Спекулянтъ

Но Денис почему-то отказался. Она сделала вид, что обиделась на него. Тогда он попросил гитару. И спел. Какая красивая песня! Правда, о таком композиторе — Ди Милано — никто почему-то не слышал. Но итальянцы всегда были прекрасными музыкантами...

— Тебя, в самом деле, молнией ударило?!

— Да...

— Бедненький!.. А что потом?

— Ты появилась.

— Не смейся надо мной!.. Лучше спой еще что-нибудь...

— Ты опять молчишь!..

Ласковое прикосновение к щеке и грустная, милая улыбка...

— Напиши мне.

— Я не умею.

— Ты опять смеешься?!..

— Мне пора.

— Приезжай поскорей!..

Огромная зловещая луна мрачно повисла над пустынной улицей, заливая мертвенно-бледным светом ночной пейзаж. Неясный силуэт в темном окне обернулся и прощально помахал рукой. Сердце забилось в радостном томлении. Забравшись в холодную постель, Юлия свернулась котенком под пуховым одеялом и тихонько запела:

Под небом голубым

Есть город золотой

С прозрачными воротами

И яркою звездой...

Ну, когда же он приедет?!..

* * *

Уфимская губерния. 27 июня. 1896 год.

Частный особняк.

— Документы готовы? — спросил Денис, пробегая глазами по списку.

— Губернская канцелярия печать поставила.

— Что еще забыли?

— Да вроде, ничего, — пожал плечами Иван Кузьмич...

Подготовка к вояжу в Самару заняла несколько дней. Во-первых, нужно было зарегистрировать новую компанию — третья гильдия купца не дозволяла заниматься оптовыми сделками. За небольшие подношения регистрацию провели в считанные дни. Назвали незатейливо: торговый дом "Черников и сын"...

— За сколько доберемся?

— Почти двое суток плыть.

Купец отправил в рот очередной кусочек севрюжьего балыка и расплылся в довольной улыбке. Отрезав толстый ломоть от пшеничного батона он узватил крынуку с парным молоком.

— Перекусил бы на дорожку.

— Спасибо, батя, не хочется.

В дверь залетел взъерошенный Федька, едва не споткнувшись об порог. Негромко выругавшись, он торопливо доложил:

— Барин, там костюмы принесли.

Денис привычно показал ему кулак. Сорванец ухмыльнулся и понятливо закивал головой...

Гардероб обновился кардинально. Современная мода — кургузые пиджаки и зауженные, в обтяжку брючки — вызывала нездоровый смех. После долгих споров и нескольких поправок в эскизах — обнаружилась неожиданная способность к рисованию — местный портной взялся за дело. На примерке портной опять бурчал, но — уже одобрительно.

Требовалось также подобрать новых работников для предстоящей комбинации. Имеющихся в наличии у купца явно не хватало. Решили привлечь и Федьку — юный по годам сорванец отличался смекалкой и взрослой рассудительностью.

— Федор, купонные книжки отпечатали?

— Через два дня обещали, Денис Иванович.

— Ты хоть пирожок скушай, — опять вмешался отец. — С печенкой заячьей. Пальчики оближешь!

Купец стукнул ложкой по руке Федьку, потянувшегося к блюду с выпечкой. Деревянный стук по столу возвестил о неудавшейся попытке — сорванец радостно заталкивал в рот горячую сдобу.

— Прибью! — пригрозил ему Денис. — С артельными старшинами связался?

— С местными договорились. Оренбург на себя Мишка возьмет. В Самарскую губернию через три дня выедем.

Федька торопливо дожевал пирожок и потянулся за следующим.

— Смотри, без покупщиков вся затея коту под хвост пойдет.

— Не переживайте, барин, дело знакомое.

Поймав вопросительный взгляд сына, купец подтвердил:

— Они у меня третий год зерном занимаются. Каждую мелочь изучили.

Еще раз просмотрев список, Денис предложил:

— Ну, что присядем на дорожку?..

Меланхолично наблюдая за пенной струей за бортом парохода, он обдумывал еще одну возникшую проблему. С какого бока к ней подступиться? Или оставить все, как есть? И плыть по течению... Юлия... Денис не ожидал от себя столь пылкой влюбленности. ТАМ отношения были другие. Украл, выпил — в тюрьму. Выпил, потанцевал — в постель. И забыл. Только номер в записной книжке телефона. Девушка не танцует? Миль пардон — ищем дальше... Танцующих хватало...

Удивляло и другое. Собственное косноязычие. ТЕ слова, привычные, сложившиеся, в этом времени казались неуместными.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Окрестности аэропорта J.F.K.

США, Нью-Йорк. 15 апреля. 2009 год.

"...Мы ведем прямой репортаж с места

крушения правительственного лайнера. Место

трагедии оцеплено сотрудниками ФБР, ЦРУ и

АНБ. Пока еще досконально не известно,

находился ли на борту президент

Соединенных Штатов...".

(прямой эфир агентства Си-Эн-Эн).

* * *

Самарская губерния. 01 июля. 1896 год.

Дворянская улица. Крестьянский

поземельный банк.

Управляющий Самарского отделения Фрол Спиридонович Вощакин задумчиво рассматривал разложенные на столе кабинета бумаги. Он помнил Дениса — сына его родного племянника — совершенно другим: застенчивым, худеньким юношей, которого кроме книг, казалось, ничего не интересовало.

Сейчас же перед ним сидел молодой хищник прожорливой купеческой стаи, с уверенным и насмешливым взглядом ярко-зеленых глаз. Где-то внутри возникало ощущение, что молодой человек знает намного больше, чем хочет показать. И уж точно больше его самого — прожженного финансиста конца девятнадцатого столетия.

Переговоры длились уже больше трех часов, но банкир все еще не мог принять решения.

Прожект, предложенный молодым человеком, был не нов по сути самой идеи — аналогичную схему использовал еще известный американский спекулянт Бенджамин Хатчинсон, — но в деталях различия были кардинальными. К тому же американский вариант невозможно было технически применить в российских условиях: сказывалась отсталость отечественного биржевого рынка. А вот эта схема могла и сработать.

К тому же, опытного банкира не покидало чувство, что в рукаве у юноши спрятан козырный туз. И достанет он его явно не сейчас...

— Вы должно быть в курсе, молодой человек, — осторожно продолжил переговоры Вощакин, удивляясь про себя столь уважительному обращению к юному родственнику, — что подтоварные ссуды ограничены специальным уложением в 500 тысяч рублей. Все, что свыше — только по особому решению учредительного комитета.

— А мы не и просим подтоварную, — столь же вкрадчиво ответил Денис. — Ссуда может быть выдана под залог вексельных расписок, а уже обеспечением последних являются вот эти контракты...

Банкир хмыкнул. Схема действительно позволяла обойти действующий закон: на ценные бумаги ограничений не было. Закладные векселя таковыми и являлись. Да и сами контракты были составлены явно знающим стряпчим. Из них следовало, что торговый дом " Черников и сын", покупает на корню чуть ли не половину урожая Самарской и части соседних губерний.

Крестьяне получают десятипроцентный аванс сразу при подписании контракта, и цена остается неизменной до его полного окончания. А сумма выходила для крестьян очень даже заманчивой: при начальной стоимости нынешнего урожая (а банкир это знал из купеческих разговоров) в 85-90 копеек за пуд пшеницы, Черниковы предлагали сразу же рубль десять. И риска погодного не было: десятипроцентный аванс допускал гибель даже большей части урожая. Но уж больно сумма велика...

— Все равно — кредитный комитет может и не одобрить. Контракты, — банкир кивнул на лежащие, на столе бумаги, — штука хорошая, но обеспечением не являются.

— В крайнем случае, разобьем ссуду на несколько компаний. Или — по револьверной схеме — демонстративно пожал плечами Денис. — На первую партию зерна деньги у нас имеются. Она и пойдет в залог, а дальше — следующая партия...Так устроит?

Вощакин вновь кивнул: фирмы-однодневки в сомнительных комбинациях использовались частенько. И придуманы были задолго до нынешних реалий. Но про револьверную или, по-другому, пирамидальную схему, банкир слышал впервые — активное использование они получили только в двадцатом веке. Супруга одного известного мэра применяла данный прием для скупки акций Сбербанка. Этого, естественно, самарский банкир не знал.

Не знал он и того, что уже вторую неделю по основным зерновым уездам трех губерний — Самарской, Уфимской и Оренбургской — разъезжают молодые, шустрые покупщики торгового дома "Черников и сын". Свежеиспеченный старший приказчик Федька — теперь уже Федор Ефимович — ежедневно телеграфировал о состоянии дел. И уже было ясно, что предварительное число заявок на новый контракт намного превышает сумму запрошенной ссуды...

— Ну а если не наберется должного количества желающих? — сделал он очередную попытку обнаружить брешь в прожекте.

Денис молча выложил телеграммы и отчет со сводной цифрой потенциальных контрагентов.

— Ты не сумлевайся, Фрол Спиридонович! — с твердой уверенностью в голосе пробасил Иван Кузьмич. — Дениска тебя не подведет.

Управляющий поднялся из-за стола и с задумчивым видом прошелся по кабинету. Понимающаяся изнутри волна легкой дрожи — предвестника удачной сделки — не давала сосредоточиться. Он остановился перед молодым человеком, с безмятежным видом сидящим в кресле, и внимательно посмотрел ему в глаза.

— Наш банк еще никогда не выдавал таких крупных кредитов.

— Как говорил монах Тук, все бывает когда-то в первый раз.

Уточнять, что с этими словами легендарный персонаж из братства вольных стрелков задирал подол очередной девственнице, Денис не стал.

— Я про него не слышал. Кто это? — заинтересовался банкир.

— Казначей ордена тамплиеров, — не моргнув глазом, ответил молодой человек.

— Достойные слова, — уважительно произнес управляющий. — Чувствуется глубокий ум финансиста.

Не дождавшись ответа от собеседников, он продолжил:

— По уставу положено залоговый хлеб хранить на складах, имеющих договора с банком.

На мгновение задумавшись, Денис предложил:

— Выдадите доверенность на заключение договоров залогового хранения нашему торговому дому. Нам все равно нужно зерно где-то складировать. При таком варианте статья устава нарушена не будет.

Вощакин заразительно рассмеялся.

— У вас на все готов ответ.

— Не забывайте о том, что предлагаем на три процента больше стандартной ставки.

— Все равно сумма велика, даже для нашего банка, — уже внутренне согласившись, со вздохом пожаловался банкир. — В любом случае нужно будет получать разрешение учредительного комитета. Они должны вынести заключение по векселям вашего торгового дома. Без этого — никак.

На стол переговоров был выложен козырной туз.

— А вы им передайте, уважаемый Фрол Спиридонович, — понижая голос до таинственного шепота, наклонился к собеседнику Денис, — что наша благодарность не будет иметь границ. В пределах разумного...

* * *

Верно гласит народная мудрость: нет худа без добра. Жаркое лето, сгубившее значительную часть посевов, изо всех сил пыталось искупить свою вину. Сухая ветреная погода приводила зерно в товарные кондиции безо всяких механических ухищрений.

Владельцы хлебных амбаров, принимающие зерно на хранение и несущие убытки из-за резко уменьшившегося объема, пытались поднимать арендные ставки. Разочарование следовало незамедлительно: молодые, шустрые покупщики в жесткой форме ставили свои условия. Либо прежние договоренности, либо...Амбаров много — зерна мало.

На хлебных базарах царило схожее настроение. Привыкшие в урожайные годы диктовать свои цены, покупщики буквально рвали из рук друг у друга каждую подводу с зерном. Волна неурожая, набравшая ход в еще Европе, докатилась и до Самарской губернии.

Торги на хлебной бирже, лениво стартовавшие с девяносто копеек за пуд, через неделю напоминали пчелиный улей: заявки на продажу по цене полтора рубля, разлетались как куличи в пасхальное воскресенье.

Базарные диалоги не отличались особым разнообразием.

— Степан, купон будешь брать? Весь обоз возьму.

— И почем за пуд даешь?

— По девяносто пять копеек.

— Тебе Мирон не сюда надо, а в птичьи ряды. Там курей много — вот их и смеши.

— Побойся бога, земляк, хорошая цена... Э-эх, где наша не пропадала — рубль дам!

— Купцы Черниковы рупь и десять копеек дают. И за подвоз — особо.

— Так сколько ты хочешь, бисово отродье?!

— Рупь и тридцать копеек.

— Держи купон — забираю.

Накрыв хлебные регионы Российской империи, волна, продолжая набирать обороты, покатила обратно в Европу. Заголовки газет пестрели прогнозами голодной зимы. Паника нарастала... Зерна не было!!!

* * *

Самара. 25 сентября. 1896 год.

В известной самарской ресторации собирался в основном деловой и чиновный люд губернской столицы. В обеденное время переполненный зал разделялся по интересам: в левой, солнечной стороне, окнами выходившей на центральную улицу, собирались купцы и промышленники, в правой — вели чинные беседы судейские и биржевики.

Очень редко встречались столики с беззаботными студентами — цены в ресторации были кусачими. Немногие могли позволить себе и отдельные кабинки. Одна из них была забронирована главой торгового дома "Н.Е. Башкиров с сыновьями".

— И откель он только взялся, бисов сын, — пробурчал, с натугой отломив ногу прожаренного гуся, старший Башкиров...

Дородный, багроволицый мужчина, одетый в светлую "тройку" добротного немецкого сукна, был одним из самых богатых людей Поволжья.

— Да бог его знает, Николай Евстрафьевич — нацелился на оставшуюся ляжку его собеседник, не менее известный самарский мельник Шадрин. — Вроде бы, из Уфимской губернии...

Худощавый, с острым носом и глубоко посаженными глазами, он мало чем уступал своему сотрапезнику в хитром искусстве торговли зерном.

— У меня на мельницу за три дня сто подвод всего зашло, — невнятно сказал Башкиров, вытирая салфеткой лоснящиеся от гусиного жира губы. — Да и у тебя, Александр Фролович, чай, не больше?

— Да откуда большему-то взяться, — огорчение в голосе не мешало увлеченно разделывать копченую стерлядку. — Весь хлеб, чтоб им пусто было, под себя загребли.

— Не сиделось ему у себя, вылез на свет белый из своей берлоги, — продолжал жаловаться Николай Евстрафьевич, не забывая, впрочем, пополнять фужер дорогим испанским вином. — Чай, не мальчик уже.

— Так, по слухам, не он хозяйствует, — делился сведениями Шадрин, наливая из того же графина, — а младший — Дениска.

— Да-а, хороший волчонок подрастает. — Башкиров ловко подцепил с блюда скользкого угря и окунул прямо в соусницу. — Ну, ничего, скоро зубки-то подвыбьем...

Этой осенью у извечных соперников появился общий интерес: высокая цена на зерно не оставляла простора для привычных спекуляций, да и для собственных мельниц хотелось закупаться подешевле.

После того, как открылись первые хлебные базары, неожиданно проявилась нерадостная картина: и без того невеликий урожай, почти вполовину был скуплен уфимским купцом Черниковым. И, что самое плохое, он явно не торопился его продавать. Цена на бирже взлетела до двух рублей за пуд и стремилась дальше.

Маклеры Калашниковской биржи, что в Петербурге, слали панические телеграммы — горели контракты с чухонцами и остезийскими немцами. Стоял фрахт по Волге и владельцы барж грозились штрафами.