— Не думаю... — начала Омонье.
— Она может быть нам полезна, — сказал Дрейфус, немного приходя в себя. — Но если она хочет сыграть свою роль, ей нужно знать все это.
— Я с этим не согласна, — сказала Бодри.
— Вы и не обязаны, — сказал Дрейфус.
Со вздохом Омонье кивнула одному из аналитиков. — Самые последние прогнозы — с учетом пятьдесят четвертой смерти.
Аналитик сделал быстрый, ловкий колдовской жест. На стене загорелся график, спроецированный прямо на темное, покрытое лаком дерево. Россыпь из пятидесяти четырех точек была сгруппирована внутри пучка изогнутых линий, делающихся круче слева направо. Строки были снабжены множеством размытых символов, но чем больше Талия щурилась, тем меньше они попадали в фокус.
— Префект Дрейфус говорит, что у вас есть характер, — сказала Омонье. — Давайте посмотрим на это.
Талия еще немного поглядела на график. — Я не могу прочитать аннотацию, — сказала она. — Я полагаю, это как-то связано с дислексией в сфере безопасности. Но я узнаю экспоненциальную кривую, когда вижу ее. Как далеко мы продвинулись по оси времени?
— Четыреста дней, достаточно близко, — сказал Дрейфус.
— Являются ли обе оси линейными?
— Да, — сказал Роберт Тан.
Талия кивнула. — Тогда, похоже, ваша кривая достаточно хорошо аппроксимируется значением e в степени x, где x — это количество дней, деленное на сто. Давайте посмотрим. Вы окажетесь с сотней случаев примерно на четыреста шестидесятый день или всего через два месяца, что кажется вполне выполнимым. Время удвоения у вас примерно семьдесят дней, что означает тысячу случаев примерно через двести девяносто дней, а две тысячи — еще через семьдесят дней после этого. Я уверена, что слишком упрощаю это, но...
— Вы ухватили самое главное, — сказала Омонье. — Исходя из нынешней ситуации, мы потеряем всю популяцию Сверкающего Пояса менее чем за четыре года. Половина населения погибла бы всего за семьдесят дней до этого момента. К тому времени не осталось бы ничего, напоминающего цивилизацию. Важнейшие службы, от безопасности до управления жизнеобеспечением, давно бы уже вышли из строя. По некоторым прогнозам, конечная точка будет пройдена, когда мы потеряем одну десятую часть населения менее чем за три года. Лично я считаю, что это оптимистично. Паника началась бы задолго до этого, и контроль за ней был бы далеко за пределами наших возможностей. Мы — крошечная доза порядка в политическом организме, постоянно находящемся на грани хаоса.
— Но до этого ведь не дойдет, не так ли? — спросила Талия, оглядывая присутствующих. — На данный момент зарегистрировано всего пятьдесят четыре случая. Окажется, что в этих людях есть что-то особенное, что-то, что предрасполагает их к ... чему бы это ни было.
— Если и есть, — сказала Бодри, — то мы его еще не нашли.
— Закройте график, — сказала Омонье аналитику, прежде чем снова перевести взгляд на Талию. — Префект Дрейфус говорит, что вы могли бы быть полезны для нас, Нг. Быстры, находчивы и способны налаживать связи.
— Я бы хотела помочь, мэм, если смогу.
— Я намерена извлечь максимум пользы из этой прискорбной ситуации. — Она продолжала одаривать Талию своим долгим, пристальным взглядом. — С этого момента вам будет предоставлено испытательное повышение до полевого префекта первого ранга, а также допуск к работе с панголином и полный доступ ко всем материалам, относящимся к Лесному пожару.
— Это в высшей степени неортодоксально, — сказала Бодри.
Омонье улыбнулась женщине, сидевшей справа от нее. — Ортодоксально это или нет, Лилиан, это мое решение.
Тан и аналитики опустили глаза на свою работу.
У Талии пересохло во рту. Она чувствовала себя обязанной что-то сказать. — Спасибо, мэм.
— Не благодарите меня, — резко сказала Омонье. — Я собираюсь сделать вашу жизнь значительно менее приятной.
— Ей понадобится команда, — сказал Дрейфус.
Омонье кивнула. — И обычно я бы назначила двух помощников к любому префекту, работающему над аналогичным сложным делом, но в данном случае соображения безопасности остаются первостепенными. Ей придется довольствоваться одним подчиненным. У вас есть кто-нибудь на примете?
Талия подумала о подающих надежды помощниках префекта, которых она заметила в столовой и тренировочных залах.
— Вы будете работать с Банкалом. Я понижаю его с полевого префекта первого ранга до заместителя полевого третьего ранга, с немедленным вступлением в силу.
Талия взглянула на Спарвера, не зная, что сказать. Даже произнесенного вслух извинения казалось недостаточным.
— Считайте это временным понижением в звании, Банкал, — продолжала Омонье, — в качестве дисциплинарного взыскания. Вы будете отчитываться перед Нг и помогать ей в расследовании. Можете сохранить допуск к панголину.
— Это очень великодушно с вашей стороны, — сказал Спарвер.
— Не будьте легкомысленным, Банкал. Я рассчитываю на ваше полное и непоколебимое сотрудничество в этом расследовании. Это понятно?
Спарвер опустил голову, очевидно, до него дошла суровость ее выговора.
— Все понятно, мэм. Приношу извинения за свою ошибку.
— Хорошо, пожалуйста, не делайте второй. Мне нужно, чтобы вы были готовы и могли пережить следующую смерть, когда бы она ни произошла. А пока можете сопровождать Нг обратно к веретену Шига-Минц.
— Чтобы взять интервью у жены? — спросила Талия, испытывая головокружение от внезапной перемены в ее звании и обязанностях.
— Немного больше. Некоторое время назад Гизелин Броннер обратилась с официальным запросом о защите, помимо мер безопасности, принятых местными констеблями.
— Значит, она что-то знает, — сказал Дрейфус, и в его голосе прорезался проблеск надежды.
В голосе Омонье надежды было меньше. — В любом случае, это не та просьба, которую мы можем позволить себе проигнорировать. Но с этим нужно обращаться деликатно. Мы не хотим, чтобы констебли почувствовали, что происходит что-то необычное, или что их возможности поставлены под сомнение. В ближайшие дни они понадобятся нам как союзники по всему Сверкающему Поясу и поэтому не должны чувствовать себя ущемленными.
— Думаю, что справлюсь с этим, мэм, — сказала Талия. — С помощью Спарвера, конечно.
— Вам лучше уйти, — сказала Омонье. Затем она повернулась к маленькому аккуратному Тану. — Приготовьте порцию панголина для Нг. Она может принять его немедленно, чтобы структуры внедрились, пока она спит. Наслаждайтесь своим последним хорошим ночным отдыхом, Нг. Когда откроете глаза, то проснетесь в нашем мире.
Талия вспомнила, каково это — держать голову мужчины. — Я уже в этом участвую, мэм, и не думаю, что мне это очень нравится.
Джулиуса и Калеба вызвали обратно в Шелл-Хаус в середине утра.
— Я знаю почему, — сказал Джулиус. — Это доктор Стасов.
— Это может быть что угодно, — сказал Калеб.
— Нет, — сказал Джулиус, отстаивая свои права перед своим более крупным и уверенным в себе близнецом. — Я знаю, что это он. После того, как ты ушел к белому дереву, я слонялся по дому. Дверь в отдельный коридор была открыта, и я прошел по нему.
— И? — спросил Калеб.
— Я встречался с доктором Стасовым. Он уже был здесь.
— Если это еще одна из твоих глупых историй, как с Урсами...
— Я видел его. Прошел мимо двери и увидел его, лежащего на кровати. Он спал, лежа на спине, в одежде и с сумкой рядом с кроватью.
— Спал?
— Я же не собирался его будить, не так ли? Слышал, как приближается Ларчер, и не хотел, чтобы меня застали. Но я говорю тебе, что Паучьи пальцы здесь. Как он мог спать на кровати, если его здесь не было?
— Ты видел только скомканную черную одежду.
— Через минуту ты мне поверишь, — сказал Джулиус. — Сегодня с нами что-то случится, вот увидишь. Что-то связанное с машинами, которые он установил в нас в прошлый раз.
Мальчики пересекли лужайку и остановились перед приподнятой каменной террасой, выходившей на изогнутые, органичные линии Шелл-Хауса. Их мать и отец уже стояли на террасе, отец был бесстрастен, у матери был тот слегка встревоженный, сомневающийся взгляд, который они все чаще видели в последнее время. Позади них ждал Ларчер — стройная сужающаяся кверху серебряная статуя с четырьмя руками, похожими на шланги, свисающими по бокам.
За домом, сквозь окрашенные в зеленый цвет грани купола, окружавшего их владения, сияли, как далекий сон, шпили и башни Города Бездны.
— Доктора здесь нет, — прошептал Калеб.
— Вот и он, — сказал Джулиус.
Доктор Стасов вошел через двойные двери, выходившие на террасу. В одной руке он держал свою сумку. Она провисла так сильно, что почти касалась земли, когда он шел, выводя его из равновесия.
Калеб бросил на Джулиуса взгляд, выражающий неохотное одобрение.
— Встаньте прямо, вы оба, — сказал отец. — Покажите доктору Стасову, как хорошо у вас идут дела.
Стасов откинул прядь седых волос со своих темных глаз. Они были с розовой каемкой, не сфокусированные.
— Раньше мне было трудно отличить их друг от друга, — сказал доктор Стасов дрогнувшим голосом. — Но сейчас уже проще. Они превращаются в самостоятельных молодых людей.
Даже Джулиус осознавал растущие различия между ними. Они никак не были однояйцевыми близнецами, но когда были поменьше, их легко было принять друг за друга. Однако теперь Джулиус отставал, Калеб был выше, массивнее и шире в плечах и груди. У обоих были серо-голубые глаза, но у Калеба они были более стальными, и в их взгляде было что-то уже более дерзкое, отражавшееся в вызывающей, самоуверенной линии его подбородка.
На них были только шорты. Их колени были перепачканы, распущенные светлые волосы растрепаны. Пока Ларчер не позвал их обратно в дом, они карабкались вверх и вниз по огромному полому стволу белого дерева, играя среди запутанного лабиринта его корней и ветвей.
— Слишком быстро растут, — сказал отец. — Им не повредит немного меньше времени возиться в саду, немного больше времени проводить в классе.
— Они мальчики, — сказала мама.
— Вы достигли здорового баланса между образованием и развитием, — сказал доктор Стасов, дипломатично кивнув обоим родителям. Сам доктор Стасов был одет в черное, компенсируемое только белым воротничком с манжетами, а мать и отец были одеты в строгие наряды социальной элиты Города Бездны.
— Как вы думаете, они готовы к этому? — спросил отец.
— Я не сомневаюсь, мистер Вой.
— А как насчет вас, Джулиус и Калеб? — спросил отец. — Вы готовы узнать что-то новое?
Мальчики ответили почти в унисон.
— Да, отец.
— Прежде чем мы начнем, — сказал отец, — покажите доктору Стасову, насколько хорошо вы адаптировались к первой интеграции. Оденьтесь сами. Сделайте оперение.
Джулиус и Калеб переглянулись, ни один из них не смог сдержать улыбку из-за тривиальности этого вызова. Они на мгновение закрыли глаза, скорее по привычке, чем по необходимости, сигнализируя о концентрации. Затем каждый опустил руку вдоль своего тела. Там, где проходили их руки, из воздуха сгущались узоры цвета и фактуры, нити и их переплетения собирались в расширяющуюся полосу ткани, которая окутывала каждого мальчика чем-то вроде халата. Когда одежды поднялись чуть выше их колен, мальчики убрали руки и прижали их к бокам, словно ожидая проверки.
Их одежды переливались металлическими оттенками: серебристые для мальчика побольше, золотые для мальчика чуть поменьше. Легкий ветерок гулял по окрестностям Шелл-Хауса, и одежды колыхались, как будто они были настоящими.
— Впечатляет, — сказал доктор Стасов, едва шевеля губами. Как и одежда, которую он носил, он состоял из монохромных контрастов. Его кожа была пепельно-белой, рот — дырой с серым ободком, глаза — черными туннелями. Его серебристые волосы были низко зачесаны на глаза. Пальцы у него были длинные, костлявые, бледные, и, казалось, на них было на один или два сустава больше.
— Их контроль становится более гибким, у них обоих, — сказал отец. — Это рудиментарное оперение, но с практикой оно улучшится.
— Так будет лучше, — сказала мама, кивая на стену купола, на сверкающие шпили за ней. — Есть город и мир, которые ожидают от вас большего, чем салонные фокусы. Теперь вы Вой. С этой фамилией приходит бремя ответственности.
— У них есть время научиться, — сказал отец, залезая в свой карман — глубокий физический карман в физической одежде — и вытаскивая толстый темный стержень длиной примерно с его предплечье. Он держал его перед собой только одной рукой, сухожилия на его запястье были натянуты, как тросы моста.
— Что это? — спросил Джулиус.
— Возьми это, и я объясню.
Все еще в своем оперении, Джулиус шагнул на край террасы и взялся за него обеими руками. Он был тяжелее, чем казался на вид.
Калеб наблюдал.
— Это податливый посох, — сказал отец. — Тренажер, изготовленный из твердого трансформируемого материала.
— И что я, по-вашему, должен с этим делать? — спросил Джулиус, чувствуя, что доктор Стасов смотрит на него сквозь завесу волос, как наблюдатель за водопадом.
— Посох будет реагировать на команды жестами, — сказал отец. — Но это грубый, бесхитростный способ контролировать его. Прекрасно, если ты хочешь сделать стул или открыть проходную — но ты можешь сделать и кое-что получше. Достаточно одной твоей воли.
— Я не понимаю, каким образом, — сказал Джулиус.
Отец улыбнулся с натянутым терпением. — Сосредоточь свое внимание на податливом посохе. Обхвати его своими мыслями, заключи в них и представь, как он может растягиваться или изгибаться под давлением этих мыслей. — Он сделал ободряющий жест. — Продолжай. Посмотрим, сможешь ли ты заставить его немного согнуться.
Джулиус уставился на посох, и на его лбу появилась морщинка. Он отпустил левую руку, держа ее ближе к концу правой, как это делал его отец, и попытался заставить ее согнуться. Но посох казался мертвым и инертным в его руке. Его мысли разбивались о него, как волны о скалу.
— Думай только о посохе и только о том, как его согнуть, — сказал отец, ободряюще понизив голос. — Доктор Стасов раскрыл возможности вашего нейронного аппарата, но вы должны научиться управлять им.
Джулиус смотрел и смотрел, но посох упрямо не желал меняться.
— Почему это так трудно? — жаловался он.
— Будет легче, когда ты научишься, — сказал отец. — Но посох не отреагирует на плохо сформулированную инструкцию или мимолетную прихоть. Было бы слишком опасно, если бы это произошло.
— Ты мог бы сделать с кем-нибудь ужасную вещь, — удивленно сказал Калеб. — Порубить их на кусочки или что-нибудь в этом роде. Раздавить их. Ты бы не хотел, чтобы это случилось, не так ли, Джулиус?
— Заткнись, Калеб, — сказал Джулиус. — Ты такой умный, что заставишь его сгибаться. — Он вручил — вернее, ткнул — податливый посох в руку своего брата.
— Я же говорила вам, что они не были готовы, — призналась их мать. — Мы должны попросить доктора Стасова отменить разрешение, дать им больше времени.
— Ты же знаешь, как неудобно врачу назначать такие встречи, — сказал отец.
