Западня

3.

Любашины родители в этот вечер пришли очень поздно и не слишком "доставали", только задали несколько вопросов об начинающейся у студентов после нового года сессии и сразу пошли спать. Так что Люба, вскоре после их прихода, минутку помаячив у них на глазах, тихо "слиняла" из общей комнаты к себе, сказав, что устала и хочет спать, что было неудивительно для позднего времени. Она мысленно ещё раз поблагодарила себя за то, что предусмотрительно "выбила" себе это крошечное помещение. Теперь эта личная комнатка дала возможность Любе избежать немедленного разоблачения и скрыть своё облепленное резиной тело от посторонних взглядов, когда она ложилась в постель. Она тихонько разделась, выключила свет и юркнула под одеяло. Резина оглушительно скрипела при каждом движении, но, похоже, никто не прислушивался к звукам, доносящимся из кладовки. Тем более, что дверь выходила в прихожую, где ночью никто не ходит. Так что теперь Люба лежала под одеялом в своей клетушке в полной темноте, тщетно пытаясь заснуть, и героически пытаясь не замечать лишающие её душевного покоя ощущения от своего плененного гладкой резиной тела. Тугая резиновая преграда, отделявшая теперь Любину кожу от шершавой простыни, вызывала у неё странное непривычное чувство изолированности от окружающего, но всё же это ощущение было скорей приятное. В то же время туго натянутая резиновая "кожа" делала её тело непривычно чувствительным к малейшему прикосновению. И снова она не удержавшись, стала себя сначала просто трогать, а затем уже и поглаживать сквозь туго натянутую на теле гладкую резину, да иначе было и не заснуть, слишком волновали ощущения от нежно стягивающего её стан платья. Вначале она гладила себя голыми ладошками, но потом, ощущая растущее возбуждение, снова не удержалась и надела резиновые перчатки. И без того сладкие ощущения от прикосновений к туго натянутой на теле резине стали уж и вовсе упоительно приятными. Немного погодя Люба тихо выскользнула из постели и достала свои резиновые "простыни". Постелив их, она, стараясь не шуметь, нырнула в объятия холодной резины. Возникшие ощущения доставили Любе такое наслаждение, о каком она и не мечтала! Описать свои чувства она, пожалуй, просто не смогла бы! В человеческом языке нет слов, которыми можно было выразить, что именно Люба испытала. Разгоряченное под давно не снимавшимся латексом тело особенно остро ощущало сквозь тонкую плёнку платья холодную гладкую резину клеёнки. Тело в латексе легко скользило по её ровной поверхности, совершенно не прилипая к ней. Люба заёрзала в окружении леденящей тело резины, закручиваясь в неё поплотней. Теперь, в скользком платье, это оказалось сделать сложнее, чем раньше. Перед её закрытыми от наслаждения глазами сразу же снова замелькали виденные в Интернете красавицы в латексных нарядах, потом Наташа в лоснящейся чёрной резине.... Одна Любашина рука уже привычно затеребила напрягшиеся соски, другая соскользнула между ног к опять уже истекающей соком киске. Её тело, скрипя резиной, выгнулось в наслаждении и всё затрепетало. Она незаметно для себя стала легонько постанывать, перекатываясь по постели с боку на бок и уже не замечая, как громко хрустит и поскрипывает своим резиновым нарядом и шелестит резиновыми простынями. Каждое мгновение дарило всё новую волну наслаждения и, одновременно росло напряжение во всём теле. Потом ещё миг, взрыв и — снова сладкое падение в бездну.... Девочка прислушалась. Кажется, издаваемого ею шума никто не услышал. Во всём организме теперь ощущалась лёгкость и приятное расслабление, Люба повернулась на бок и, наконец, смогла уснуть. Она даже не заметила, как это произошло. Сны свои она запомнила смутно, но они носили явно эротическую окраску, а вот последний сон запомнился довольно хорошо. В этом сне какой-то человек, с чёрным резиновым лицом и сам весь обтянутый с ног до головы чёрной сверкающей гладкой резиной, или вовсе сделанный из неё, обнимал и нежно ласкал Любу. Он вроде был чем-то похож на Наташу, но, как это часто бывает во сне, Люба точно знала, что на самом деле этот человек и есть Морфеус. В его объятиях ей было страшно и в то же время как-то уютно и жутковато-приятно. Потом тело этого резинового человека, обнимающего Любу, вдруг начало делаться все тоньше и шире, стремительно превращаясь в тонкое широкое резиновое полотнище, укутывающее и упруго сжимающее её тело со всех сторон. Пытаясь вырваться, Люба во сне в ужасе забилась в сжимающемся вокруг неё всё туже резиновом плену, но как это часто бывает во снах, не могла даже шелохнуться. А резина вокруг неё смыкалась всё плотней и эта неволя тоже порождала острую волну щекочущего ужаса, но вместе с тем дарила пленнице небывалое по силе наслаждение. Одновременно Люба чувствовала в этом сне, как спеленавшая её по рукам и ногам гладкая резина, по-прежнему оставаясь Морфеусом, стала ласково гладить соски её грудей, а потом и клитор. Стало ещё приятней, так приятно, что от этого она внезапно проснулась. Пробудилась Люба сексуально очень возбужденной, и только тогда обнаружила, что это она сама вновь себя ласкает через всё так же туго сжимающий её тело латекс платья. Не Морфеус, превратившийся в резиновое полотнище, а постеленная ею самой вечером резиновая клеёнка, как и в предыдущие ночи, плотно спеленала всё её тело. Любины руки по-прежнему обтягивала резина так и не снятых перед сном перчаток и у девочки промелькнула шальная мысль, что, раз уж она их всё равно забывает снять, их тоже можно было бы приклеить тем спреем. Да и прорезиненную простыню.... Хотя нет, с клеёнкой, это будет уже чересчур! Надо ведь в туалет как-то ходить, есть, умываться.... Тем не менее, одна только мысль о подобном сразу отозвалась новой щекочущей волной в животе и, ещё более распалила девочку. Правда, она уже поздней, за завтраком, сообразила, что и приклеенные к рукам перчатки потом будет нереально спрятать от окружающих, но эта идея всё равно отложилась где-то в глубине сознания. А пока Люба, лёжа в постели вся замотанная в резину, будучи уже не в силах остановиться, продолжила начатое во сне дело. Скоро она снова стала выгибаться и ворочаться в постели, распаляясь ещё больше. Хотя она при этом старалась производить минимум шума, ей это довольно плохо удавалось. Трудно себя контролировать, находясь в подобном состоянии. И опять все закончилось восхитительным оргазмом, снявшим переполняющее Любу напряжение. Отдышавшись, она стянула, наконец, с рук влажную резину перчаток и, выпутавшись из резиновых простыней, встала с постели. Тело девочки уже почти сутки находилось под не пропускающей воздух резиной. Да ещё эта ночёвка в резиновой постели! В этих условиях тело Любы усиленно потело, но приклеившаяся к коже резина не пускала влагу, и та возвращалась обратно в тело. В результате кожа под платьем за ночь набухла, и резина на ней натянулась ещё туже, всё более ощутимо стягивая ее. Ощущение было приятно-возбуждающим и одновременно, тяжелым. Снова поспешно надев свитер и кожаную юбку, резиновая невольница тихонько прошла в туалет и ванну. Там её ждали новые нелегкие испытания. Приклеившийся к ногам и ягодицам подол платья очень мешал, не давая сесть на унитаз, но к Любиному счастью, резина оказалась весьма эластичной и в конечном итоге девочка сумела приноровиться и сделать то, за чем пришла. С содроганием она вспомнила, что у Наташи платье длиннее и мысленно посочувствовала ей. Впрочем, потом она узнала, что Наташино платье растягивалось не хуже её собственного и, подруга тоже, хотя и с большим трудом, справилась утром с возникшими у неё проблемами. А пока Люба вышла к завтраку, пребывая в ужасе, что кто-нибудь всё же непременно догадается об её оклеенном резиной теле. Но, именно этот ужас и то, с чем он связан, сексуально будоражил и возбуждал её. А резина на Любашином теле между тем, как специально, оглушительно скрипела и хрустела при каждом движении, а когда садилась за стол, и вовсе громко пискнула. Было просто удивительно, как отец с матерью ничего не заметили, но, тем не менее, завтрак прошел, как обычно. Снова были привычные разговоры о нехватке денег, о приближающихся новогодних праздниках, к кому можно пойти в гости, на другие обыденные темы, потом папа уткнулся в телевизор с утренними новостями, а мама вскоре и вовсе ушла мыть посуду и собирать в садик младшего брата. Не раз во время этого завтрака у Любы начинало учащенно биться сердце, и выступал на лбу от ужаса холодный пот. Стоило ей наклониться, протягивая по привычке за чем-нибудь на столе руку, как резина на её теле опять издавала характерный громкий хруст. Люба сразу испуганно замирала. Однако родители продолжали завтрак, как ни в чём, ни бывало. И вот только младший братик, похоже, как раз что-то заметил. По крайней мере, так подумала Люба. А может, он что-то слышал ещё раньше, через дверь Любиной комнатушки, когда она билась в сладких конвульсиях приближающегося оргазма. Брат не стал, на сей раз, как обычно, ябедничать. Возможно, потому, что не знал ничего наверняка. В этот раз он поступил по-другому. Уходя с мамой в садик, и уже находясь в прихожей, Павлик, ни с того, ни с сего, вдруг завопил там известный детский стишок — "Резиновую Зину, купили в магазине...." Вроде ничего особенного, обычная детская песенка, да уж больно по теме был текст. Люба от ужаса чуть не упала в обморок. Ей показалось это странным, но никто, кроме неё, не обратил на творчество ребенка ни малейшего внимания, и с лестницы ещё долго доносился его звонкий голос, распевающий всё тот же стишок, пока не хлопнула внизу дверь на улицу. Люба могла лишь молить бога, чтобы этот "пионер-герой" не наболтал чего-нибудь о слышанных им из кладовки звуках маме по дороге в детский сад. Был последний, предпраздничный день и лекций в институте почти не было. Зато вечером должен был состояться новогодний бал с дискотекой. Немного отдышавшись после выходки братишки, Люба дождалась ухода отца и побежала к Наташе. Под юбку на улице непривычно поддувало ледяным ветерком, хорошо, хоть нашлись гимнастические гетры, согревавшие ноги. Это было единственное, что удалось подобрать для выхода на улицу, ведь колготки и рейтузы теперь было не надеть. У Наташи родители, если они вообще бывали дома, уходили на работу рано и, обычно — допоздна. А сегодня у них ещё намечалась корпоративная вечеринка по поводу предстоящего новогоднего праздника, после которой они сразу же улетали ночным рейсом самолета в Египет на все новогодние праздники. Так что домой они сегодня уже заходить не собирались, с вечеринки уезжая прямо в аэропорт. Возвратиться же из Египта они обещали после нового года числа пятнадцатого, не раньше. Всё это, в виду произошедших накануне событий, было для Наташи просто спасением. Если верить Морфеусу, (Хотя как ему теперь можно было верить?), к приезду родителей из Египта Наташа сможет освободиться от своего платья.

Наталья в эту ночь тоже спала беспокойно. Это было неудивительно, ведь её тело тоже сжимала в своих жарких объятиях упругая резина приклеившегося к коже платья. Правда девушка всё же смогла уснуть после того, как проворочалась с боку на бок часа полтора. Лежать в постели со стянутым резиной телом было непривычно, а главное — нестерпимо жарко. Совсем измученная, Наталья, в конце концов, даже не заснула, а впала в некое полубредовое забытьё. Тем не менее, ей даже что-то снилось, притом какие-то жуткие кошмары, которые совсем её измучили. Приснилась и Люба. Во сне она была всё в том же розовом резиновом платьице, что и накануне вечером. Но, её руки и ноги в этом сне были закованы в блестящие стальные браслеты наручников и кандалов, как у красавиц на тех фотографиях, что особенно понравились Наташе и так странно её взволновали. Да и сама Люба этом сне была прикована в блестящими цепями к большой чёрной кровати. Наташа во сне ласкала свою беспомощную подругу и, ей отчего-то было особенно приятна именно беззащитность закованной в цепи Любы. Более того, во сне Наташу очень возбуждало беспомощно бившееся в оковах и цепях резиновое тело подруги. Та бессильно рвалась из надетых на неё наручников и цепей, и молила о пощаде. А Наташа в этом сне всё ласкала и ласкала Любино обтянутое резиной тело, получая от созерцания своей беспомощной пленницы странное наслаждение. Потом опять снились какие-то не запомнившиеся кошмары. Однако, странное дело, хотя утром Наташа проснулась с тяжёлой головой и не выспавшаяся, она сразу ощутила дикое возбуждение. Вероятно оттого, что сразу отчётливо вспомнила свой сон со скованной Любой. Наташина киска буквально хлюпала от переполняющей её влаги, а сама девочка просто трепетала от вожделения. Едва коснувшись себя руками, Наташа сладострастно застонала и содрогнулась. Её кожа под туго натянутой резиновой плёнкой стала за ночь сверхчувствительной, и даже лёгкое прикосновение ощущалось с небывалым наслаждением. Она стала совсем легонько себя поглаживать, вся сотрясаясь от острого блаженства, потом опустила руку между ног и слегка коснулась клитора. Это было похоже на прикосновение к бомбе с чутким взрывателем! Одного касания оказалось довольно, Наташино тело сразу скрутила жесточайшая судорога, и она с криком провалилась в бездну мощнейшего оргазма. Хорошо, что в огромной квартире Наталья была одна, а её родители уже были где-то в Египте. Лишь благодаря этому Наташа никого не разбудила и не перепугала своим сладострастным воплем. После того, как последние судороги оргазма перестали сотрясать её тело, Наталья расслабилась и незаметно для себя снова задремала. Окончательно она пробудилась только тогда, когда таймер включил в холле телевизор, служащий девушке своеобразным "будильником".

Наташа ставила в мойку грязную посуду, оставшуюся после завтрака, когда прозвенел звонок в дверь. Она впустила Любу и, сняв мамин халат, который накинула, чтобы открыть дверь, осталась в своем черном резиновом платье. Затем Наташа прошла на кухню, где продолжила собирать посуду со стола. Желтые хозяйственные резиновые перчатки, которые она надела для этого, прекрасно дополняли ее сверкающий черный наряд и, при взгляде на подругу Люба снова ощутила возбуждение. Её и без того возбуждала резина на собственном теле, а уж вид сияющего резинового платья на теле подруги — тем более. Она поспешно скинула всю свою одежду и тоже осталась лишь в коротком розовом латексном платьице. Раздеваясь, она с наслаждением любовалась на обтянутую черным латексом гибкую фигуру Наташи, на её затянутые в гладкую жёлтую резину руки, ощущая, как продолжает нарастать возбуждение. Люба сейчас испытывала острое желание ощутить, как эти руки в перчатках ласкают её киску, невольно уже потеплевшую и увлажнившуюся от одного только предвкушения подобной возможности. Люба поспешно натянула свои розовые перчатки, которые сегодня захватила с собой, на руки и стала помогать подруге. Наташа, при виде обтянутого розовым латексом Любиного тела, сразу снова припомнила свой ночной сон с закованной в наручники подругой. Она даже почему-то почувствовала смущение, словно в действительности этой ночью заковывала подругу в цепи и потом издевалась над ней. В то же время, от своего воспоминания Наташа сразу ощутила сильное сексуальное возбуждение. В животе пробежала холодная волна, а её киска быстро стала влажной и легонько затрепетала. Закончив поскорей работу, Наташа присела с Любой на диван, намереваясь обсудить, как им быть дальше, но не удержалась и сразу стала гладить тело подруги. Перед её мысленным взором по-прежнему навязчиво мелькали картины из ночного сна, она почему-то никак не могла от них избавиться. А может, и не желала.... Это становилось какой-то идеей фикс, но Наташе теперь очень хотелось увидеть Любу закованной в наручники, сделать её своей игрушкой и беспомощной пленницей наяву. Сейчас она это уже явственно осознала. Странно, но до сегодняшней ночи и этого странного сна у Наташи никогда не проявлялось подобных наклонностей. А теперь даже одни мысли о подобных играх каждый раз заставляли её всю трепетать от вожделения. Возможно, этому немало способствовало и стянувшее тело резиновое чёрное платье, диктовавшее роль роковой женщины. Присев на диван, она сначала хотела снять перчатки, но Люба не дала ей этого сделать. Она шепнула, дико покраснев — "Оставь их, мне так гораздо больше нравится!" Излишне говорить, что сама Люба тоже не стала снимать перчатки. Несомненно, обе подруги тайно уже давно томились в ожидании взаимной ласки, и едва они обнялись, их губы сразу соединились в горячем поцелуе взасос. Горячо целуя друг друга, девочки упали на диван, где и возобновили немедленно свои любовные игры. Наташе сразу понравилось ласкать подругу в перчатках, ведь теперь ладони так легко и приятно скользили по натянутой резине платья! Это оказалось так удобно, что даже события, приснившиеся ночью, на время как-то отошли в глубину сознания, хотя и не забылись. Ощущая на своей киске гладкие, похожие на резиновые сосиски, пальчики подруги, Наташа и сама теперь получала от прикосновений к клитору гораздо большее наслаждение, чем накануне. Соответственно, возбуждение у девочек на сей раз, нарастало тоже гораздо стремительней, чем прошлым днём. Вскоре, присев на корточки над лицом лежащей на спине подруги, Наташа уже ласкала руками в перчатках через тугую резину платья собственную грудь, ощущая у себя между ног быстрый Любин язычок и постанывая от блаженства. Она не раз видела подобные позы у любовниц на фотографиях, и ей самой тоже понравилось так делать. Потом она тоже легла и, с наслаждением вдохнув уже ставший таким родным запах Любиной киски, лизнула её набухший и покрасневший от возбуждения клитор. Та выгнулась и сразу застонала в полном блаженстве. Продолжая обнимать и гладить тела друг друга сквозь скользкую, хрустящую под руками резину, девушки дружно заработали язычками, изредка прерываясь лишь на сладкие стоны и вздохи. Наконец их сплетённые тела содрогнулись почти одновременно в сладостных судорогах и обмякли. Лишь доведя друг друга до оргазма, подружки слегка успокоились и смогли немного задуматься. И было над чем, ведь уже вечером им надо было идти на дискотеку. Впрочем, они уже знали, что надеть, а остальное можно было решить потом.