Штабс-капитан Круглов

Сергей вздрогнул, услышав гортанные голоса, раздавшиеся за тонкими, почти фанерными стенками их темницы. Налетевшие на их поезд разбойники перестреляли солдат, обобрали пассажиров и в довершение невзгод забрали с собой несколько человек, самого Сергея, приказчика торгового дома Пруста из Красноярска, и еще двоих чиновников, проходящих по ведомству путей сообщения.

Один из железнодорожников, который получил ранение острым как бритва, громадным кинжалом, лежал рядом с Кругловым. Рана на ноге воспалилась. От намотанных тряпок распространялся отвратительный запах гнилости. Больной метался в забытьи, звал маму. Понимая, что не может ничем помочь бедолаге, Сергей чувствовал себя совершенно бессильным, и старался не замечать стенаний.

Пленники сидели в темноте уже третий день. Поесть хунхузы дали им всего один раз, в первый день, но такую невероятную бурду, съесть которую Сергей не сумел. Впрочем, сейчас он уже неоднократно пожалел о своей брезгливости.

-Вы не знаете, что они говорят? — Наконец не выдержал Круглов и склонился к дремлющему возле него приказчику.

Бывалый путешественник оторвал голову от сырой стенки, прислушался. — Не разобрать. Похоже, кого-то ждут.

-Скорее бы. — Не выдержал Круглов.

-А чего скорее?— С плохо скрываемым отчаянием отозвался коммивояжер. — Скорее нас на корм собакам пустят?

-Позвольте, но отчего?

-Да оттого, милостивый государь. — Окрысился сосед. — Выкупать нас некому. Это за них, дорога может, чего и заплатит, а за нас с вами, радеть некому. Вздернут на первом суку, всего делов.

Мрачный прогноз вызвал у Сергея неприличное волнение в животе. Он смущенно оглянулся, однако никто даже не обратил внимание на это проявление физиологии организма.

-Не может быть. Такого быть просто не может... — Как заклинание повторил он про себя. — Непременно должно что-то случиться. Нас, наверняка спасут. Отыщут. Казаки, разгонят этот сброд и освободят".

Тягостное ожидание перемежалось чуткой , похожей на забытье дремотой.

День начал клониться к вечеру. Понять это Сергей сумел по лучику солнца, переместившемуся к проделанной в доске щели.

Крики, стук копыт и негромкое ржание прозвучали внезапно. Сергей открыл глаза и прислушался. Но тут дверь в темницу заскрипела и распахнулась.

-Ходи вон. — Визгливо проорал низкорослый китаец, стоящий в светлом квадрате проема. Он лязгнул затвором винтовки и угрожающе наставил ствол на сидящих вдоль стены пленников.

В солнечном сплетении у Круглова застучал молоточек, потекла по спине струйка липкого пота. Он приподнялся и тут же присел вновь, не чувствуя ног.

-Помогите, господин военный. — Хрипло окликнул его один из железнодорожников, осторожно поднимающий своего потерявшего сознание товарища.

Сергей осторожно, преодолевая брезгливость, ухватил дряблую руку раненого.

Вдвоем они с трудом подняли мужчину и вынесли в узкие двери фанзы.

Опустив бесчувственное тело на жухлую траву, остановились.

-Моя твоя режи. — Оскалил в улыбке кривые зубы желтолицый разбойник и добавил непонятное слово по-китайски.

Стоящие гурьбой хунхузы весело загоготали. Один из них поднял короткую винтовку с примкнутым к стволу плоским штыком и проорал, указывая на лежащего. — Плати нет, убивай.

— Что он говорит? — В ужасе застыл Круглов, пытаясь осознать смысл исковерканной фразы.

И тут произошло страшное. Китаец легко словно играючи коснулся слегка выпирающего из под натянувшегося сюртука живота железнодорожника.

Блестящее лезвие, словно хитрая игрушка фокусника, исчезло до половины, и вновь появилось наружу. А следом за ним, с легким шумом и всхлипыванием выглянуло нечто вишнево сизое. Мгновение, а потом из отверстия в животе хлынул фонтанчик темной почти вишневой крови.

Человек вздрогнул, распахнул глаза и задергался в мелкой дрожи, забрызгивая все вокруг мелкими каплями крови.

Хунхуз оскалился еще сильнее и шагнул к приказчику. Вскинул винтовку, и стремительно, словно дятел, заколотил окровавленным острием штыка в грудь приказчика. Он успел нанести не менее десятка уколов прежде чем мужик дернулся, выпучил глаза и медленно, как будто собираясь плясать барыню, развел в стороны мосластые ладони. Однако не закончил. Плавно опрокинулся на спину, коротко дернул ногами и затих.

Волна ужаса пронзила все существо вольноопределяющегося. Сергей втянул голову в плечи, и крепко, до боли в глазницах сжал веки. — Сейчас я проснусь, сейчас... — Забормотал он, но оборвал себя и лихорадочно зачастил первые слова молитвы. — Иже еси, иже еси...

Вспомнить, что дальше не сумел, да и не пытался. Вспыхнуло в плотно сжатых глазах багровое пламя. Внутренний взор озарился нестерпимо ярким светом, а в голове прозвучал звон могучего колокола. И в то же время увидел все происходящее с ним целиком, словно с высоты птичьего полета.

Веселящиеся хунхузы, кровавые пятна, расплывающиеся из под распластанных тел, и он сам, замерший перед готовым пронзить его штыком низкорослого убийцы.

Изображение стало расти, приближаться, набирать резкость. И вдруг в голове что-то лопнуло, взорвалось. А после наступила восхитительная ясность и пустота.

Сергей распахнул глаза, и едва приметно сдвинул плечо с висящим на одной нитке погоне чуть вбок. Едва заметно, однако этого хватило, чтобы стальное лезвие скользнуло по суровому сукну гимнастерки, не причинив ни малейшего вреда. Китаец, охнул, потерял равновесие и посунулся к пленнику.

Удар локтя вонзился прямо в поросший черными волосиками висок. Кость хрустнула.

Дальнейшее слилось в сплошную полосу. Рука Сергея скользнула вниз, пальцы сжались, обхватив ствол, мгновенный перехват, и разворот.

Передернуть затвор и наставить оружие на ватагу китайцев хватило доли секунды. Выстрел, рывок затвора, новый выстрел, и снова скупой стук затвора. Пять пуль, выпущенных почти с пулеметной скоростью отыскали свою цель, словно стрелок долго и тщательно выбирал мишень, а не стрелял с бедра.

Последнего из китайцев достал штыком. Плоское лезвие с хрустом вонзилось в обтянутую синей курткой спину рванувшегося прочь хунхуза, ушло на всю глубину. Легкий поворот кисти, и рывок. Китаец дернулся и повалился на своих товарищей.

Круглов замер, внимательно озирая поле сражения, задержал взгляд на неподвижных телах пленников, и вновь уставился на расстрелянных им хунхузах. Прошла секунда, другая, и вот один из недостреляных разбойников шевельнулся.

Сергей и сам не заметил, как вскинул винтовку. Выпад, удар, и мгновенное, с вложением всего веса удержание. Ствол дернулся, передав агонию умирающего.

-Кончено. — Прохрипел Круглов пересохшим голосом. — Вот так... А то хунхузы, хунхузы. Он не закончил.

Одна половина его сознания отлично сознавала, что произошло нечто из ряда вон выходящее, немыслимое. Он, вольноопределяющийся Сережа Круглов, вчерашний студент, и мямля, не обидевший за все свои двадцать два года и мухи, только что, совершенно хладнокровно и даже с некоторым изяществом убил шестерых . Казалось бы, ему следовало ужаснуться этому факту. Однако ничего подобного. Не дрожат руки, не подступает к горлу предательская тошнота. И полная, неколебимая уверенность в своей правоте и верности всего сделанного.

А другая часть естества совершенно независимо от него самого внимательно оценивает ситуацию. Прикидывает количество трофейных боеприпасов, стволов, пути возможного подхода подкрепления к выведенному из строя неприятелю, и конечно же просчитывает возможное развитие ситуации.

Попытка Сережи впасть в прострацию не удалась. Второе я неуловимо, но жестко взяло управление телом и эмоциями в свои руки.

...Проверить карманы, собрать оружие, провиант. На все про все пять минут. Второе, просчитать ориентиры, выбрать направление, и уходить. Не забыть уложить всех, и правых и виноватых в фанзу, а затем подпалить.

... Хоронить некогда, а запутать возможных преследователей не помешает... — Сложились в план короткие, словно приказ мысли.

— Ротмистр Михайлов. — Мужчина, отодвинул в сторону бумаги. — Присаживайтесь, господин Круглов. Располагайтесь, только..., на стульчик... Больно костюм ваш, того... Вы уж простите великодушно, что вынужден был определить вас на эти два дня под арест, голубчик. Однако...Судите сами, возможно ли тому, что вы написали без дознания верить?

Офицер вынул из ящика стола несколько скрепленных листков. Отставил их на длину руки и прочитал густо обведенный чернилами абзац: Вот...Примерно в семнадцать часов тридцать минут я снес убитых хунхузов и своих спутников в фанзу, а после подпалил строение. Дождавшись, когда огонь принялся, двинулся на юго— восток...

-Часики, кстати, пристав в опись не внес, неужели запамятовал? — Ротмистр скупо улыбнулся.

-Часов, у меня не было. — Отозвался Сергей, которому быстро надоели неловкие попытки следователя выловить несоответствия в его рассказе. Прошедшего по глухой Уссурийской тайге почти два десятка километров , и чудом выбравшего к железной дороге вольноопределяющегося подобрала дрезина с патрулирующими участок пути стражниками. Выслушав историю чудесного спасения, его доставили в Уссурийск, а после короткого допроса и во Владивосток. В итоге он уже третий день сидел в камере караульного помещения комендатуры на Беговой улице. Еще в первый день Сергей скрупулезно и чистосердечно описал на бумаге все произошедшее с ним, а вот теперь ждал решения совей судьбы.

Да вы не сердитесь, голубчик. — Сменив тон, произнес ротмистр. — Все уже прояснилось. Прибыл ответ из Петербурга, доставлен и рапорт атамана казачьего отряда, коий был направлен в указанное вами место. Все подтверждается. Остается только аплодировать вашей удачливости и фортуне. Виданное ли дело... Семерых хунхузов один, голыми руками... А после не заплутал, выбрался... Чудо... Истинное чудо.

-Ваше благородие..., господин ротмистр. — Сергей покосился на свои заскорузлые, серые от грязи руки. — Возможно, теперь мне будет позволено как следует вымыться и поменять одежду. Простите грубость слога, завшивел уже.

— Непременно..., голубчик. Распоряжусь. Меня, кстати, Василием Степановичем звать... Прошу уж попросту, без чинопочитаний. — Жандарм глянул на торчащие в разные стороны волосы Круглова, на плохо промытую кожу лица. — А кто-же вас надоумил от гнуса глиной уберечься. Мошка сейчас страх как лютует. В получас так обработает, что и глаз не видать...

-Не знаю. — Вновь пожал плечами Сергей. — Когда в лес глубже зашел, увидел на откосе слой, ну и обмазался. Может, читал где?

А вы в студенчестве стрелковым делом увлекались? В обществе поди состояли? Наверное призы брали? — Мимоходом, как о чем-то малозначащем поинтересовался чиновник.

Господин ротмистр, Василий Степанович. — Не выдержал Сергей. — Вы ведь человек опытный, умный, много переживший. Отчего-ж другим в таком качестве, как сообразительность, отказываете? За дурачка держать изволите?

-Это как? Объяснитесь, сударь. — Дернул пышным усом Михайлов.

-Сами обмолвились, что запрос из столицы вернулся. Наверняка и про настроения мои, да и предпочтения в нем осветили. От раннего детства до самого последнего дня в качестве партикулярном... Так зачем спрашиваете, коли доподлинно ведаете, что я с оружием дел отродясь не имел.

Странное дело, щекастая физиономия жандарма порозовела. Ротмистр явно смутился проницательности собеседника. — Вот как? — Протянул он цепко взглянув на простоватое лицо бывшего студента. Отметил легкий пушок на щеках, и едва приметные юношеские ямочки. — А коль вы себя таким почитаете, скажите, отчего меня за умного человека держите? — С усмешкой произнес он, и двинул тяжелое кресло, почти касаясь им золоченого багета портрета императора.

Сергей и сам слегка удивленный вырвавшимся словам, выдержал насмешливый взгляд. У него было достаточно времени, что бы обдумать произошедшие с ним перемены. Впрочем, по здравому рассуждению он списал их на перенесенный стресс. Избежав верной смерти, он справедливо решил, что пережил второе рождение. Оттого не слишком удивился возникшей в нем рассудительности и некоторой философичности.

— Отчего? — Повторил он, — не могу сказать... Я лучше озвучу свои наблюдения, а вы уж сами скажете, мог-ли я рассудить иначе.

-Ну не томите, жду. — Ротмистр щелкнул серебряным портсигаром, вынимая папиросу. — Курить изволите?

-Итак. — Сергей решил прислушаться к голосу интуиции и приступил к изложению. — Судя по тому, как гравировка в ознаменование тридцатипятилетнего юбилея на вашем чудесном портсигаре стерта, пятый десяток вы уже с год как разменяли. Теперь о личном... Овдовели не столь давно. След от колечка на пальце еще не прошел. Однако примириться с тем еще не можете. Потому и дочку, она на супругу вашу покойную похожа, более всего почитаете. Фото ее ближе других у вас на столе. При всем том человек вы жесткий. Складки на губах выдают. Но стараетесь казаться мягче. Когда для дела требуется, и простаком показать себя не брезгуете. Но это, к слову...Теперь о другом. — Наблюдатель прищурился. — Не извольте гневаться, но не все, что скажу вам может понравится.

Ротмистр не ответил, а только махнул ладонью. — Гадайте уже...

-Служба ваша не задалась. Хотя с гвардии начинать изволили. Потому как на темляке знак виден... В пограничную стражу из гвардии перешли. Это по медалям и орденам прочесть смог.

А в жандармах недавно. Причины в том какие не могу судить, однако скорее личные. Все потому, что не в третье отделение, а в отделение к политическому сыску отношения не имеющему...

-Может достаточно? — Не выдержал оракул, заметив, как потемнело лицо слушателя.

-Хватит. — Угрюмо буркнул ротмистр. — Все правильно говоришь. Впрочем никакого секрета и нет. Все дело в зоркости. Логично. Хотя, признаюсь, не ожидал от столь юного человека этакой наблюдательности.

— Верно отметили. Служил в приграничной страже... Хунхузов гонял, контрабандистов, спиртоносов. Грозой их считался на всем Приамурском крае. ...А как Мария Петровна в прошлом году умерла. На пароходе из гостей... возвращалась голубушка, а тут хунхузы. Признал кто-то в ней супругу мою. Там и порешили.

Похоронил я ее и со службы ушел. Не смог больше по закону то... — Ротмистр с некоторой досадой прикусил ус, и щелкнул пальцами. — Разбередили вы, молодой человек, рану... — Что до службы нынешней, тоже в точку... отдел мой шпионскими делами заведует... По мере сил стараюсь с этой напастью бороться.

Да вы не моргайте так. — Обратил Михайлов внимание на то, как изменилось лицо Круглова при этих словах. — Никто вас за шпиона не держит. Пустое. Японцы куда более грубо работают. Да им китайцев хватает. Они вообще себя здесь, словно у себя дома чувствуют.

-Отчего? — Сергей, чувствуя неловкость за свою невольную проницательность, поспешил увести разговор в другую плоскость.

-А кому с ними воевать? Я да еще три калеки. Вот и весь полк... — Ротмистр поперхнулся. — Послушайте, как это вам удалось? Вместо того, чтобы допрос снимать, я вам сам душу раскрываю?

-Василий Степанович...— Круглов взглянул на сидящего перед ним офицера с искренней симпатией. — Честно скажу, иной раз сам удивляюсь. Последние дни словно не я а кто-то другой... Лет на сто мудрее и опытнее. Не понимаю. Впрочем... если никаких претензий ко мне не имеется, скажите, когда я смогу продолжить путешествие к месту будущей службы?