Вот и всё. Небольшая струйка эмбиента и звон дайнов, упавших в Книгу. Скромная награда за несколько ударов клинками. Стряхнув красные капли, наг вложил клинки в ножны и пополз дальше своей дорогой...

Несколько лет полиция штата Монтана пыталась разобраться в произошедшем. Четверо студентов были убиты в машине посреди межштатной дороги неподалёку от города Биг-Тимбер. Что за сила разрубила автомобиль, вскрыв его, как консервную банку? Кто и зачем убил этих людей? Вопросы, на которые так и не были найдены ответы. Ни следов, ни улик, просто кто-то мимоходом оборвал эти жизни, и исчез, растворившись во мгле. Дело вызвало резонанс, о нём много писали. Немало журналистов выдали сотни догадок. Полиция и ФБР сбились с ног, проводя экспертизы, но убийцу так и не нашли. Спустя годы дело перенесли в архив, и со временем забыли о нём.

Штурм

Тайная тропа оборвалась как всегда внезапно. Так всегда: ты ползёшь по изнанке мира, сквозь туман и расплывчатые силуэты, и вдруг — резкий переход, как внезапный удар по голове. Невольно зажмуриваешь глаза от нестерпимо яркого света солнца. Всего становится слишком много: звуки, запахи, мысли ощущения. Несколько секунд после перехода ты крайне уязвим для атаки врага.

Именно на случай этого наг и подготовил боевое снаряжение. Чувство дезориентации постепенно проходило, и он осторожно приоткрыл глаза. Голова ещё немного кружилась, но постепенно разум приходил в норму. Ещё пару минут, и он придёт в себя.

В точке перехода, как и было оговорено, его уже ждали несколько адептов Владыки боли. Трое мужчин и две женщины с опаской и восхищением смотрели на того, кто прибыл по приказу их господина. Старший из них осторожно подошёл ближе, и поклонившись, прошептал:

— Повозка ждёт вас, господин. В ней мы отвезём вас на место. Так будет быстрее, проще и безопаснее.

— Хорошо! — раздражённо прошипел наг. — Показывай, где она.

— Следуйте за мной, — прошептал человек и быстро засеменил к кустам, где была укрыта повозка.

Наг пополз за ним. По плану Владыки боли, игрок должен был незаметно проникнуть в город и атаковать непосредственно собор с укрытой в нём реликвией, а потом, после её уничтожения, нагу разрешалось разграбить город. Хотя Шепчущий планировал несколько иначе, опасаясь того, что после снятия барьеров несдерживаемое более тёмное божество ворвётся в этот мир, сметая всё на своём пути, и грабить уже будет просто нечего. Что ж, свою плату он в любом случае получит. На всякий случай он прощупал мысли сопровождающих его людей, но не нашёл в них ничего, что несло бы угрозу.

Большой длинный фургон с впряжённой в него четвёркой лошадей был заставлен мебелью почти до самого входа.

— Господин, вам сюда. Мы постараемся незаметно доставить вас почти до самого собора. Эта мебель предназначена для казначейства Святого престола, и у нас есть разрешение на въезд в город.

— Сколько мы будем ехать?

— Чуть больше двух часов, господин.

Долго. Но тут ничего не поделать: приходится следовать чужому плану. На всякий случай Шепчущий накинул на себя заклятие Чужого образа, скопировав облик одного из сопровождающих. Теперь в глазах непосвящённых он будет выглядеть обычным человеком, а не нагом в боевом облачении. Только достаточно сильный маг или жрец сможет разглядеть его истинный облик сквозь иллюзию, а таких, как он помнил, в этом мире осталось слишком мало.

Дальнейшая дорога не запомнилась чем-то интересным. Лошади неторопливо брели, таща тяжёлый фургон, возница как мог их подгонял, стремясь поскорее доставить свой груз, а наг скучал, глядя сквозь едва прикрытые веки на едущие по дороге повозки и кареты, группы паломников, неспешно бредущих в город; потом кавалькада всадников обогнала их фургон. Как же он не любил эту паузу перед боем, тягостное ожидание момента, когда, наконец, можно будет действовать. Время, кажется, прекращало свой бег, чтобы потом во время боя нестись, подобно колеснице.

Но даже самое долгое ожидание подходит к концу. Наконец, вдали показались стены города, и наг услышал звон колоколов, разносившийся из многочисленных городских соборов. Привстав, он смог увидеть городские врата. Скоро, теперь уже скоро. Наг с трудом сдержал кровожадную ухмылку. Скоро он вместе со своими воинами разбудит этот спящий город!

Отец Малхальм Дуллиган по прозвищу Пивная кружка скучал на страже возле городских врат, куда его приставили в наказание за предыдущую попойку. Солнце нестерпимо пекло, голова нещадно болела, а тело требовало лекарства в виде кувшина, а лучше двух холодного тёмного пива. Монах с трудом отвёл глаза от видневшейся буквально в десятке шагов таверны, где он нашёл бы спасение для своей ноющей головы. Приставленные к нему аббатом служки буквально выросли из земли, как демоны из старых сказок.

— Брат Малхальм, помните о смирении и вашем обещании противостоять искусу. Наш добрый аббат и так с трудом смог найти в себе силы не выгнать вас из монастыря.

Малхальм снова вздохнул, но всё же отвернулся. Знал он этот грех в себе, но мало что мог с собой поделать. Знал он и то, что аббат, как и другие монахи их обители, с трудом мог его терпеть, и давно уже выгнал бы его на улицу, если бы не чудеса, что время от времени удавалось творить отцу Малхальму. Чудесами это, конечно, назвать можно было лишь по нынешним скудным на них временам, но всё— таки это было хоть что-то: другие и этого не могли, сколь бы ни бубнили молитвы, ни размахивали руками и ни били поклоны, а не получалось у них ничего. А у Малхальма получалось, пусть немного, но хоть что-то. У женщины прошла слепота на левом глазу, и правый стал лучше видеть. У сына купца после сильного удара отсохла правая рука; после молитвы отца Малхальма начали оживать и даже зашевелились два пальца. Это было немного, но это было, и никто не мог отнять у него этих заслуг, сколь бы малы они ни были, а людская молва разнесла слухи о них, преувеличив и превознеся, и теперь в их скромный монастырь толпой повалили паломники, неся с собой богатые пожертвования. Вот и приходилось аббату и другим монахам терпеть отца Малхальма и его неуживчивый характер, вкупе с любовью к выпивке и еде.

Малхальм давно устал им объяснять, что он заполняет пустоту внутри себя. Он говорил, но его не слышали. Он кричал, а они лишь затыкали уши. Малхальм давно перестал надеяться на то, что он найдёт когда-нибудь слова, которыми сможет им объяснить ту пустоту, что он чувствует внутри, когда он не слышит ответа того, к кому обращает слова молитвы. Лишь иногда ему казалось, что он слышит далёкий отклик на его слова, и тогда он действительно мог делать хоть что-то, чтобы облегчить человеческую боль, врачуя тела, но не души. Он уже давно отчаялся донести истину о том, что Первоотец покинул их, устав от человеческой грязи. Раньше бы его за такие слова давно забрали в подвалы инквизиторов, но монаху чудотворцу прощали многое. Поэтому всё, что ему оставалось — это глушить совесть галлонами спиртного, чтобы вместе с ней заглушить боль, одиночество и отчаяние.

Вот и стоял он возле входа в священном карауле, охраняя город от нечисти, колдунов да демонов, хотя, если честно, за все эти годы никто их ни разу не видел: то ли прятались они хорошо, то ли обходили стороной центральные врата в город. Но горожанам так было спокойнее: они знали, что церковь хранит улицы города от тьмы. Вот и несли караул послушники да монахи монастырей.

Отец Малхальм с трудом сдерживал зевоту, поглядывая на поток людей и повозок, проходящих через врата, и считал часы до прихода смены, когда можно будет сдать опостылевший караул. Он сам не знал, почему, но его взгляд зацепился за одну из повозок, медленно въезжающих в город. Он буквально почувствовал, что внутри что-то есть, что-то страшное и тёмное. Холод, пробежавший по коже, заставил его сбросить оцепенение. Всё ещё слабо понимая, что происходит, он подошёл к повозке, и заглянул внутрь.

Столы и стулья, вповалку сложенные друг на друга. Разрешение на въезд уже проверили; всё вроде в порядке. Но что-то не давало ему сказать "Проезжайте". Он вглядывался внутрь, и вот в глубине он разглядел спрятавшегося человека, за случайно приоткрывшейся створкой шкафа. Он буквально кожей чувствовал тьму, окружавшую его. Почему же этого не чувствуют другие братья по караулу?

Он хотел крикнуть, поднять тревогу, когда тот, кто прятался внутри, подняв голову, взглянул ему в глаза. Это не были глаза человека: ярко-жёлтые, с вертикальными зрачками, глаза заглянули ему в душу. Он почувствовал приказ, исходивший из них: "Молчи! Молчи! Не говори ни слова, и останешься жив!"

Он пытался кричать, но удалось издать лишь хрип. Он упал на колени.

"— Господи, да помоги же мне! Нельзя пускать это в город!!!"

Он изо всех сил ударил себя по голове, изгоняя из неё слова чужих приказов. Отчаяние и боль позволили ему с трудом прохрипеть стражам, подбежавшим к нему: "Тревога!" — и указать дрожащей рукой на фургон. Ещё ничего не понимающие монахи с удивлением смотрели то на фургон, то на брата Малхальма, корчившегося в пыли, когда из фургона вынырнуло тело человека. Упав на землю, он стремительно перекатился и вскочил на ноги. Дымка окружила его, и вдруг на месте субтильного человечка оказался огромный человекозмей с двумя клинками в руках. Не давая опомниться разинувшим от удивления рты стражам, он буквально перетёк к ним, после чего стремительно замелькали клинки. Удары наносились с нечеловеческой скоростью: быстрые, экономные движения располосовывали замерших людей. Ещё только первый крик разбил тишину вокруг, ещё только люди в панике попытались бежать, а стражники уже падали на пыльную мостовую, так и не успев понять, что происходит.

Брат Малхальм умер последним, и единственным из тех, кто попытался драться. Его вскинутая рука вместе с кругом спасения, зажатым в ней, упала рядом с телом. Обратным взмахом тёмно-багровые клинки полосонули по груди, обрывая его жизнь.

Закончив со стражами, наг воткнул один из клинков в мостовую, выхватил из воздуха жезл и отдал короткую команду:

— Легион мёртвых, приди на мой зов!

Вслед за командой, один за другим стали возникать откликнувшиеся. Сначала Карос, командующий; вслед за ним все остальные: Саяр, Лаэта, Саравати, Танаша; они уже в свою очередь призвали подчинённых им воинов. На широкой дороге внезапно стало тесно: стройными рядами возникали костяные воины, сжимавшие короткие мечи; вслед за ними появились туманные всадники; радостно ухая, возникли мардукаи; и последними воплотились рыцари-стражи, удерживающие носилки, на которых покоился алтарь.

— Карос, у нас небольшие изменения. Кое-кто глазастый увидел больше, чем надо. Переходим к запасному плану. Я пойду вперёд, затеряюсь в толпе и незаметно проникну в собор. Ты вместе с остальными двинешься за мной. Побольше жертв и разрушений, Карос: город в твоём распоряжении. Не подведи меня.

Старый генерал, услышав команду, склонил голову.

— Всё будет сделано, господин.

— Тогда приступай!

Марево охватило фигуру нага, и он исчез, а возникший вместо него человек стремительно побежал вперёд, стараясь слиться с толпой людей, бежавших в панике. Выждав немного, Карос дал команду, и костяные воины бросились в атаку. Саяр вскинул посох, навершие которого сверкало светом рождающегося заклинания; Лаэта вместе с другими баньши подняла руки и затянула пронзительным голосом песню смерти, от которой несло тленом и пылью древних могил.

Атака на город началась.

Бойня продолжала набирать обороты. Чуть впереди костяные воины вырезали всё живое, призрачные всадники, рассеявшись по улицам города, атаковали смертных, сея ужас и панику, чтобы защитники не смогли организоваться и понять основную цель удара. Саравати это казалось лишним. Мечущиеся толпы горожан да жалкие кучки стражников не были опасными врагами, но для Кароса мелочей не существовало. Детально разработанный им план учитывал всё, вплоть до таких мелочей, как отвлекающие удары.

Теперь он неспешно двигался вперёд вместе с основным ядром армии. Чёрный куб алтаря несли закованные в металл четверо скелетов-рыцарей. Крепко сжимая рукояти алтаря, каждый из них нёс в свободной руке огромный щит из чёрной бронзы, покрытый значками рун. Рядом парили, не касаясь земли, вместе со своими отрядами, Саяр и Лаэта. Жадно черпая из алтаря силу, они преобразовывали её в энергию для своих заклятий.

Новая вспышка. Три лича вместе с Саяром вскинули посохи, и поток солнечного света погас, ударившись о щит праха, воздвигнутый мёртвыми магами. Лаэтта вместе с жрицами закружилась вокруг алтаря, заунывными голосами вознося молитву тёмным богам. Багровое пламя окатило инквизиторов, сражавшихся в главной резиденции Хранителей веры. С ними вышла заминка: здание с налёта взять не удалось. Внутри оказалось немало монахов-заклинателей, но им долго не устоять: костяные воины уже ворвались внутрь, и вместе с ними Танаша, которая сейчас неистовствует, вырезая Хранителей веры.

— Хозяин, главное хранилище открыто. Мардукаи внутри.

— Это хорошо, — Саравати взглянул на золотые часы, висевшие на цепочке. — Почти четыре минуты. Ты долго возился, взломщик. Это же примитивный мирок, здесь не может быть ничего сложного.

Маленький серый карлик устало вздохнул.

— Магический запор был, хозяин, пришлось стену взламывать, чтобы обойти печать.

В руках он теребил саквояж, а сам был одет в комбинезон со множеством карманов, из которых торчали инструменты и приспособления, малопонятные для непосвящённых. Ими он взламывал сейфы, сундуки, хранилища — всё то, что укрывало нужные хозяину вещи. Сейчас он со страхом смотрел на кнут, который вертел в руках Саравати, опасаясь быстрого, как прыжок змеи, поцелуя кнута, способного до кости рассечь плоть.

Но, к счастью для него, показались мардукаи. Четырёхрукие уродцы бежали к Саравати, сжимая в лапах трофеи. Торопясь, они делали большие прыжки, стремясь как можно скорее показать свою добычу Дрессировщику — так между собой называли Саравати офицеры легиона мёртвых.

Он стоял возле трофееносца, на ходу сортируя всё, что тащили мардукаи. Трофеи на себе нёс ещё один коротышка, сгибавшийся под огромной махиной вместилища, похожего на здоровенный сундук. Несмотря на его вес, малыш довольно бодро тащил его на своих плечах. Сундук был подобием сумки игрока, но мог вместить намного больше вещей. И хоть он и обладал сотнями карманов и фантастической вместительностью, если бы не Саравати, тупые мардукаи уже давно забили бы его всевозможным хламом. При их ловкости и огромной физической силе, они были невероятно тупы и тащили к ногам Дрессировщика всё, что было в главной библиотеке: жития святых, каменные таблички, только вчера написанные буклеты и древние тома, помнившие дни основания этого города. И всё это сортировал Саравати. Нацепив очки, он с невероятной скоростью отсеивал хлам и бесполезные вещи от ценных находок.

Очки позволяли ему видеть суть вещей. Вот огромная книга в переплёте из кожи, усыпанная золотом и драгоценными камнями. Хлам, только обложка хоть чего-то стоит, но тексты не несут в себе силы. А вот эти три свитка сразу в сундук! Каждый из них неуловимо светился мягким синеватым светом магической энергии, заключённой в них; возможно, это готовые свитки заклятий, хозяин потом сам разберётся.