В лабиринте 2

— Эй, боярин... а вот это зря. Или снова сковородочкой приласкать? — бдительный Фёдор, не собирающийся оставлять меня наедине с действительно опасным котом, спрыгнул с подоконника, подошел и помахал перед его лицом орудием обороны.

— Гр-р-р... — низкое угрожающее рычание вместе с брезгливым взглядом — вот и всё, что досталось Фёдору.

Ну вот, а говорил, что раскаивается. Да тут даже намеком на раскаяние не пахнет. Самовлюбленный дурак и высокомерный хам.

Недовольно качнув головой, постаралась отвлечься и снова уткнулась в книжку. Время тянулось невероятно медленно, одна и та же строчка читалась раза по три, но смысл прочитанного так и не доходил. Блин, вот точно моральную компенсацию буду требовать в десятикратном размере!

За несколько часов, что мы уже сидели в спальне Вика, напряженный момент возник лишь раз, когда Тень, оставленная на стреме у входной двери, донесла, что пришла Марина с проверкой и заодно разносом еды для "новобрачных".

Переборов отвращение, я поторопилась юркнуть в постель рядом с озадаченным Виктором и, накрывшись одеялом с головой, зажала рот рукой, чтобы не хохотать, когда спрятавшийся под кроватью Фёдор начал стонать на разные голоса.

Какой актер пропадает!

— Да, милый, да-а-а...

— Ещё-о-о!!!

Капец!

Сдавлено фыркая, но стараясь делать это как можно тише, уже вся спарилась, когда Тень наконец шепнула отбой, проследив за удовлетворенной Мариной до выхода. Кстати нас снова заперли. Вот гадюка!

— Уф-ф-ф! — откинув одеяло в сторону, повернула голову к Виктору, и шутливо подмигнула. — Дорогой, а ты отлично стонешь!

— Гр-р-р...

— Нет, стонешь ты лучше, чем рычишь. Всё, отдыхай. Извини, кормить не буду, пальцы мне ещё дороги. Потерпи до вечера, братишка приедет, тогда и поешь.

Окончательно встав с постели, я с удовольствием прошлась по комнате, разминая застоявшиеся мышцы, потянулась в разные стороны и снова устроилась в кресле, предварительно повернув его лицом к окну, чтобы не видеть злого взгляда пленника. Ещё чего, аппетит себе портить! Хм, кстати вкусно. М-м-м...

От души поделившись с Фёдором обедом, я снова уткнулась в книжку, и спустя минут сорок наконец дошла до весьма интересного момента. Сюжет захватил так сильно, что когда в дверь сначала постучали, затем задолбили, а спустя всего секунду с жутким треском снесли напрочь, я успела лишь испугано вздрогнуть и прижать книгу к груди.

И тут на пороге спальни появился он...

Растрепанные волосы, безумный взгляд, хищно раздувающиеся ноздри, неопознанный туман за плечами, ощутимо давящая Сила — я даже не сразу поняла, что это всего лишь Эйнар. Сейчас он был не тем душкой, которого мы все знали, а действительно полубогом.

Жесткий взгляд рентгеном прошелся по комнате, не упуская ничего — ни замершего на подоконнике Федю, напряженно сжимающего рукоять сковороды, ни лежащего на кровати Виктора, решившего прикинуться спящим, ни удивленную меня...

— Ира? — шагнув вперед, блондин нахмурился и его взгляд тут же метнулся обратно к связанному Виктору. Секундная заминка, оценка, легкое недоумение, а затем... облегченный и как мне показалось нервный смешок. — Ир, ну ты даешь! Я к ней бегу спасать, а она книгу читает.

Ощутимо расслабившись и подойдя ко мне уже тем самым Эйнаром, о ком можно было сказать — милашка и балагур, мужчина присел передо мной на корточки, улыбнулся и тут его взгляд остановился на моих ушах.

Замерев снова, он даже рот приоткрыл.

А я смутилась.

— Привет... это... ну, это ушки. Дар Купальской Ночи. Правда, прикольные?

— Эм... — с трудом оторвав взгляд от ушек и наконец посмотрев мне в глаза, Эйнар неуверенно улыбнулся.

Мне показалось или улыбка вышла кривой и неправдоподобной?

— Тебе не нравится? — обижено скуксившись, поджала губки. — Тогда хвост я тебе показывать не буду.

— Х... хвост???

— Да, у меня теперь хвост есть. Но раз я тебе такая не нравлюсь, то и говорить об этом даже не буду. — всё ещё обижаясь, я вздернула носик и тут почему-то подумала о том, зачем я обижаюсь. Блин, глупо как-то.

Хотя нет, не глупо. Я ведь ждала восхищенного взгляда, а не обескураженного, так что вполне закономерно, что мне обидно. Тут другой вопрос — а почему я собственно ждала его восхищенного взгляда?

Всерьез озадачив сама себя, упустила момент, когда Эйнар громко фыркнул и, встав, следом выдернул из кресла и меня, крепко-крепко сжав в объятиях и шепнув прямо в ухо.

— Дурочка...

Хрюкнув, потому что дурочка такими темпами грозилась стать расплющенной дурочкой, попыталась вывернуться, но силы были не равны.

— Ребра-а-а...

— М? О... — объятия слегка ослабли, но ровно настолько, чтобы прекратить плющить, но никак не выпустить. — Извини. Я так переживал, что не успею...

Взгляд разноцветных глаз был таким сложным для расшифровки, и мне начало казаться, что они выражают разные эмоции. Черный штормило от тревоги, а голубой прятал в своей глубине тепло и обещание защиты.

— А ушки славные. Очень. Мне нравятся. — тут его взгляд потяжелел, как и тон. — И видимо не только мне. Да?

— Угу. — в памяти всплыл эпизод из ночного сна, когда я, почти так же прижавшись к нему, жаловалась на котов. Задумчиво мазнув взглядом по вороту рубашки, сначала не поняла, что меня так цепляет. Снова оценивающе пригляделась к казалось бы самой обычной светло-голубой рубашке, затем даже слегка отодвинулась, но отпускать меня никто не торопился... и тут до меня дошло.

Пуговка! Пуговка, пришитая не крест-накрест, не по кругу, а треугольничком! Сложно объяснить, сложно вообще понять, почему так, а не иначе, но эта пуговка...

— Ира? В чем дело?

— Эйнар, а ты умеешь в сны проникать? — оторвав взгляд от пуговки и заглянув ему в глаза, увидела в них как понимание вопроса, так и ответ на него. — Ты...

— Я объясню.

— Обязательно. — чувствуя, как в груди растет снежный ком обиды, как становится сложно удержаться от обличительного вопля, как мне очень хочется, чтобы все мои догадки оказались лишь догадками... отступила на шаг и он не стал мешать, опустив руки. — Сейчас?

— Не здесь. — мотнув головой в сторону до сих пор притворяющегося спящим Виктора, Эйнар отдал грозное указание многочисленным Теням, приехавшим вместе с ним и распределившимся по комнате. — Контроль периметра. Из комнаты не выпускать, никого не впускать. — и уже мне, причем намного тише и мягче. — Ира, идем, пора уже поговорить. Давно пора.

Слова стали последним, что повлияло на уровень настроения. Оно пропало, причем напрочь. Таким тоном можно говорить только о том, что мне будет неприятно услышать. Очередная всплывшая на поверхность ложь? Что на этот раз?

Послушно идя следом, причем он ещё и за руку меня взял, словно не веря, что я буду идти за ним, если он меня отпустит, безразлично отметила, что входные двери восстановлению не подлежат, что в коридоре испугано шушукаются служанки, замершие при нашем появлении, что на первом этаже тоже снуют тени, контролируя, чтобы все сидели по комнатам и никто никуда не ходил, что на улице у ворот лежит белоснежный и смутно знакомый волк, которого я видела всего пару раз. Причем лежит он так, что никто не может пройти мимо него...

— Куда?

— Недалеко, не бойся.

Хозяйскими и довольно скупыми движениями усадив меня на волка, Эйнар устроился позади и потрепав животное по холке, скомандовал:

— Малыш, шагом.

— Но там Мила...

— Тени уже выкинули лишних, она в безопасности.

А я? Я в безопасности?

Понимая, что сопротивляться и кричать нет смысла и если сейчас он решит увезти меня туда, куда ему вздумается, то вряд ли я смогу ему помешать, но... Почему я сразу думаю самое плохое? Господи, как это же гадко — подозревать окружающих ещё до того, как они что-то сделали.

Паника то накатывала, то отступала, а мы все ехали, причем действительно шагом. То я убеждала себя в том, что это ведь Эйнар, он никогда и ни разу ни к чему меня не принуждал и я видела от него лишь помощь и заботу, то вспоминалась наша первая встреча, завтрак с умыслом, сегодняшний сон...

А затем вспомнились сны месячной давности. Их было всего два. Но какими они были!

Щеки моментально окрасились в сочный свекольный цвет, по спине прошел холодок дурного предчувствия, а желудок сжался в ледяной ком. Он подтвердил, что может проникать в сны. Тогда он сидел рядом. Тогда получается, что и тот, первый сон был наслан... им?

В общем, к тому моменту, что мы доехали до реки, но на этот раз в немного иное место, я понимала, что ещё немного и у меня начнется истерика. И если сейчас он не убедит меня, что это всё мои дурные домыслы, то я... я...

— Ира...

Ему хватило одного взгляда, чтобы понять — дело хуже, чем бы ему хотелось. Догадаться несложно, провести параллели ещё проще, да ещё и тогда, когда на голове венец, отвечающий за логичность мышления. Тогда он поступил глупо и теперь ему это аукнется, причем так, что мало не покажется. Наоборот. Будет много.

Будет так много, что проще придумать заклинание на стирание памяти, чем признаться в том, что месяц назад, когда она спала, одурманенная приворотным зельем, он поступил как мальчишка, не удержавшись от соблазна и подкорректировав линию сна. И следующей ночью это тоже был он.

Лишь на третий раз он проявил волю и твердость характера и отказался от такой сладкой, но такой запретной пытки. Поистине пытки. Держать её в объятиях ночью, а днем видеть её отстраненный взгляд и дежурную улыбку. Ночью слушать её стоны удовольствия, а днем безразличное "доброе утро". Ночью ласкать шелковые волосы, а днем видеть их собранными в уродливую шишку.

— Да?

Можно ли за секунду понять, что разговор будет тяжелым? Можно. Особенно если в обоих глазах вина. Что в черном, что в голубом. Но та ли это вина, о которой думаю я? Или есть ещё что?

— Давай присядем... — сначала спрыгнув сам, а уже после сняв с волка меня, Эйнар одним взглядом отпустил его прочь и зверь послушно потрусил, вскоре скрывшись в роще.

Меня кстати мужчина так и не отпустил, держа за талию, глядя в глаза, но при этом не начиная говорить.

— Давай.

Давно мне не было так неловко. Очень давно. Но он прав, поговорить надо. А ведь я думала, что мы всё обговорили тогда. Он ведь признал, что его желание — это блажь и больше, чем коллегами и друзьями мы никогда не будем. Или солгал?

— Ир... — тяжело выдохнув, он поморщился, мазнул взглядом по берегу и потянул меня к пригорку. — Вот, давай... нет, мне на ноги.

Умудрившись усадить меня к себе на ноги до того, как я села на траву, да ещё и так что я оказалась к нему боком, блондин обнял меня за талию и устроил подбородок на моем плече. Но так, что не давил весом, а лишь слегка касался.

— Ир, я тебя сейчас сначала всё расскажу, а ты пока помолчи, хорошо? Если будут вопросы и обвинения, то потом. Договорились?

Нервно кивнув, я неосознанно сжала пальцы в кулачки. Не знаю почему, но было страшно. Страшно услышать таинственное "всё", страшно осознавать, что всё это время вокруг меня что-то происходило, а я и не знала.

— Ты помнишь ночь, когда Повелитель Таурин устроил в твою честь прием? В ту ночь, когда я тебя похитил?

Кивнув на вопрос, я замерла в ожидании продолжения.

— Тогда, когда мы шли по границе миров, ты уснула. Просто уснула, доверившись абсолютно незнакомому мужчине. Ты меня не испугалась, не запаниковала, а просто уснула. Тогда мне это показалось забавным и милым. Наш ночной разговор... — подбородок на моем плече качнулся, словно он качал головой, — он оставил во мне странное чувство неудовлетворенности. Ты была напуганной, но храбрилась, любопытной, но осторожной, обиженной, но в то же время надеялась, что всё обойдется. Это заставило меня задуматься... а задумавшись, понять, как непросто тебе было раньше. Валькирия с запертым даром; душа воина, закованная в цепи; невозможность самореализоваться, потому что окружающие ждали от тебя лишь послушание. Узкие поведенческие рамки, наложенные ведьмовскими Силами, которые не учли слишком многого, а именно жажду свободы вопреки всему, даже порой вопреки разуму и здравому смыслу. Тогда мне показалось, что оставив тебя у себя, я смогу помочь тебе избавиться от комплексов. Не буду скрывать, я думал не только о тебе, но и о себе. Я никогда не страдал альтруизмом и в первую очередь просчитывал свою выгоду, это у нас в крови. Да, я внук Локи, но поверь, в отличие от него у меня была очень суровая мать, воспитавшая меня не только физически, но и морально. Я знаю такие слова как долг, ответственность и совесть и не просто знаю, а живу с ними. Согласен, не всегда получается, но иногда наши желания слишком сильны, чтобы им противиться. Ты назвала их блажью... Да, это была блажь. Именно тогда это была блажь.

Я слушала и чувствовала, как с каждым словом мне становится всё гадостнее. Такое развернутое вступление с признанием не обещало ничего хорошего. Хотела дернуться, прекратить это словоизлияние, но меня уверенно удержали, крепко придавив обратно.

— Ира, я не закончил.

— Я не хочу это слушать. — тихо пробормотав, я подняла на него покрасневшие глаза. Я не хотела, чтобы он это видел, но удержаться не могла. Слез ещё не было, но если он продолжит, то будут обязательно.

— Почему?

— Потому что слишком больно слышать подтверждение моим домыслам. Намного проще считать их всего лишь домыслами. Но стоит услышать их... услышать их от того, кто знает это лучше всех, как... — судорожно вдохнув, я отвела взгляд, уставившись на свои нервно стиснутые пальцы, заставила себя успокоиться и продолжить: — Это разочарование. Это так, словно теряешь. Навсегда. Это как маленькая смерть больших надежд. Разбивающиеся розовые очки с острыми осколками, впивающимися в плоть...

— Ира...

— Нет, дай мне сказать. — не в силах посмотреть ему в глаза, я смотрела четко на свои руки. — Ответь мне всего на два вопроса. Пожалуйста.

— Говори. — заледеневший тон не обидел. Сейчас мне было так гадко, что какой-то там тон...

— Ты сегодня был в моём сне?

— Да. Был. И слышал всё, что ты говорила. Именно поэтому я так торопился и боялся опоздать.

— И... ты... ты был в моих снах тогда... — сглотнув, едва слышно закончила: — Когда я спала после приворотного зелья?

— Да.

Одно короткое и ёмкое "да". И всё. Ни слов оправдания, ни слов объяснения. Да, был.

— Ясно... — на мгновение сердце сжалось, стало куском льда, а затем треснуло. Было слишком больно услышать это да. Можно миллиард раз обвинять его во всех мыслимых и немыслимых грехах мысленно, но стоит услышать одно единственное "да" вслух, как мир рушится.

Это уже не блажь, это уже не ложь, это уже насилие. Не над телом, нет. Всего лишь над... душой.

Я боялась и ненавидела насильников. Боялась и ненавидела так сильно, что даже убивала. Не сама, нет, моя сила, но сути это не меняло.

— Эйнар, убери руки. Пожалуйста.

— Нет.

— Нет?

— Нет, потому что я не договорил.

— Я не хочу. Я не хочу тебя ни видеть, ни слышать. Никогда.