2. Обыграть Властителя. Источник

— Не знаю, Ристи, — вздохнул Ролум. — Может быть, так будет лучше. Но говорить об этом мне совершенно не хочется. Лучше я дам тебе одну вещь... — оборотень ненадолго исчез в своей комнате, а затем вернулся с мятым, обожженным по краям листком бумаги.

— Что это? — удивилась я.

— Когда-то это был мой дневник. Эта страница — все, что от него осталось после моей смерти. Да и она уцелела совершенно случайно. Я выдернул ее, чтобы переписать. Здесь самое начало. Ты знаешь, когда я оказался в Школе, я хотел восстановить прошлые записи, но... не смог. Не потому что забыл, нет. Просто вспоминать это оказалось слишком больно. А может, я просто вырос из того возраста, чтобы вести дневники.

Оборотень сунул мне в руки обожженный листок и, чтобы отвлечься, поставил на плиту чайник. Я расправила лист и с интересом погрузилась в чтение.

..."Меня зовут Ролум, мне 14 лет, а еще я галактический преступник. Вот так-то. Вчера по мою душу собрался Планетарный суд, и меня приговорили к смертной казни. Забавно, правда? Планетарный суд, который все считают чуть ли не досужей выдумкой скандальных журналистов, собрался в полном составе, чтобы осудить 14-летнего пацана. Нелепо звучит? Только до тех пор, пока не вникнуть в суть дела.

А суть заключалась в следующем: помимо имени Ролум у меня есть еще одно имя, известное всей сети космотернета — Рол. И история моя началась в тот самый знаменательный день, когда мне исполнилось 5 лет, и отец подарил мне компьютер. Следующие пять лет своей жизни я посвятил изучению и многочисленным переделкам своего друга, сочинил несколько игр и, наконец, решил элементарно разбогатеть. Словом, последние четыре года своей жизни я занимался тем, что переводил чужие деньги на собственные счета, причем настолько удачно, что вычислить меня так никто не смог. Разумеется, я не ждал, что Планетарный суд будет ко мне снисходительным. Они по моей милости лишились такой астрономической суммы денег, что готовы были уничтожить меня собственными руками, лапами, щупальцами и вообще всем тем, что у них было. А я стоял перед ними, выслушивал смертный приговор, и мне было все равно. Абсолютно. Потому что я попался. И мне даже не надо было задавать вопрос — как им удалось меня выследить. Я слишком хорошо знал ответ. Причина моей поимки находилась тут же, в зале. Только одета она теперь была не в светлое платье, пахнущее ромашками, а в военную униформу. И, кажется, гордилась тем, как ловко меня обманула. А я слушал список обвинений и смотрел на нее. Не испытывая ни ненависти, ни даже зла. Она была слишком прекрасна, даже в военной униформе. И у меня было целых три дня до исполнения приговора, чтобы ее вспоминать. Светлые волосы, трогательную улыбку, тонкие руки, родинку на шее и маленький белый шрам на запястье правой руки. Он-то ее и выдал. Я слишком долго сидел в космотернете, чтобы не знать, откуда берутся такие шрамы.

Когда мы познакомились, она сказала, что ее зовут Мирца. Теперь я даже не знаю, было ли это имя настоящим. А тогда... тогда я просто влюбился в нее. Намертво. Вдребезец. Влюбился до такой степени, что не хотел без нее существовать. Нежная кожа, пахнущая ромашками, губы со вкусом спелой смородины, узкая, гладкая спина, по которой рассыпались тяжелые волны белокурых волос. Слишком прекрасная и слишком искушенная, чтобы перед ней смог устоять 14-летний мальчишка. Первая любовь и первая женщина. Я был настолько ослеплен Мирцей, что разглядел шрам только через пару недель после нашего знакомства. Это было даже не потрясение. Удар. Прямой удар в солнечное сплетение. Мне показалось, что сердце остановилось. И, если бы Мирца не спала, она бы поняла, что я ее расколол.

Когда я в первый раз наткнулся в космотернете на информацию о существовании специального разведывательного планетарного корпуса, занимающегося поиском преступников, я не обратил на это особого внимания. Да и не было во мне ничего настолько особенного, чтобы за мной охотиться. Почти. Но о моем изобретении еще никто не знал. Или мне это только казалось? Шрам на правой руке Мирцы был настолько характерным, что перепутать его со следом обычного пореза было проблематично. Звездочка, перечеркнутая тонкой линией. След от съемного чипа. У разных видов межпланетных войск они отличались формой, видом и размерами, так что я не мог ошибиться. В моей постели лежала не обычная женщина, а один из офицеров планетарной разведки. Смириться с данным фактом было трудно. Практически невозможно. Но я сделал над собой усилие, спокойно поднялся с постели подошел к компьютеру и вынул одну деталь. Всего только одну деталь, изобретение которой вполне могло принести мне Глобелевскую премию. Или пожизненное заключение на какой-нибудь военной базе. (Разумеется, во славу человечества). Однако ни того, ни другого мне было даром не нужно. Я слишком любил свободу.

Мирца ушла из моего дома рано утром. Не разбудив меня и не попрощавшись. А уже к вечеру за мной пожаловала полиция. Даже странно... почему они не арестовали меня сразу же, как только выследили? Надеялись, что я проболтаюсь Мирце о своем секрете? Я был настолько влюблен в нее, что вполне мог это сделать. Но я даже не подозревал, что ей это может быть интересным. Когда она исчезла из моего дома, я понял, что ее миссия закончена. И потому, когда за мной пришли, я не сопротивлялся. Я был настолько потрясен тем, что Мирца оказалась офицером разведки, и была послана за мной следить, что мне не хотелось жить, и я сам себе подписал смертный приговор.

Мирца пришла ко мне в камеру на следующий день. В униформе, со свеженьким орденом в петличке. Холодные серые глаза, военная выправка и снисходительное презрение к пацану, которого оказалось так легко обвести вокруг пальца.

— Ролум, 14 лет, осужденный, приговор — смертная казнь. Приняв во внимание ваши несомненные таланты в области компьютерного программирования и ваш юный возраст (в постели она о нем, почему-то, ни разу не вспомнила) Планетарный суд счел возможным предложить вам альтернативное наказание. — Я удивленно на нее воззрился. Так меня что, не будут казнить? — Вам предлагается служба в рядах Тюремного легиона в качестве системотехника корабля. Необходимые двухнедельные курсы вы пройдете на базе Планетарной тюрьмы. Срок обдумывания предложения — ровно сутки.

Если честно, я даже слегка опешил. Судя по тому, что обвиняли меня только в многочисленных кражах на большую сумму, до моего изобретения Планетарный суд так и не добрался. Однако если он захотел бы выпытать эту тайну, никуда бы я не делся. Так почему судьи этого не сделали? Решили, что я, в конце концов, выдам себя сам, когда меня принудят к тому обстоятельства? Или хотели посмотреть, как я буду этим изобретением пользоваться? (А искушение это сделать возникнет не раз и не два, тем более, если мне будет грозить смертельная опасность). Однако объяснять мне свои поступки Планетарный суд (разумеется) не стал. Он решил проблему проще — отправил меня в Тюремный легион. Проявил, так сказать, гуманность

Разумеется, те, кто читает официальные газеты, скажут, что мне повезло. Потому что по всеобщему мнению Тюремный легион — это нечто вроде исправительной службы. Но в космотернете вы можете найти куда более правдоподобные сведения. Отправка в Тюремный легион означала все тот же смертный приговор. Просто растянутый во времени. По крайней мере, я не слышал ни одного случая, когда команда легиона вместе со своим кораблем сумела просуществовать более года. В космосе всегда полно задач, которые можно решить только с помощью грубой военной силы. А кто лучше преступников, приговоренных к смертной казни, годился на роль козлов отпущения? Плюс ко всему в Тюремный легион посылали не просто людей, а людей очень талантливых в своих областях. Им давали практически неразрешимые задачи и на них, как на кроликах, проводили эксперименты, используя их гениальные, нестандартные разработки для последующего применения в армии.

В общем, я согласился. Может быть, потому, что уже отошел и не столь сильно хотел умирать, а может потому, что из вредности хотел продержаться в Тюремном легионе три года. Стандартный срок, после которого снимаются все обвинения, и которого еще никто никогда не достиг. В принципе, я понимал, что достичь его нереально, но желание было велико. Я подписал измененный приговор, отправился на курсы и даже попросил разрешения взять с собой свой талисман — плюшевого медвежонка, оставшегося сидеть в моей квартире на компьютерном столике. Мою просьбу уважили, и ровно через месяц я уже поднимался на борт космического корабля с игрушкой под мышкой и рюкзаком за спиной. Честно говоря, я опасался, что по поводу моего возраста, да еще и вкупе с игрушкой, услышу много нелестного. Однако меня приняли совершенно спокойно. Скорее всего, потому, что во-первых, я был единственным человеком на борту, а во-вторых, все прекрасно знали, что нормальные подростки в Тюремный легион не попадают".

— Что, Ролум, это все?! — разочаровано возопила зачитавшаяся фантастической эпопеей я. — А где продолжение?

— Продолжение сгорело, Ристи, — криво ухмыльнулся Ролум.

— Значит, расскажешь мне все сам. Что это такое ты изобрел, что тянуло аж на Глобелевскую премию? И что это за талисман у пацана в виде мягкой игрушки?

— Бедного медвежонка Планетарный суд выпотрошил до последней нитки, — зло рассмеялся Ролум. — Но должен же я был отвлечь хоть на что-то их внимание! И попасть в свою квартиру. Разумеется, за мной следили. Но я сумел обвести их вокруг пальца и унести одну деталь. Очень маленькую деталь, которая помогала моему компьютеру быть разумным. И которая сделала разумным наш корабль.

— Ничего себе! — восхитилась я. — И как к этому отнеслась остальная команда? Ты, вроде, сказал, что был единственным человеком на борту.

— Остальные не принадлежали даже к гуманоидной расе. А к моему изобретению... нормально они отнеслись. Особенно после того, как оно спасло нам жизнь. И делало это не раз и не два. Мы стали единственной командой за всю историю существования Тюремного легиона, которая смогла продержаться условленных три года. Однако оставлять нас в живых никто не собирался. Нас объявили бунтовщиками, Ристи. Предателями, изгоями, бог весть еще кем и выслали против нас пять кораблей планетарного флота. Это была бойня. И откровенное убийство. Разумеется, выжить в такой мясорубке никто не смог. И я тоже. Я помню кровь, пожар, нехватку воздуха и взрыв... в себя я пришел уже в Школе, где из меня начали готовить воина.

— Нда... поменять межпланетные перелеты на темное средневековье приятного мало, — глубокомысленно посочувствовала я оборотню. — Слушай, Ролум, может, тебе все-таки стоит поискать на факультете магов хотя бы более-менее приличного специалиста? Ну хоть чтобы от снов поганых тебя избавил?

— Ищу.

Подходящего мага Ролум действительно искал весьма активно. И не столько из-за своих снов, сколько из-за неистребимого желания сбежать. Причем причину, по которой он ни в какую не желал служить Таштену, объяснить Ролум не мог. А может быть, и не хотел. Все-таки оборотень был весьма загадочной личностью. И совершенно непредсказуемой. Поскольку активные поиски мага закончились весьма неожиданным образом. Ролум... влюбился. И тут же прибежал ко мне за советом, как ему лучше всего произвести на девушку впечатление. Вот ведь... а я со своей влюбленностью в Байрона стеснялась изо всех сил... зря, оказывается.

— Ты проверил, на ней точно нет никаких подозрительных шрамов? — уточнила я, когда Ролум насел на меня со своей новообразовавшейся проблемой.

— Смеешься? — приготовился насмерть обидеться влюбленный оборотень.

— Да ни в одном глазу! — сделала я честные глаза.

А чего Ролум меня от еды отвлекает? Правда, как раз именно сегодня повар Школы превзошел самого себя — обед был даже отвратительнее, чем обычно, но тем не менее... другого времени что ли найти не мог?

— Ладно, — снизошла я до надувшегося на весь мир оборотня. — Пойдем, познакомишь меня с предметом своей любви.

— Ристи, да я сам с ней еще не знаком! Она новенькая! Я ее только три дня назад первый раз увидел. Легкая, изящная, светловолосая... она не шла по коридору, а скользила. Я любовался ей, замерев на месте. А когда она мне улыбнулась, я понял, что пропал. Окончательно.

— Какой же ты, оказывается, влюбчивый, Ролум! — поразилась я. — С первого раза и такой эффект! А ты точно уверен, что твоя великая любовь, длящаяся уже целых три дня, не пройдет примерно через неделю?

— Ты все-таки издеваешься! — окончательно обиделся Ролум и отвернулся. — А я-то думал, что ты мой друг...

— Да ладно тебе, — виновато вздохнула я, постучавшись в напряженную спину. — Я же не отказываюсь тебе помогать. Наоборот. Предложила пойти и познакомиться. Ну или покажи мне ее хотя бы. Интересно же!

Девушка, избранная Ролумом в качестве объекта вечной любви, была действительно прехорошенькая. И совсем не манерная. Невысокая (с меня ростом), изящная, легкая, она походила на хрупкую фарфоровую статуэтку. Впрочем, все волнующие изгибы у Лилины были на местах, а грива длинных, вьющихся, блондинистых волос заставили бы посинеть от зависти всех производителей шампуней. Нежная кожа, прозрачные голубые глаза, длинные ресницы, лукавая улыбка... ну, понятно, почему Ролум так резко потерял голову. И превратился из вполне серьезного, вдумчивого молодого человека в восторженного щенка. Да... любовь умеет ломать людей лучше, чем любой, даже самый выдающийся инквизитор. Ролум, которого за все время нашего общения я даже нечаянно ни разу не заподозрила в стеснительности, стоял в сторонке, тяжко вздыхал и молча смотрел на предмет своего обожания. Идти знакомиться пришлось мне самой. Интересно, я выглядела так же глупо, когда пялилась издалека на Байрона? Должно быть. Жаль, но выяснить этого я уже не смогу. Окончивший свое обучение Байрон покинул стены Школы и отправился покорять мир.

Кстати, я вообще была удивлена Школьной программой. У меня складывалось полное ощущение, что она составлялась для каждого индивидуально. Причем по каким параметрам — оставалось одному только Властителю известной загадкой. Я должна была пройти полугодовые курсы, Ролуму досталось почти десятилетие, а Байрон (как я выяснила) вполне удовольствовался всего тремя годами. Причем странности в обучении проявлялись не только на сроках, но и на содержании уроков. Лекции так часто смешивались, что деление на факультеты казалось весьма условным. И индивидуальным (по наиболее яркой способности человека). Интересно, кстати, какие способности есть у понравившейся Ролуму Лилины? Кроме магических? И насколько она сильный маг? Хотя бы в потенциале? Не знаю уж, сложатся ли у нее с оборотнем отношения, но помочь ему сбежать Лилина вполне сможет. Если, конечно, Ролум найдет все-таки в библиотеке описание нужного обряда.

— Ну? Что она сказала? — напал на меня оборотень, как лиса на колобок, стоило мне только отойти от Лилины.

— Она сказала, что ее зовут Лилина. И была весьма удивлена тому факту, что я решила с ней познакомиться, — сообщила я. — Ты знаешь, Ролум, я бы тоже удивилась, если бы меня начала осаждать незнакомая девица. И заподозрила бы ее в чем-нибудь. Все-таки, лучше было бы, если бы ты сам к ней подошел. Эффективность была бы больше. К тому же, за все время нашего разговора, Лилина несколько раз кинула взгляд в твою сторону. Но ты старательно делал вид, что нас не видишь. И упустил неплохой шанс.