многообещающий бутыль. Спиртное мой организм не переваривал! Мы с Риммкой замотали головами, но протест наш прошел незамеченным для присутствующих, потому что они уже распивали спиртное, передавая по кругу одну кружку. Оказывается, это здешняя пастушеская традиция — пить из одной посуды. В любом случае нам пришлось пригубить немного... Хотя это мягко сказано. Наше сопротивление так веселило и раззадоривало моих родственничков, что они были готовы носиться за нами по окрестностям с бутылем и лейкой. Я уже представляла, как вернусь домой и, стыдливо краснея, буду объяснять папе, что его паиньку-дочку споили его же родственники.

В общем, пришлось нам с Римкой покориться суровой пьяной действительности. Мы пили водку со всеми, закусывая огурчиками и шашлыком. Мелодичная украинская речь, звучащая задорными переливами, возвращала в прошлое, заставляла вспомнить такое приятное, гордое чувство патриотизма. Я — настоящая хохлушка, и мне это слово никогда не казалось ругательным! Наоборот, забавным! Я признавалась в любви своей родине, окружающим нас смерекам, горам, ручейкам. Думаю, если бы я накрыла свой стакан ладошкой, эта эйфория настала чуть позже... А так — переобнимала и облобызала все окружающее.

Глава 9. Ночь признания и борьбы

Карпаты спали. Отдыхали мои племянники, дяди, тети. К священной огромной кости мчались сквозь сон собаки во сне. И только мы с Риммой сидели в столовой у печи и печально смотрели на огонь. Голова не болела — после домашнего самогона, тем более карпатского, мигрень отсутствует. Проблема в том, что у меня лично наличие головы вообще не проявлялось. Я будто зависла. Только одно мешало насладиться этим приятным состоянием: одолевало какое-то подозрительное чувство страха, ожидание опасности.

— Ох уж мне этот самогон! — вздыхала рядом подруга, мечтавшая плюнуть на все и превратиться в пантеру, чтобы завалиться лапами к верху на теплом полу.

— А ты б, душа моя, увереннее отказывалась! — издевалась я, чтобы хоть как-то отогнать отрицательные эмоции.

— Твоим родственничкам откажешь! — махнула рукой Римма, вспоминая начало дня. Я была свидетелем, как мои дядьки и тети реагировали на отказ выпить: чем больше говоришь "нет", тем больше тебе наливают.

Мы рассмеялись, удивляясь, как выстояли в борьбе за трезвость и окончательно не спились.

Скрип двери нарушил хрупкую атмосферу еще не устоявшегося в наших душах покоя. Шорох, шаги и бурчание доносились из коридора.

— Оце приперлася! І кішку цю обідрану з собою привезла! На що її брати треба було! (* Вот приперлась! И кошку эту драную с собой привезла! Зачем было ее брать!) — ругалась бабушка, выходя из своей комнаты в столовую, где сидели мы, разместившись на полу.

Услышав про "кошку", Римма выпученными глазами уставилась на меня, потом на ссутуленный силуэт в темноте. Мы обе обернулись к появившейся фигуре, занявшей все пространство в двери. На фоне мрачного очертания сверкнули ненавистью блеклые старческие глаза.

— Чого витріщілись? (* Чего вытаращились?) — Рявкнула бабушка. — Нема в мене терпіння до кицьок. А тим паче, до перевертнів. (* Терпеть не могу кошек. А тем более оборотней. )

Я думала, что Римма потеряет сознание, ну или мы обе проснемся от очередного дурного сна. Даже ущипнула себя за ногу, но так и не очнулась, что доказывало — все происходит наяву. Оставалась вероятность того, что у меня заложены или воспалены уши. Судя по тому, как Римма терла свои, — она сделала те же умозаключения.

Бабушка стояла уже у стола, наливая стакан молока, и продолжала бубнеть в том же духе.

— Офигеть! — слетело с губ подруги.

— О! — возмущенный вопль старушки заставил Римму пожалеть о выпущенном на свободу слове. — То вони ще й мови нормальної не розуміють! Хто вас навчав? Що у школах вчителі поперевелися? (* Так они еще и человеческого языка не понимают! Кто вас учил? В школах что, учителя перевелись?)

— Ба, тобі щось наснилося? (* Ба, тебе что-то приснилось?)— решилась спросить я, надеясь, что все это недоразумение.

— Тобі ще й вуха позакладало! Де ти цю кіцьку знайшла? (* Тебе уши заложило? Где ты эту кошку нашла?) — не унималась бабушка.

— Про яку ти кажешь? (* О какой кошке ты говоришь?) — уточнила я на всякий случай, чтобы проверить, не сошла ли с ума.

— Не прикидайся дурепою! (* Не прикидывайся дурой!) — она внимательно посмотрела на меня. — Про ту, що поруч із тобою сидить! Чи ти хочеш сказати, що в мене очі повилазили? Я що за свої двісті років не можу відрізнити, де справжня людина, а де перевертень! За кого ти мене маєш? (*О той, что сидит рядом с тобой! Ты хочешь сказать, что меня зрение обманывает? Я что, за свои сто лет не смогу отличить человека от оборотня, по-твоему? За кого ты меня принимаешь?)

Наши челюсти отпали совершенно синхронно и звучно.

Бабушка тем временем уселась за стол, как ни в чем ни бывало допивая молоко.

— Ба, тобі справді двісті років? (* Ба, тебе действительно двести лет?) — все еще приходя в себя озвучила я интригующий нас вопрос.

— Ну, трошки прибрехала. Сто десять, якщо тобі так цікаво, (* Ну, немного приврала. Сто десять, если тебе так интересно.) — она все же напоминала мне потерявшую рассудок. Римма поддержала меня, покрутив пальцем у виска.

— Нащо було з собою цю кішку волокти? Вони ж ті ще падлюки! Ніколи не вірила перевертням, а зараз мушу терпіти цю гидоту у своїй хаті! Кажу тобі, позбався її першою ж нагодою! (*Зачем было с собой кошку тащить? Они ж еще те сволочи! Никогда не верила оборотням, а сейчас должна терпеть эту мерзость в своем доме! Говорю тебе, избавься от нее при первой же возможности!) — пусть она и не смотрела в нашу сторону, но мы внимательно вслушивались в ее бормотание.

— Как думаешь, она лунатик? — в недоумении поинтересовалась подруга. Я только пожала плечами — меня в этом мире больше ничто не удивляло! Лунатики — тем более!

— Поки ти у моєму домі, кажи вже дивлячись у вічі! (* Пока ты в моем доме, говори, глядя мне в глаза!) — бабушка резко обернулась, уставившись на Римму таким страшным полным ненависти взглядом, что подруга, сидевшая на корточках, упала. В старческих глазах полыхало пламя. Или у нее просто зрачки красными стали? Даже у меня мурашки по коже промчались табуном. Бабушке показалось мало этого запугивания, так она еще и одним взмахом руки заставила лицо Риммы измениться, принимая черты пантеры. Та отшатнулась, ползя к стене и закрываясь руками.

— Бабушка, ты умеешь колдовать? Ты ведьма? — меня, конечно, шокировало открытие, но еще больше — факт нападения на мою подругу и вызов ее скрытой натуры наружу без ее на то согласия.

Бабушка отвлеклась на вопрос и повернулась ко мне, оставив подругу в покое.

— Ти що, нормальною мовою розмовляти не вмієш? (* Ты что, на нормальном языке говорить не умеешь?) — ее суровость заставляла ощетиниться не только оборотня, мне и самой хотелось зашипеть от страха.

— Ти відьма? (* Ты ведьма?) — если она понимала только украинский, то я тоже перешла на него. — Ось звідки в мене цей дар! (* Вот откуда у меня этот дар!)

— А що, вважала, що ти тут така єдина? Ні, люба моя! У цій місцині майже десять відьом! Дуже сильних відьом! (* А что, думала, ты одна тут такая? Нет, милая. В этой местности почти десять ведьм! Очень сильных ведьм!) — даже такая, казалось бы, простая новость прозвучала из ее уст словно угроза: мол, шевельнитесь — и наша банда отправит вас на тот свет в считанные секунды.

Что же касается моего предположения о наследовании дара от бабушки, она все же решила это прокомментировать. Только вот гордости за внучку явно не испытывала.

— Не зовсім від мене цей дар! (* Не совсем от меня этот дар.) — с нотками ненависти произнесла бабушка, присев на стул и приглашая меня сесть рядом. — Є такий жорсткий закон: коли одна відьма помирає, передає свою силу наступниці. У нашій сім'ї магія передається від бабусі до онуки, і тільки по жіночій лінії! Але з твоїм народженням дещо змінилося. Жодна з наших дівчат, що зараз у цьому домі, не має таланту. Вони можуть трошки лікувати дотиком і все. Ти відібрала силу не тільки у мертвих, а й у живих! — снова полный ненависти взгляд в мой адрес, и я чувствую, как больно сжимается сердце. — Магія чомусь прийшла сама й обрала тебе. Тієї ночі, коли народилась ти, кожна з відьом нашого селища втратила частину своєї сили. Ми бачили знак у небі... недобрий знак! Віщуючий смерть, страждання... (* Есть такой жесткий закон: когда одна ведьма умирает, то передает свою силу преемнице. В нашей семье магия передается от бабушки ко внучке, и только по женской линии! Но с твоим появлением кое-что изменилось. Ни одна из наших девочек, спящих в этом доме, не имеет таланта. Они могут лишь немного лечить прикосновением, и все. Ты вобрала в себя силу не только мертвых, но и живых! Магия почему-то пришла сама и выбрала тебя. Той ночью, когда ты родилась, каждая из ведьм нашего селения потеряла часть своей силы. Мы видели знак в небе... Плохой знак! Он предвещал смерть и страдания...)

Я не могла поверить, что вижу ненависть, жгучую ненависть в старческих глазах.

— Ти висмоктала силу усіх попередніх поколінь! Такого не мало статися! Світові не витримати таку відьму! А тобі не втримати таку силу! (* Ты высосала силу всех прошлых поколений! Такого не должно было случиться! Миру не выдержать такой ведьмы! А тебе не удержать такую силу!)

Она хлопнула кулаком по столу, вперившись в меня пронизывающим взглядом, желая вырвать из меня "подарок", о котором я не просила. Хуже всего то, что бабушку я, как ребенок, как часть семьи, совершенно не волновала. Эта свихнувшаяся старуха видела во мне исключительно носителя опасной силы. И в сердце от этого вонзались невидимые иглы.

Совесть, наверное, проснулась и начала борьбу за право существования в измотанном годами организме старой женщины, потому что ее лицо изменилось. Маска жестокой и расчетливой ведьмы на мгновение слетела с лица, и бабушка испуганно посмотрела на сидящую перед ней девчонку, которую когда-то носила на руках и называла "янголятком". Успокоившись, она положила ладонь на мою руку, которую я по инерции отдернула.