Пронзительный сигнал тревоги, с которым Райберт Камински никогда не сталкивался, даже на тренировках, пронзил его виртуальный слух. Он резко выпрямился на своем сиденье, времялет затрясся и бешено закачался, его огни мгновенно и полностью погасли, и он почувствовал, что действительно поднимается со своего кресла в совершенно невозможном свободном падении.
Снова включилась искусственная гравитация, и он тяжело опустился обратно в кресло.
— Фило! — крикнул он, как физически, так и мысленно, но ответа не последовало. — Фило!
А затем пришла вторая ударная волна. Он вылетел из кресла, его череп ударился о переборку, и он соскользнул по ней на пол.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Университет Касл-Рок
2017 н.э.
— Понимаю, Эльжбета, что могло бы представлять особый интерес для бывшего офицера военно-морского флота, — сказал Бенджамин Шредер, откидываясь на спинку своего массивного удобного кресла, — но думаю, что в том, что касается планирования десантных аспектов операции "Оз", архивы были изучены довольно тщательно.
— И да, и нет, — сказала женщина, сидевшая по другую сторону его стола. Она наклонилась вперед в своем кресле, ее единственный глаз пристально блестел.
Пластические хирурги проделали на удивление хорошую работу по восстановлению левой стороны ее лица, но это было не идеально. Некоторые женщины, которых он знал — черт возьми, большинство мужчин, которых он знал, — были бы, по крайней мере, немного смущены повреждением, которое хирурги не смогли полностью устранить, но если Эльжбета Абрамовски и была, он никогда не видел ни единого признака этого. Она носила черную повязку, закрывающую левую глазницу, почти как модный аксессуар, и, несмотря на повреждение мышц с этой стороны, единственное, что сейчас отражалось на ее оживленном лице, — это энтузиазм.
— Меня интересует не столько общее планирование, сколько то, как были распределены конечные объемы отгрузки. В частности, я рассматриваю переход от специализированной поддержки сухопутных войск к большому скачку в самолетах, предназначенных для Первой и Третьей военно-воздушных армий.
— О? — Бенджамин откинулся еще дальше назад, приподняв бровь.
— Военно-морской архив вот-вот откроет последние из засекреченных файлов. Не думаю, что будет много больших сюрпризов по поводу того, кто командовал в Вашингтоне и Лондоне — известно, что Меркель и Стэнтон уже довольно тщательно изучили этот фон и буквально "выжгли землю" по поводу того, какая часть планов операции принадлежала Маршаллу, а какая Александеру. И, как я уже сказала, меня меньше интересуют сами высадки во Владивостоке — я имею в виду тактически, — чем сам масштаб логистической составляющей. Четыре миллиона человек и все их снаряжение, плюс наземные элементы для крупнейших стратегических военно-воздушных сил в истории, переброшенных через пять тысяч миль океана? — она покачала головой. — Было уделено много внимания самим цифрам и обманным мерам, которые не давали Сталину осознать, что грядет, но я хочу разобраться в деталях планирования. В частности, хочу взглянуть на переписку Тернера и Спрюэнса с Нимицем и Кингом в конце 1948 года.
— Я думал, Стэнтон уже опубликовал это, — сказал Бенджамин.
— А, — у Эльжбеты была удивительно акулья улыбка для такой привлекательной женщины, подумал он, — Стэнтон тоже так думал. Но мой друг, который до сих пор носит форму, работает в Управлении истории и наследия. Он только что наткнулся на целый файл — довольно толстый — который является частью планируемого рассекречивания архивных глубин. Всем известно, что отношения между Кингом и Маршаллом были... далеко не сердечными, скажем так, на личном уровне. Они оба были довольно осторожны в этом, не излагая все в письменном виде по официальным каналам, чтобы прикрыть свои тылы, если у них что-то пойдет не так. Но, похоже, это файл с частными меморандумами (которые очень тихо передавались между ними двумя и не были приложены к официальному отчету), с комментариями командующих Тихоокеанским флотом, включая Маунтбеттена, но не включая генерала Эйзенхауэра.
— Они обсуждали материально-техническое обеспечение вторжения Эйзенхауэра в Советскую Россию с его военно-морскими командирами, не привлекая к этому его самого? Вы предполагаете, что его намеренно отключили от связи? — осторожно спросил Бенджамин.
— На самом деле, это совсем не то, что я думаю, — ответила Эльжбета. — Я думаю, что Эйзенхауэр и особенно Спрюэнс, возможно, были даже ближе, чем думает большинство людей. Решение Эйзенхауэра назначить его нашим первым послевоенным послом в Японии, безусловно, указывает на то, что они оба чрезвычайно уважали друг друга, но, похоже, все сходятся во мнении, что это уважение появилось после того, как Первый флот высадил своих людей на берег и держал их там. До этого их рабочие отношения были хорошими — Эйзенхауэр всегда умел держать командные группы в напряжении, несмотря на некоторые чертовски колючие характеры, — но, похоже, они не были особенно сердечными. Я начинаю сомневаться, было ли это на самом деле правдой.
— Почему? — Бенджамин позволил своей спине выпрямиться, положив предплечья на стол, и его взгляд был сосредоточенным.
Как заведующий кафедрой, он в значительной степени мог выбирать выпускников и аспирантуру для наставничества, и на него произвели глубокое впечатление рекомендации коммандера Абрамовски, когда они легли на его стол. В университете Касл-Рок было не так уж много студентов-историков, награжденных Военно-морским крестом и Серебряной звездой или уже имевших степень магистра аэрокосмической инженерии от Мичиганского университета. Этого было бы более чем достаточно, чтобы заинтриговать его, даже без ее вступительного собеседования. То, что он там увидел, понравилось ему даже больше, чем он ожидал, хотя он начал подозревать, что внутри нее могут быть более темные уголки, чем она позволяла видеть остальному миру. Однако, было это правдой или нет, у нее определенно был один из самых острых умов, с которыми он когда-либо сталкивался. Он не был уверен, почему она решила получить докторскую степень по истории вместо аэрокосмической отрасли, но она собиралась стать потрясающим преподавателем. На самом деле, прямо сейчас у нее была двойная должность ассистента профессора, хотя на самом деле она не нуждалась в доходах, и ее лекции были переполнены.
— На самом деле, — сказала она дальше, — я наткнулась на пару намеков в уже изученной переписке между Кингом и Маршаллом, которые заставили меня задуматься, откуда Кинг черпал некоторые из своих аргументов. Я не смогла найти никаких документов от кого-либо из сотрудников Кинга, подтверждающих их или показывающих, как они могли эволюционировать в его сознании. Теперь я начинаю задаваться вопросом — особенно в свете этого нового досье — не подсовывал ли их ему Эйзенхауэр и не использовал ли он Спрюэнса и Тернера в качестве своих посредников.
— Айк Эйзенхауэр, скромный мастер ведения коалиционных войн, вступил в заговор против человека, который спланировал все вторжение?
— Во-первых, вы не хуже меня знаете, что Эйзенхауэр был чуть менее "скромным", чем предполагает его послевоенный общественный имидж. Когда он испытывал к чему-то сильные чувства, он добивался этого, и он провел достаточно времени между Первой мировой войной и войной за Тихий океан, чтобы понять, как работают обратные каналы. Если бы он считал, что Маршалл и его специалисты по логистическому планированию совершают ошибку, он сделал бы все, что, по его мнению, должен был сделать, чтобы исправить это. И, во-вторых, вы знаете, что Маршалл был гораздо больше взбешен, чем показывал, тем, что, по его мнению, было готовностью президента Дьюи уступить Черчиллю и Александеру. Или, если уж на то пошло, тем фактом, что Дьюи не позволил ему уехать из Вашингтона, чтобы лично командовать операцией Оз. Камнем преткновения для него, однако, было то, что США предоставляли семьдесят пять процентов военных кораблей и что-то около восьмидесяти пяти процентов транспортных средств и грузов снабжения для операции Оз, и это означало, что США — как старший партнер — должны были иметь решающее право голоса в вопросе о том, как использовались эти транспортные средства. И из внутренних записок и отчетов Объединенного комитета начальников штабов ясно, что Маршалл был полностью сосредоточен на высадке войск на берег и удержании их там. По его мнению, потребности Лемея и Икера были явно второстепенными, что, честно говоря, имело большой смысл. Существующие авиабазы в Японии были достаточно близко, чтобы поддерживать операцию Оз, пока сухопутные войска не продвинутся на несколько сотен миль вглубь страны, и если бы они не продвинулись на несколько сотен миль вглубь страны, то не было бы никаких сибирских баз, нуждающихся в дополнительном транспорте.
Она пожала плечами.
— Не похоже, что Черчилль и Александер были единственными людьми, утверждавшими, что вся функция армии заключалась в том, чтобы достаточно близко подвести B-29, Линкольны и B-36. Однако они, вероятно, были самыми громогласными по этому поводу, и Маршалл довольно твердо стоял на своем против их "назойливого энтузиазма". Дьюи колебался, стоит ли его переубеждать — в основном потому, что у него хватало здравого смысла держаться подальше от профессионалов — и я думаю, что, вероятно, были моменты, когда ему самому хотелось придушить Черчилля. Адмирал Лихи поддержал доводы военно-воздушных сил, и, как председатель Объединенного комитета начальников штабов, он мог довольно эффективно настаивать на своем, пока его "Электра" не разбилась на аэродроме Хикэм Филд. Когда председателем стал Маршалл, акценты сместились, и единственными двумя офицерами в форме в Вашингтоне, имевшими влияние, чтобы противостоять ему, были Кинг и Арнольд. Но Арнольд был начальником штаба ВВС, а это означало, что Маршалл мог — на законных основаниях — утверждать, что он заботился о наилучших интересах своей собственной службы. Это сделало Кинга ключевым звеном, как потому, что он стал начальником штаба ВМС, когда погиб Лихи, так и потому, что Маршалл знал, что Эрнест Дж. Кинг, вероятно, нравился Уинстону Черчиллю еще меньше, чем он сам.
— Вы можете увидеть это в уже опубликованной переписке. Маршалл гораздо охотнее прислушивался к аргументам Кинга, чем к аргументам Арнольда или британцев, и где-то в июне позиция Кинга начала меняться в сторону усиления приоритета материально-технического обеспечения ВВС на ранних этапах операции Оз. Думаю, если бы Эйзенхауэр считал, что у него серьезная проблема, Кинг был бы его лучшим шансом переубедить Маршалла, и если бы он не хотел, чтобы глава Объединенного комитета начальников штабов знал, что он рассказывает небылицы, Спрюэнс, Тернер и Нимиц — но особенно Спрюэнс, учитывая его личные отношения с Кингом — были бы лучшим каналом связи с Кингом. Сомневаюсь, что он счел бы это "заговором против Маршалла". Но я также сомневаюсь, что он позволил бы этому остановить себя, если бы достаточно сильно чувствовал, что готовится серьезная ошибка, и кто-то убедил Маршалла согласиться передать четверть выделенных для Второй армии транспортных средств бомбардировщикам Лемея менее чем за два месяца до высадки, после того как он боролся с этим изо всех сил в течение нескольких месяцев, почти год. Предполагалось, что Арнольд убедил его в правоте Кинга, но я думаю, что это ошибка. Думаю, именно Кинг убедил Маршалла в том, что Арнольд был прав, и если Эйзенхауэр вмешивался за кулисами...
Она пожала плечами, и Бенджамин задумчиво кивнул. Операция "Оз", двойной удар из Маньчжоу-го и оккупированной Японии в Советский Союз, была, безусловно, крупнейшей десантной операцией в мировой истории. Лишь военно-морской флот размером с тот, который тихоокеанские союзники, и особенно Соединенные Штаты Америки, создали из руин после Перл-Харбора, мог даже помыслить о чем-то подобном. Цифра Эльжбеты в четыре миллиона относилась только к первоначальным штурмовым силам; это не учитывало три миллиона дополнительного наземного персонала и два с половиной миллиона военнослужащих армейских ВВС и королевских военно-воздушных сил последующих эшелонов. Сюда также не входили тысячи танков и артиллерийских орудий, десятки тысяч грузовиков, полуприцепов и джипов, а также миллионы и миллионы тонн припасов, которые были перевезены из Северной Америки к Японскому морю и оттуда через тысячи миль дикой местности по разбитым автомобильным и железным дорогам сибирской тундры. И, если уж на то пошло, сюда не входило строительное оборудование для восстановления и поддержания этих автомобильных и железных дорог... и десятки крупных авиабаз, необходимых для поддержки наступления бомбардировщиков, которое в конечном счете поставило Советский Союз на колени.
Сам масштаб операции "Оз" и ее дерзость были основной причиной, по которой Сталин пришел к выводу, что это должен быть обманный ход. Он не имел абсолютно никакого представления о транспортных возможностях океанского судоходства, но у него было очень хорошее представление о расстояниях и отсутствии чего-либо похожего на приличную транспортную сеть в его собственных крайних восточных областях. И хотя Западный альянс создал чрезвычайно совершенные тактические военно-воздушные силы, ни одна из сторон в Великой Восточной войне не обладала дополнительными ресурсами для создания подлинных стратегических военно-воздушных сил. Концепция бомбардировщика, подобного B-36, который мог бы нести 72 000 фунтов бомб на цели, находящиеся на расстоянии четырех тысяч миль, на высоте 43 000 футов и с крейсерской скоростью почти триста миль в час, никогда не приходила Сталину в голову в самых страшных кошмарах. Он также не был свидетелем массированных огневых налетов, с помощью которых ВВС США сравняли с землей японские города, или воздействия "землетрясных" бомб, таких как 22 000-фунтовый "Большой шлем" королевских ВВС или 43 000-фунтовый T-12 "Клаудмейкер" ВВС США. Это фатальное "слепое пятно" оставило его совершенно неподготовленным к тому, что могли сделать тяжелые англо-американские бомбардировщики с его промышленностью военного времени на дальностях, которые были буквально трансконтинентальными.
Так что, возможно, на самом деле не было ничего удивительного в том, что он мгновенно понял, что наиболее логичным вариантом действий его врагов — и того, чего он больше всего боялся, — было бы направить англо-американские войска, вступающие в Великую Восточную войну, через Европу. Это позволило бы им использовать превосходные тыловые транспортные системы, разработанные Западным альянсом, чтобы задействовать их на его западном фронте, вместо того чтобы бросать их на сибирские и монгольские границы, которые он оголил под давлением безжалостных наступлений, которые уже предприняли кайзер Луи Фердинанд и его союзники. Последнее, что сделал бы любой здравомыслящий генерал, — это отправил бы совершенно отдельную армию — современную механизированную армию — в наступление через тысячи миль девственной пустыни в условиях одних из самых суровых зимних погодных условий в мире.
Он ошибался на этот счет, но он был в хорошей компании. До Транстихоокеанской войны генеральный план Джорджа К. Маршалла был бы опиумной мечтой. После Транстихоокеанской войны мир познакомился с совершенно новым стандартом ведения десантных операций; он просто еще не знал об этом. И ослепительный успех операции "Оз" стал краеугольным камнем триумфального возрождения Соединенных Штатов — во многих отношениях даже больше, чем капитуляция императорской Японии, — от худшей серии поражений в их истории до ошеломляющей победы. Соединенные Штаты вышли из конфликта как сильнейшая военная и экономическая держава в истории, поэтому на самом деле не было ничего удивительного в том, что историография войны превратилась в агиографию почти до окончания 1950-х годов.
