Жанна. Глава 5

Грейг уже собирался открыть рот и сказать Ульрику, что это просто омерзительно, и что, идя к нему за помощью, он ожидал чего угодно, только не такого, но потом Грейга посетила совершенно неожиданная мысль. Внезапная, по-своему абсурдная, но в то же время — куда более логичная, чем все, о чем рассуждал Ульрик.

И он ответил Риу, что согласен встретиться с Клориндой.

Идя к Клоринде, Грейг чувствовал себя, как человек, который совершает вылазку во вражеский лагерь. Хотя сравнение было неточным — прошлым летом Грейг участвовал во множестве ночных засад и рейдов, но ни перед одним из них не волновался так, как в эту ночь, идя по мирным темным улицам спящего Рессоса. Сердце у него колотилось где-то возле горла, и ему пришлось засунуть пальцы рук за поясной ремень, чтобы они не начали дрожать.

"Глупость какая, — мысленно ругался Грейг на самого себя. — Не съест же она меня, в конце концов. И не заставит ублажать себя насильно!"

Чтобы подавить неуместное волнение, Грейг заставил себя думать о той женщине, к которой его послал Ульрик, максимально отстраненно и бесстрастно. Имя "Клоринда", несомненно, было вымышленным. Грейг даже знал, откуда именно оно взялось — Клориндой звали своенравную воительницу в одном знаменитом рыцарском романе. Странный выбор для гетеры, которая должна развлекать мужчин, не говоря уже о том, что это шло вразрез с общепринятой модой, в соответствии с которой куртизанки выбирали себе имена в имперском стиле — Клелия, Эвника, Мильто и так далее. Это должно было подчеркивать их образованность и утонченный вкус, и большинство из этих женщин, в самом деле, разбирались если не в имперской философии, то уж, во всяком случае, в классической поэзии. Они устраивали у себя пиры и поэтические чтения в "имперском" стиле, на которых гости возлежали на кушетках, надевали на себя цветочные венки и пили из одной и той же чаши.

Выезжая в город — обычно в портшезе, но порой верхом, — богатые куртизанки Рессоса надевали платья, соответствующие придворной моде и украшенные так же пышно, как у знатных дам. Но у себя дома они одевались и причесывались так, как это делали — во всяком случае, если верить художникам и скульпторам — имперские гетеры. Жанна полагала, что для куртизанок это способ отделить себя от шлюх из городских борделей, а заодно показать всем вокруг, что они не считают себя чем-то хуже, чем добропорядочные замужние женщины. И если большинство обычных девушек и женщин презирали куртизанок, считая их просто более успешной разновидностью продажных девок, то гетеры со своей игрой в имперские обычаи стремились подчеркнуть, что они выше, независимее и свободнее всех прочих женщин.

В принципе, имперцы очень мало интересовались женщинами. Иногда Грейгу даже казалось, что они попросту ненавидели женщин — судя по тому, с каким пренебрежением о них говорили имперские драматурги и философы, и какими злобными мегерами они изображались в имперских трагедиях. Большинство женщин при имперцах были обречены с рождения до смерти вести монотонную затворническую жизнь на женской половине дома, не участвуя даже в домашних празднествах, которые имперские мужчины предпочитали делить со своими друзьями и соратниками. Единственное исключение составляли гетеры, имперские куртизанки, которые, в отличие от других женщин, не только получали хорошее образование — во всяком случае, в области музыки, поэзии, литературы, а порой и философии — но и пользовались немыслимым для прочих женщин влиянием. Ради кое-кого из них сжигали города, а кое-кто, заняв место рядом с крупным чиновником, членом имперского Ареопага или даже самим императором, потом писал для него речи и составлял тексты будущих законов. Так что, в конечном счете, некоторые гетеры в течении многих лет определяли — хоть и стоя за спиной какого-то мужчины — имперскую политику.

И, вероятно, именно этот образ независимых, богатых и свободных женщин, вырвавшихся из оков своего пола, вдохновлял современных куртизанок во всем подражать гетерам.

Так что Грейг был, в целом, готов к тому, что его ждет в доме Клоринды, и почти не удивился, когда дверь ему открыл маленький мальчик в алом с золотом хитоне и с венком на тщательно завитых волосах. За спиной у юного слуги Клоринды висел золоченый лук и маленький колчан со стрелами. Он улыбнулся Грейгу, показал ему, куда повесить плащ, а потом провел посетителя по узкой лестнице в салон Клоринды, находившийся на втором этаже.

"По крайней мере, здесь достаточно натоплено, чтобы этот малёк не мерз в своем хитоне" — следуя за мальчиком, с козлиной живостью скачущим по крутым ступенькам, сказал себе Грейг. И сразу же сообразил, что ему, в его кожаном колете, обволакивающее его со всех сторон тепло будет приятно только первую пару минут, после холодной улицы, а потом ему обязательно захочется раздеться.

На что, видимо, и был расчет.

Клоринда вышла к посетителю прямо из своей спальни, и, увидев Грейга, просияла такой радостной улыбкой, как будто бы он был ее старым другом, а не совершенно незнакомым юношей. В соответствии с имперской модой, ее распущенные и небрежно завитые локоны были подколоты наверх, но из под шпилек рассыпалось множество волнистых прядей, изгибы которых покрывала золотая пудра. От пламени камина и свечей пушистые волосы Клоринды засияли, окружая ее лицо золотистым нимбом. Но еще больше, чем старинная прическа, встречающей Грейга женщине шел имперский гиматий, заколотый на плечах и оставляющий открытыми руки и верхнюю часть груди, а кроме того, сшитый из такого тонкого виссона, что тело под светлой тканью было видно на просвет, как бело-розовую раковину.

От Ульрика Грейг знал, что Клоринде двадцать три года — то есть она была, с одной стороны, значительно старше Грейга, а с другой — все еще оставалась в полном расцвете своей молодости и красоты. В тех местах, которых не коснулась золотая пудра, ее волосы были такими темными, что, только подойдя почти вплотную, можно было разглядеть, что они все-таки каштановые, а не черные. Классически красивое лицо, томные синие глаза и розовые губы производили на наблюдателя ошеломляющий эффект, и, когда теплая ладонь Клоринды сжала руку Грейга, он на мгновение застыл, почувствовав, что он не в силах оторвать от нее глаз. И дело было вовсе не в желании — которого Грейг, впрочем, не испытывал, так как одна лишь мысль о том, что перед ним стоит любовница его отца, мешала ему даже на секунду задуматься о Клоринде, как о женщине, — а в том, что это лицо было по-настоящему красивым — красивым, как лица мраморных ангелов или же как изображение Благочестивой Девы, которая пожертвовала своей жизнью, пытаясь помешать казни Спасителя. И, хотя Грейг отлично знал, что дева, которую он видит перед собой, определенно не была благочестивой, в этой красоте было что-то почти возвышенное.

Клоринда правильно истолковала его взгляд — и улыбнулась, явно чувствуя себя польщенной его восхищением.

— Как же я рада наконец-то видеть вас вживую, Грейг — вы ведь не возражаете, если я буду звать вас "Грейг", мессир?.. Месяц тому назад весь город говорил о вашем Посвящении. А заодно о том, как вы все лето защищали нас от алезийцев. Мне было ужасно любопытно. Такой молодой, отважный, и, по слухам, еще и очень красивый рыцарь. Я очень надеялась, что однажды вы захотите ко мне заглянуть.

"Все верно. Комплимент за комплимент. Пусть даже я польстил ей не словами, а своим остолбеневшим видом, — подумал про себя Грейг. — И, конечно же, гораздо деликатнее изобразить, что она знает меня исключительно по слухам, чем упоминать об Ульрике..."

Но Грейгу не хотелось продолжать эту игру, поэтому он осторожно выпустил руку Клоринды и сказал:

— Благодарю вас... Вы, конечно, можете звать меня Грейгом, и притом без всякого "мессира". Но нам с вами вряд ли довелось бы познакомиться, если бы я не оказался в сложном положении и не нуждался в вашей помощи. Так что я пришел к вам затем, чтобы поговорить. Просто поговорить.

Грейг втайне подосадовал на самого себя за то, что повторил это дважды, но, надо признать, он до сих пор заметно нервничал. К тому же ему быстро становилось жарко, а смахнуть проступавшую на лбу испарину было нельзя — можно себе представить, как бы глупо сейчас выглядел подобный жест.

— Поговорить? — Клоринда вскинула темную бровь. — Вы так молоды, и уже предпочитаете разговоры? А по виду и не скажешь...

Она явно его дразнила. Но Грейга после Жанны трудно было чем-нибудь смутить.

— Если быть точным, то я пришел за советом, — сказал он. — У меня есть любимая девушка, но нам приходится встречаться втайне. Я хотел узнать, что можно сделать, чтобы у нас не было ребёнка.

— И для этого вам понадобилось говорить со мной? — спросила куртизанка удивлённо. — С подобным делом справится любой аптекарский помощник. Они делают для женщин разные настойки...

— Да, вот только все такие средства либо ненадежны, либо вообще опасны, — перебил Клоринду Грейг, нетерпеливо дернув не дававший ему вдохнуть воротник. — Если вы в самом деле слышали, что говорят обо мне в городе, то вы, конечно, знаете, что я бастард, а вовсе не законный сын. Так вот — я не хочу, чтобы та женщина, которую я люблю, страдала, как страдала моя мать. И не хочу, чтобы ей пришлось пить какую-нибудь дрянь, которой можно отравиться. Должны быть и другие способы... Поэтому я искал не аптекаря, который разбирается в пилюлях и настойках, а того, кто разбирается в любви.

Клоринда с интересом посмотрела на него.

— Теперь я понимаю. Кажется. А почему ты, собственно, решил спросить меня? Твои приятели вполне могли бы рассказать тебе что-то полезное...

— По-моему, если хочешь узнать, что понравится женщине — логичнее спросить у женщины, — пожал плечами Грейг.

Брови Клоринды шевельнулись.

— Кто тебя этому научил?..

— Та девушка, которую я люблю.

— Мудрая девушка. Хотя, видимо, ещё очень молодая — раз уж со своим вопросом ты пошел ко мне. Или ты просто побоялся, что она поймет, что у тебя нет никакого опыта?

Грейг даже улыбнулся, на мгновение вообразив, как бы отреагировала Жанна, если бы ему вздумалось разыгрывать перед ней искушенного любовника.

— Я все равно не смог бы ее обмануть, — заметил он. — Мы с ней знаем друг друга с двенадцати лет.

Клоринда лукаво усмехнулась.

— Это еще ничего не значит! Готова побиться об заклад, что эта твоя девушка не знает, куда ты пошел сегодня вечером. А значит, и в другие вечера ты был вполне свободен набираться опыта где-то на стороне... Ну ладно, не хмурь брови. Мне действительно не стоило тебя дразнить... Приятно, для разнообразия, увидеть, что не все мужчины могут думать только о себе. Давай присядем. Я даже не помню, чтобы я когда-нибудь еще столько времени беседовала с кем-то из своих гостей, торча в дверях.

Она подвела Грейга к удобной кушетке, стоящей возле камина, села первой и, откинувшись на спинку, жестом предложила Грейгу фрукты и вино, стоящие на низеньком квадратном столике у изголовья. Грейг помотал головой. Ему не хотелось ни пить, ни есть. Хотелось снять колет, но было более разумно этого не делать. Иначе Клоринда могла заподозрить, что его слова — не более чем самооправдание, попытка убедить себя, что он пришел сюда ради своей возлюбленной, в то время как на самом деле он втайне желал совсем другого. Так что он удовлетворился тем, что отбросил влажные волосы со лба.

Клоринда наклонила голову к плечу.

— Прежде всего, не повторяй ошибку тех любовников, которые путают своих подруг с мужчинами. Женщинам любовь по-имперски радости не доставляет. Вообще, большая часть вещей, которые готовы предложить своей любовнице мужчины, когда они притворяются, что беспокоятся о том, чтобы ее не обвинили бы в супружеской неверности или в разврате, сразу выдают, что беспокоятся эти мужчины только о самих себе. Все их идеи сводятся к тому, как бы самим получить удовольствие, не рискуя нарваться на скандал. О том, чтобы доставить удовольствие своей любовнице, они не думают. Наверное, им кажется, что наше удовольствие состоит в том, чтобы их ублажать.

— Нет, это не подходит, — быстро сказал Грейг.

— Я уже поняла. По счастью, существует много способов доставить женщине удовольствие без риска для неё. Я тебя научу.

Она придвинулась к нему.

— Только поговорить, — напомнил Грейг.

— Не бойся, на словах так на словах... Но ты же ведь не думаешь, что я буду орать на всю гостиную? — Клоринда насмешливо положила руку на его одеревеневшее плечо. — Перестань от меня шарахаться. Никто не покушается на твое целомудрие. Оставлю это для твоей подруги. Полагаю, это будет первый случай, когда у какой-то женщины будет основание порадоваться, что их любовник приходил ко мне домой.

Из дома на Старой площади Грейг вышел полтора часа спустя. Маленький слуга Клоринды сладко спал в прихожей на обитой кожей лавке, положив локоть под голову и уронив свой лук на мозаичный пол. Грейг не стал его будить, а просто взял свой плащ и перевязь с мечом и плотно притворил за собой дверь. Навряд ли какому-нибудь воришке придет в голову соваться в дом к известной куртизанке, где в любое время дня и ночи можно застать кого-нибудь из ее посетителей.

На следующий день, снова увидевшись с Ее величеством наедине, Грейг первым делом рассказал ей о посещении дома на Старой площади. Во время своей жизни в Ньевре они с Жанной часто обсуждали то, что половина всех трагических коллизий в их любимых книгах возникала оттого, что кто-нибудь пытался скрыть какой-то факт, порой даже довольно незначительный или невинный, и из одного мелкого обмана или недомолвки потом возникала куча бед. Обсуждая чью-нибудь скрытность, потянувшую за собой целую лавину неприятностей, они ругали виновников этих бедствий идиотами и всякий раз торжественно клялись, что сами они, уж конечно, никогда не сделают подобной глупости. И Грейг считал, что лучшим, что он может сделать, будет все рассказать Жанне.

Ульрик бы наверняка сказал, что он сошел с ума, но Грейгу такое решение казалось самоочевидным. Если он не расскажет о Клоринде сразу же, то потом Жанна начнет задавать себе вопрос, что заставило его откладывать эту беседу на потом, и заподозрит, что он вел себя отнюдь не безупречно. Если же он вообще не станет ничего ей объяснять, то выйдет еще хуже — Жанна обязательно захочет знать, кто обучил его всем тем вещам, о которых он узнал на Старой площади, ему придется делать вид, что он узнал об этом из бесед с каким-нибудь придворным, громоздить одну ложь на другую, и в конечном счете рисковать, что его вымысел расползется по швам при первой же попытке Жанны что-нибудь проверить.

Было бы ужасно глупо поставить себя в такое положение — тем более, что ему было совершенно нечего стесняться. Он никого не обманывал — ни Жанну, ни Клоринду...

"Только Ульрика" — мелькнула в голове непрошенная мысль.

Да, Ульрика он, в некотором смысле, обманул. Но Ульрик сам хорош. Это же надо — убеждать его, что за спиной у Жанны посещать любовницу — это как раз и есть самый логичный способ позаботиться о Жанне!..