— Полагаю, второе тебе нравится больше.
Мирока спрятала пистолет обратно под пальто, клапан которого прикрывал ее руку и рукав.
— Держись позади меня. Не стреляй ни в кого, пока я этого не сделаю.
Они пошли по коридору, минуя купе справа. Первые два были пусты, а в третьем находился только один пассажир — молодая женщина, выглядывавшая из окна. Неоновые Выси проплывали мимо размытым дождем пятном смешанных цветов, череда реклам и слоганов переходила в стремительный электрический белый цвет по мере того, как поезд набирал скорость. Следующее купе было пустым, а в следующем за ним находились двое мужчин, которые курили и смеялись. Следующее и последнее купе в этом вагоне тоже было пустым, на сиденьях лежала только пара выброшенных газет. Теперь Кильон чувствовал, как спускается поезд, петляя против часовой стрелки по длинной пологой спирали, врезанной в бок Копья, теряя лигу высоты за каждые тридцать лиг, которые он проезжал по рельсам. Ему предстояло пройти еще долгий путь, прежде чем он достигнет земли. Он не хотел думать о том, как далеко это было.
Мирока остановилась на повороте коридора, выхватила пистолет и завернула за глухой угол. Кильон подождал, пока она кивнет ему, и последовал за ней через раскачивающиеся соединительные трубы между двумя вагонами. Затем она придержала его, поворачивая в следующий коридор.
— Чисто, — тихо сказала она.
Они двинулись вдоль следующего ряда купе. И снова некоторые из них были пусты, а некоторые частично заняты. Только одно, второе от них, было почти полно, где пятеро шумных бизнесменов обменивались историями, воротнички их рубашек и галстуки были ослаблены, в воздухе висел запах вечерней попойки. В соседнем купе сидели мать и дочь, выпрямившись на своих сиденьях, на девочке была шляпка, на матери — вуаль, закрывавшая верхнюю половину лица, обе они были одеты в тщательно продуманную официальную одежду, которая выдавала в них респектабельных граждан Паробурга, возвращающихся из того, что, должно быть, было трудной и дорогостоящей экскурсией на Неоновые Выси. На коленях матери, прижатый к ней так, словно это был самый ценный артефакт во вселенной, лежал большой коричневый конверт. Девочка была бледна, худее, чем следовало бы, и ее била постоянная дрожь. Мать, вероятно, не смогла бы позволить себе расходы на полноценную операцию в Неоновых Высях, но у нее могли быть средства, чтобы оплатить набор рентгеновских снимков, предназначенных для того, чтобы направлять руку доступного хирурга в Паробурге.
Он хотел поговорить с ними. В его сумке были инструменты для проведения базовых тестов неврологических функций. Даже если он ничего не мог сделать для девочки, он мог, по крайней мере, развеять сомнения матери, заверить ее, что она сделала все, что могла.
Должно быть, он заколебался. Девочка повернулась, чтобы посмотреть на него через стеклянную перегородку. Мать встретила его пристальный взгляд, глаза ее были темны и непроницаемы за вуалью, но в складках вокруг ее рта были невыразимая печаль и смирение. Сухожилия напряглись на тыльной стороне ее ладоней, сжимавших конверт с ужасающим грузом медицинской правды.
Затем Мирока оглянулась на него, призывая следовать за собой.
— Мне жаль, — одними губами произнес Кильон, как будто это имело значение.
Затем из-за поворота коридора, позади Мироки, появился мужчина. Он увидел, как она дернулась, готовая выхватить пистолет. Мужчина был одет в фуражку и жилет железнодорожного служащего. Он был ниже ростом и массивнее, чем фигура, которую они видели на платформе, его тело занимало всю ширину коридора. В руке у него была машинка для компостирования билетов, в другой — карманное расписание.
— Буду у вас через минуту, — крикнул мужчина, прежде чем открыть дверь первого купе и исчезнуть внутри.
Мирока продолжала двигаться. В четвертом купе был только один человек, который крепко спал, а в пятом никого не было. Контролер поговорил с кем-то, кто находился в шестом купе; послышался звук пробивки его билета, а затем он вышел обратно в коридор, где его встретила Мирока, стоявшая там, все еще засунув одну руку в карман пальто, и Кильон позади нее, держа ангельский пистолет вне поля зрения.
— Если бы я только мог взглянуть на ваши билеты, — сказал контролер, — тогда вы могли бы сразу вернуться в свое купе.
Мирока сунула другую руку в карман пальто и достала билеты. Контролер забрал их у нее и прищурился по всей длине своего носа, сузив глаза за стеклами очков. — Думаю, вам нужно повернуть, — сказал он, не без сомнений. — Похоже, вы перестарались со своим купе в третьем вагоне. Полагаю, вы возвращались из вагона-ресторана?
— Думаю, да, — сказала Мирока.
Контролер ткнул пальцем через плечо. — Там сзади везде первый класс, до самого конца поезда. — Он поднес компостер к билетам и сложил их вместе, затем вернул Мироке, сияя от удовлетворения хорошо выполненной работы.
— Нам нужно пройти мимо вас, — сказала она.
Приятное поведение начало давать трещину. — Возможно, вы не совсем поняли меня, мисс. Эти ваши билеты только второго класса. Вам действительно нечего делать в секции первого класса.
— Откуда вы знаете о нашем бизнесе? — спросила Мирока.
— Давайте не будем раздувать это больше, чем нужно. Вы неправильно подсчитали количество вагонов, вот и все. Простая ошибка, это мог сделать любой. Вам просто нужно повернуться и...
Все произошло слишком быстро для Кильона. Только что контролер смотрел на Мироку сверху вниз, а в следующее мгновение она направила пистолет-пулемет прямо ему в лицо, дуло уперлось в мясистый бугорок его щеки. Контролер уронил компостер для билетов и расписание, привалившись спиной к перегородке между коридором и купе.
— Ты мог бы сделать это намного проще, — сказала Мирока. Она развернула его, затем кивнула Кильону, чтобы он открыл раздвижную дверь в пустое купе рядом с тем, которое только что было проверено. Она протолкнула его внутрь, затем сильно ударила ногой по яйцам, отчего он растянулся на одном из испачканных сигаретами диванов.
— Не стреляйте в меня, — сказал контролер, поправляя очки как раз в тот момент, когда они соскользнули у него с носа.
— Ты думаешь, я могу поверить, что ты будешь сидеть здесь и вести себя ужасно мило, не останавливая поезд, как только мы скроемся из виду?
— Конечно... конечно.
— Да, точно. — Все еще держа пистолет-пулемет в левой руке, Мирока снова полезла в карман пальто и достала маленькое посеребренное устройство, напоминающее нечто среднее между крошечным пистолетом и безыгольным шприцем для подкожных инъекций. Она бросила его ошеломленному контролеру. — Подними это, — сказала она, когда устройство упало между его подогнутыми ногами. Кильон заметил, что у него в паху растет темное пятно.
— Чего ты хочешь...
— У нас есть два варианта, толстяк. Либо ты прижимаешь это к своей шее и сжимаешь, либо мне придется пристрелить тебя. Что это будет?
— Что в нем? — спросил мужчина, поднимая устройство нервными, дрожащими пальцами. — Откуда мне знать, что это меня не убьет?
— Ты этого не знаешь.
— На вашем месте я бы сделал это, — сказал Кильон, надеясь и молясь, чтобы устройство было заряжено каким-нибудь транквилизатором.
— Вот тут начинает чесаться палец на спусковом крючке, — сказала Мирока.
Контролер, должно быть, понял, что у него очень мало выбора, потому что он прижал кончик устройства к коже своей шеи, чуть выше накрахмаленного воротничка униформы, зажмурил глаза и нажал на подпружиненный спусковой крючок. Устройство щелкнуло и зашипело, выстреливая свой химический заряд через его кожу. Эффект был быстрым. Пальцы контролера разжались, анестезирующее устройство упало на пол. Его глаза открылись, бессмысленно закатились, а затем он откинулся на спинку сиденья, и только его униформа отличала его от какого-нибудь пьяного пассажира, задремавшего после выпивки.
— Пожалуйста, скажи мне, что я был прав, убедив его выбрать такой вариант, — сказал Кильон.
Мирока нырнула внутрь и подняла устройство, сунув его обратно в карман пальто. — Он под действием транквилизатора. Это пройдет через полчаса или около того.
— Итак, теперь мы просто... оставим его? Разве мы не должны снять с него форму или что-то в этом роде, чтобы он меньше походил на контролера?
— Да. Ты сделаешь это, а я пойду дальше и убью человека, который направляется к нам по поезду, чтобы убить тебя. — Мирока вышла из купе и закрыла дверь-перегородку.
Пока она говорила, соседняя дверь скользнула в сторону. Мужчина высунул голову из щели, оценивающе разглядывая Мироку и Кильона. — Здесь что-то не так? — спросил он низким, угрожающим скрипучим голосом. У него было густо заросшее лицо прирожденного нарушителя спокойствия, вопрошающие глаза-бусинки человека, который не счел бы вечер завершенным, если бы не ввязался хотя бы в одну хорошую потасовку.
— Нет, у нас все в порядке, — сказала Мирока, снова пряча пистолет-пулемет под пальто.
— Где контролер? Он был здесь минуту назад.
— Мы не видели никакого контролера, — сказал Кильон. — Должно быть, он повернул назад и пошел в другую сторону.
— Как вы узнали, в какую сторону он направился, если его не видели? — Мужчина вышел в коридор, на его лице отразилось еще большее подозрение. Он попытался заглянуть за спину Мироки, через дверь купе, которую она только что захлопнула. — Кто там внутри? Сейчас внутри никого не должно быть.
— Не твоя проблема, — сказала Мирока. — Доверься мне в этом.
— Пропустите меня. — Мужчина схватил Мироку за плечо и попытался прижать ее к внешней стене коридора. Мирока не дала ему ни единого шанса. Она вытащила пистолет-пулемет и приставила его к подбородку мужчины.
— Я ведь говорила тебе, что это не твоя проблема, не так ли?
Здоровяк издал сдавленный звук.
— Наверное, было бы неплохо вернуться в свое купе, — сказал Кильон, гадая, хватит ли у Мироки транквилизатора, чтобы вырубить всех в поезде. Здоровяк, несмотря на то, что он, возможно, и напрашивался на конфронтацию, очевидно, знал, что лучше не спорить с пистолетом, прижатым к его челюсти. Он начал пятиться назад, его глаза напряглись, чтобы посмотреть вниз, когда Мирока заставила его поднять голову под неестественным углом.
Именно в этот момент из-за угла в конце коридора появилась фигура. У Кильона, смотревшего мимо Мироки и мужчины, которого она держала на мушке, было всего мгновение, чтобы узнать в вошедшем того самого мужчину, которого они видели на платформе. В полумраке платформы он казался нормальным. Здесь, в ярком свете железнодорожного вагона, в человеке в шляпе не было ничего такого, что могло бы быть правильным. У Кильона даже не возникло ощущения, что он смотрит на другого ангела. Фигура представляла собой серокожего упыря, труп, совершающий движения с пародией на жизнь.
Мирока действовала быстро. Она отдернула пистолет-пулемет и правым ботинком сбила здоровяка с ног, отправив его прямо в новоприбывшего. Новичок выглядел худым, как палка, даже в своем пальто, но обладал неожиданными запасами силы и равновесия. Словно в замедленной съемке, упырь начал вытаскивать сверкающее оружие, которое они видели у него на платформе. С той же медлительностью Мирока опустила дуло пистолета-пулемета, направив его прямо на упыря. Большая часть его тела все еще была скрыта за спиной здоровяка, которого — как понял Кильон — упырь поддерживал свободной рукой, как импровизированный щит. Кильон начал поднимать ангельский пистолет.
Упырь выстрелил первым. Выстрел пронзил здоровяка насквозь, пробив окаймленную красным дыру от спины до груди, аккуратную и проходящую по центру грудины. Кильон отпрянул, запекшаяся кровь забрызгала левую сторону его лица, словно моросящий теплый дождь; кости и кровь, мышцы и легочная ткань разлетелись из раны расширяющимся веером. Упырь промахнулся мимо Кильона, но лишь на малую долю. Мгновение спустя Мирока открыла ответный огонь, выпустив оглушительную очередь пуль из пистолета-пулемета, ствол выплюнул голубое пламя, гильзы разлетелись в стороны, туловище здоровяка — он умер мгновенно в тот момент, когда упырь выстрелил — превратилось в красный хаос. Мирока продолжала стрелять до тех пор, пока у нее не закончился магазин. Упырь отшатнулся, его пальто было заляпано кровью и тканями, наконец-то оставив живой щит. Он остановился, прислонившись спиной к задней стенке, и изобразил отвратительно преувеличенную улыбку, как будто невидимые крючки подтягивали края его рта.
За серо-голубыми губами виднелся ужасающий набор черных зубов и языка, как будто их было слишком много, втиснутых в слишком маленькое пространство.
— Я всего лишь один из многих, — сказал упырь, и его голос был подобен ветру в кронах деревьев, сухому и призрачному. — Ты всего лишь один, Кильон.
Упырь выпустил свое оружие.
— Ты пришел один? — спросила Мирока, опуская оружие и доставая из кармана пальто запасной магазин.
— Конечно, не один.
— А где остальные?
— Все вокруг вас. Нет смысла убегать. — Упырь выкашлял изо рта черную патоку. — Нас слишком много, и теперь мы точно знаем, где вы находитесь и куда, по вашему мнению, направляетесь.
— Но вы, вероятно, не знаете об этом, — сказал Кильон, прицеливаясь из ангельского пистолета. Он подождал мгновение, пока глаза упыря остановятся на нем, еще мгновение, пока на его лице промелькнет узнавание.
— Это не сработает внизу...
Кильон выстрелил. Пистолет дернулся в его руке — это была не столько отдача, сколько своего рода ускорение, оружие пробудилось ото сна. Багровый свет, достаточно яркий, чтобы запечатлеть остаточный образ в его видении, вырвался из ствола. Луч вонзился в упыря и превратил половину его тела в черный уголь не более чем за секунду. Мгновением позже до Кильона донесся запах.
Вместе с осознанием того, что он только что убил в третий раз.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Когда они потащили ангела к ближайшей внешней двери, от него осталось пятно черной крови. С него продолжали отслаиваться кусочки, как от обугленной газеты. Если на трупе и было что-то полезное, какое-нибудь оружие или приспособление, которое могло бы им помочь, это должно было остаться нераскрытым.
Мирока открыла окно, затем потянулась к дверной ручке. Ей пришлось распахнуть дверь, преодолевая силу ветра. Поезд проезжал по решетчатому мосту, перекинутому через одно из мест, где какой-то невероятно древний катаклизм пробил трещину в черной ткани Копья, прорезав сужающуюся расщелину вплоть до следующего выступа. Она толкнула мертвого упыря, и тело упало на рельсы, движение поезда вперед унесло их прочь. Кильон едва успел увидеть, как ангел проскользнул сквозь щель в перилах и рухнул в темную пустоту под мостом. После того, как он снова ударится о землю, лигами ниже, почти ничего нельзя будет узнать. Он представил себе, что труп представляет собой некую загадку для его двойника, стремящегося молодого патологоанатома в конетаунском эквиваленте морга третьего округа.
Они боролись с другим телом, когда дверь-перегородка в дальнем конце вагона открылась, и двое шумных бизнесменов осторожно выглянули наружу. То же самое сделала и мать, которая сидела в соседнем купе. Никто из них ничего не сказал. Они просто смотрели на Мироку и Кильона, на оставшееся тело и окружающую их картину кровавой бойни.
