— Почему же относительно?
— Я нашла сны родственников одного из этих, как ты говорил… «коматозников».
— В гости еще не заходила?
— Вместе пойдем. Побудешь рядом на случай, если я окажусь неубедительной. Да и послушать не помешает — вдруг заметишь ключик к спасению.
— Тогда пара дней для восстановления — и отправляемся.
— Решено, мастер.
Осыпающийся кирпич стен, сети трещин на стеклах крыши, паутины и пыль на всем. Сон перестал быть моим домом и медленно уходил в небытие. Я вдохнул немного времени в свое любимое кресло, где провел столько дней, и сел, дожидаясь прихода Соусейсеки. Сквозь оконные проемы дул теплый ветер.
Прийти в чужой сон и предложить помощь — почему это не пришло мне в голову? Быть может, я действительно зациклился на себе, забывая основную цель происходящего? Ведь я действительно больше думал о Либер Кламорис, чем о том, как выполнить обещание. Но с другой стороны, я рисковал ради нее…или все же ради себя?
Стоп, хватит. Не те вопросы я задаю себе, не те. До тех пор, пока наши пути совпадают, я поступаю верно — а на развилке наступит время разбираться. А пока важно вот что: мы должны выглядеть убедительно, чтобы нас не восприняли как часть сонного бреда. Нужно сказать или показать что-либо, чтобы в нас поверили.
Кажется, я вовремя спохватился — действительно, кто поверит небритому человеку в мешковатом свитере и говорящей кукле, если они придут во сне и предложать разбудить вашего коматозного дядюшку за скромное вознаграждение? Никто.
Одним движением мысли я раскрыл перед собой зеркало, одновременно стирая обычную одежду. Легким жестом стер щетинистую бороденку, слегка изменяя форму челюсти. Немного увеличил глаза, проложил пару морщинок между бровями. Поседевшие волосы выбивались из-под широких полей шляпы, черная мантия скрыла очертания тела, показывая наблюдателю только края окованных серебром сапог. Руки я спрятал в глубоких перчатках, а после некоторого раздумья одел на лицо гладкую стальную маску, оставлявшую на виду только глаза. Сегодня следовало перестать быть собой — чтобы сыграть роль так, как следует.
— Мастер?
— Да, я слегка приоделся, по случаю выхода в свет.
— Ты выглядишь…внушительно. Возможно, даже пугающе.
— Так и нужно. Наш собеседник должен поверить в мое могущество, чтобы не принять потом сон за сон.
— Скажешь же — «сон за сон». И почему это он должен верить в твое могущество, если все дело на мне?
— Люди склонны верить внешним атрибутам силы, поэтому я попробую на этом сыграть.
— Пробуй. Пока что у тебя неплохо получалось.
— Это исключительно из-за хорошей компании. Ладно, пошли. Может, даже удастся закончить все это, не просыпаясь.
Сон встретил нас занятными декорациями. На тесном деревенском рынке кипела жизнь, люди толпились у прилавков, продавцы выкрикивали какие-то зазывные скороговорки. Все они были отмечены ирреальностью — срезаны, словно где-то стоял мощный прожектор, выхватывающий некоторую их часть из небытия, оставляя невидимым остальное.
— Она где-то здесь, ориентируйся по видимой стороне людей.
— Я уже догадался. Забавно, оказывается, выглядит солипсизм со стороны.
— Что? А, ты об этом. Кстати, заметь, ее власть здесь достаточно сильна, чтобы не позволять нам дорисовывать картину. Вот только она об этом не знает.
— Кем ей приходится наш обьект?
— Понятия не имею. Но он ей определенно небезразличен.
— Кажется, я ее вижу. Вон та торговка травами, не?
— Вперед. Надо вывести ее в место потише.
— Так пусть уберет их, делов-то.
— Не вздумай! Если она поймет, что спит — может проснуться, а это смертельно опасно!
— Ладно, потом обьяснишь. Буду осторожен.
— Помалкивай пока. Я справлюсь.
Соу подошла к травнице — немолодой, но все еще неплохо выглядящей японке и быстро заговорила о чем-то, то и дело указывая в сторону. Сперва я не мог понять ни слова, но все же как-то улавливал смысл — речь шла о редких травах, а я был представлен в качестве западного путешественника, который якобы собирал все специи мира.
Травница подошла ко мне, поклонившись в приветствии, и потащила за руку в сторону внезапно появившегося домика, бормоча что-то о цене и качестве. Краем глаза я видел, как исчезал рынок и даже на мгновение испугался за Соусейсеки, но она уже была внутри.
Сидеть на циновке было не очень удобно, пока я не напомнил себе, что это сон и ноги мои затекать совсем не должны. Краем уха я слушал щебетание Соу, делая вид, что заинтересован растениями, которые, кстати, действительно могли бы свести с ума ботаников, если бы росли наяву. Мало-помалу я угадал идею их беседы — японка делилась своими невзгодами, основное место в которых занимал именно не желающий просыпаться муж. Как оказалось, он впал в кому не из-за болезни, а от нервного потрясения — одна из машин, которые он проектировал, стала причиной аварии на заводе пиротехники, в которой погиб его сын.
Тогда это прозвучало довольно убедительно — чем не причина? Жаль, что я забыл, в каком мире живу.
Соусейсеки тем временем старалась вовсю — и скоро пора было вступать в беседу мне.
— Скажите, вы действительно можете входить во сны так же просто, как в этот дом?
— Да, это так. Войти и выйти в этот дом так же просто, как и в видения спящего.
— И вы можете помочь разбудить того, кто спит… слишком долго?
— В мире все подчинено равновесию. Если я помогу вам, это сдвинет чаши весов.
— Неужели никак нельзя?
— Отчего же? Просто нужно будет качнуть весы в другую сторону — это просто.
— И что я должна буду сделать?
— Выслать денег тому, кто возьмет на себя заботы о равновесии.
— Денег? Так просто?
— Не совсем. За эти деньги некто оторвется от собственных дел, чтобы приехать в вашу страну и исправить последствия.
— И Рицу проснется?
— Несомненно.
— А это очень дорого?
— Смотря насколько сильно вы цените вашего Рицу.
— Я соберу все, что смогу!
— Вряд ли равновесию угодно загнать вас в нищету. Миллион йен, половину вперед.
— Миллион! Но это же…
— За меньшее и браться не стоит — дело-то муторное, да и боги не одобряют.
— Я… я согласна. Рицу заработает нам на старость, если только проснется.
— Вышлете половину на этот кошелек, — я достал из памяти номер счета в интернете, — позвольте один фокус.
— Да?
— Номер будет на вашей руке, — я выпустил пучок нитей, оставляя на кисти заказчицы синяки-цифры, — мы займемся Рицу, и молитесь всем богам, если вздумаете нас обмануть.
Сон содрогнулся, видимо, боль от нитей начала доходить до тела. Соу махнула рукой, и мы выбежали наружу, преодолевая путь до выхода длинными прыжками через осыпающиеся детали чужой реальности.
Уже знакомая веточка Дерева снова удерживала нас над бездной. Я остановился, чтобы перевести дух. Побег из чужого сна был довольно прост, если бы не предупреждение Соусейсеки об опасности оставаться в нем при пробуждении.
— Соу, есть вопрос.
— Да, мастер?
— Ты обещала рассказать, почему нельзя оставаться во сне просыпающегося.
— А, сейчас обьясню. Просыпаясь, человек обычно не помнит своих снов, либо помнит совсем недолго. Если ты не успеешь сбежать из сна, его разум сотрет тебя вместе с ним. Есть, конечно, шанс выжить — если сон был ярким и запоминающимся, и спящий хорошо тебя запомнил…но все равно это, полагаю, будет невыносимо.
— Значит, нашего клиента…Рицу, вроде, нужно не просто разбудить?
— Скорее всего, нечто удерживает его во сне, и нужно будет не разбудить его, а дать возможность проснуться.
— Освободить?
— Вроде того, мастер. И поскорее.
— Но мы еще не получили задаток!
— Можем опоздать. Взгляни на его сон — он созрел и скоро Дерево отторгнет его, как спелый плод, несмотря на то, что на самом деле его подточил червячок.
— Как думаешь, это опасно?
— Всякий раз, когда ты оказываешься во власти всемогущего незнакомца, это может быть опасно. Их неведение — гарантия нашей безопасности.
— Что ж, пойдем, посмотрим, как поживает наш Рицу.
— Будь осторожен.
— И ты береги себя… иначе этим придется заниматься мне.
Соу улыбнулась и шагнула в нить, а за ней в странный сон провалился и я.
Высохшая и потрескавшаяся земля, покрытая ржавчиной, пеплом и солью. Грозный мутно-багряный свет косыми лучами из-под грузных облаков. Горы металлолома, над которыми вьются вороны. Над самой большой грозовые сполохи мечутся в грузном животе тучи, высвечивая нечто странное на вершине. Грустное место. Но почему у Соу такие испуганные глаза? Я повернулся…
В животе что-то оборвалось и упало. К такому мы не были готовы.
Представьте себе лицо настолько огромное, что заслоняет пол-неба, лицо, покрытое коркой гари и крови, пробитое металлом, яростное, пожирающее земную твердь, которая неуклонно движется к нему. Представьте, как титанические зубы перемалывают увлажняемую потоками слез землю, измельчая горы металла без малейшего усилия, как дитя разжевывает кашу. И наконец, представьте, что оно наполненно яростью и ненавистью к этой пище, и есть ее лишь оттого, чтобы добраться до десерта, спрятанного внутри.
Я не был готов. Никто не был бы готов. Соу беспомощно взглянула на меня, словно предлагая уйти…и что-то проснулось внутри. Сейчас можно сказать, что это было глупо, но в тот миг я поверил. Поверил в то, что мы справимся.
— Дух Рицу скрывается на той горе железа. Бегом, у нас мало времени!
— Мастер?!
— Бегом!
Мы мчались среди пустоши, перепрыгивая завалы техники. Бежать было легко и даже приятно — я чувствовал себя вырвавшимся на волю зверем, несущимся за добычей. Смертельная опасность освободила адреналин, а знаки не дали ему вогнать меня в ступор. Земля задрожала, когда от нее откусили еще кусок. Соу вырвалась вперед, ее фигурка мелькала среди ржавых червей спутанных труб и могучих зубьев тысячетонных шестерней. Мы поднимались к последнему оплоту инженера, которого стремился пожрать выдуманный им же образ его сына.
С высоты равнина казалась не такой уж и большой. Карабкаться вверх помогали тянущиеся отовсюду цепи — и я догадывался о их назначении. Наконец, последние преграды остались позади, и нам явилась вершина.
Площадка утрамбованного металлолома, пронзенная цепями и тщедушный человечек, удерживаемый оковами, достойными титана. Плененный и ожидающий казни.
— Рицу?
— Кто здесь? Кто может быть здесь?
— Мы пришли за тобой, Рицу.
— Это он вас послал? Вы его слуги?
— Его? — я указал на лицо за спиной? — Думаешь, ему нужны слуги?
— Тогда почему вы здесь?
— Нас послали, чтобы помочь.
— Кто мог послать помощь в ад? Я обречен ответить за то, что совершил.
— Прощение есть для каждого.
— Но я убил сына! Убил сотни невинных, убил из страха за себя, неоправданного, безумного!
Соусейсеки хотела вмешаться, но я остановил ее. Следовало разыграть все по нотам, чтобы этот несчастный поверил не нам, а в нас.
— И кто напугал тебя?
— Зачем ты спрашиваешь, зная ответ?
— Это наводящий вопрос.
— Гадалка. Старая карга, гореть бы ей вместе со мной! Все сказанное ею сбылось, все до единого слова!
— Еще не все, полагаю.
— Она предсказала мне смерть от руки сына! Что мне оставалось делать? Я не мог убить его сам, потому и подстроил этот взрыв! Почем мне было знать, что все закончиться так? Я просто хотел жить, просто хотел… — он зарыдал.
— Ты убил сына, и он пришел за тобой? Пророчество сбывается?
— Я умер, и он жаждет мести. Судья мертвых, наверное, решил дать ему такую возможность.
— Я — твой судья!
Соусейсеки помахала рукой, указывая на горизонт. Я понял, что она имела в виду. Нужно было спешить. Я чувствовал ростки веры в убийце — слепой, но неистовой веры хватающегося за соломинку утопающего. И должен был ее взрастить — чтобы идти дальше, чтобы не быть сьеденным чужой совестью, чтобы выполнить обещание.
Серебряные нити выплеснулись из мрака одежд, бросая отблески на металл маски. Знаки светились внутри, и с каждым мгновением мне становилось все легче изменять сон. Рицу поверил.
Я подошел к нему, неотрывно глядя в наполненные ужасом глаза. Медленно протянул руку, стирая кровавые дорожки слез.
— Ты будешь оправдан, Рицу. Твое место займет гадалка.
— Я… я освобожусь?
— Не сразу. Твой мир движется к концу — и ты знаешь, как его остановить. Мы знаем.
— У меня были… мысли…
— Смотри же, — парой нитей я поднял комочек металла и создал из него что-то вроде юлы, вращающейся на моем пальце, — Что-то приходит на ум?
Впрочем, это было излишним. Он поддался, признал мою власть, а теперь нужно было правильно ею распорядиться. Груды металла навели меня на мысль еще тогда, когда мы бежали мимо них.
Сконцентрироваться. Нужна идеальная симметрия. Нужно впечатление массы и центробежная сила. Нужны знаки — неведение рождает веру. Слепую веру.
Руки свело судорогой от напряжения, когда из холмов ржавого хлама начали подниматься могучие громады поблескивающих маховиков. Огромные колеса втягивали в себя тяжесть железных гор, раскручивались в едином порыве, набирали обороты, принимали идеальную форму. Земля дрожала и трескалась, принимая в себя тяжесть их оснований, клубы дыма поднимались от плавящегося камня. Рицу весь вытянулся вперед, насколько позволяли его оковы, глядя, как обороты маховиков замедляют падение его мира в пасть мстителя. Я незаметно отошел в сторону, позволяя ему самому додумать происходящее — и, разминая ноющие мышцы, наблюдал, как темнеет поверхность моих творений, как проступают на них фосфоресцирующие иероглифы, неизвестные мне, как разум пленника укрепляет и совершенствует свою защиту от мук и небытия.
— Ты выиграл время, мастер. — Соусейсеки подошла совсем незаметно, заставив меня вздрогнуть, — я успела взглянуть на дерево его души.
— Разбудить сумеем?
— Пока нет. Мы все еще на волоске от гибели. Ты сейчас в положении врача, который дал больному макового отвара и решил, что он выздоровел.
— Есть предложения?
— У нас сейчас появятся новые неприятности. Совесть — штука изобретательная, а убивший сына из-за предсказания достаточно суеверен, чтобы так просто поверить в свою безнаказанность.
