Мерзкий старикашка

— Но хоть накидку надо снять. — не согласился я. — Ее исключительно на богослужения одевают.

— Накидку можно. — разрешил Люкава.

Наивный он человек все же...

Я неторопливо, с кряхтением, стянул с себя расшитое всеми цветами радуги пончо, с минуту еще охал и потирал поясницу, затем аккуратно, нет очень аккуратно накидку сложил, разгладил, дабы на ткани не было не морщинки, и только после этого бережно убрал одеяние в тумбу.

Тхритравов секретарь аж подпрыгивал на месте от нетерпения, покуда я этим делом занимался. А сказать ничего не решался — накидка, предмет сакральный, атрибут культа, однако, небрежное с ней обращение граничит со святотатством.

— Ну, пойдем что ли? — сказал я, закончив с издевательством над ни в чем неповинным Люкавой и прихватив от стены клюку, с которой ходил во времена своего выздоровления. — Не стой столбом, нас отец Тхритрава ждет.

Хм... Это наверное очень хорошо, что сильнее Лисапета недолюбливать в монастыре уже не могут, а морды бить тут не принято вообще.

И пошли. Не в настоятелево обиталище, разумеется — Тхритрава, подобно всем прочим обитателям монастыря ночевал в самой обычной келье с минимальными удобствами, чудо смирения и нестяжательства всем нам являя. А вот для работы, ну или для встреч тет-а-тет с особо ценными паломниками у него имеются несколько комнат попрезентабельнее, с росписью, статуями, позолотой и прочими образами на стенах. Мебель там, опять же, удобная, не то что простые монашеские шконки — хорошее такое место для работы и отдыха.

Ой, что это я? Для молитвенных размышлений, конечно же!

Отец Тхритрава, меня дожидаючись, потчевал всех троих приезжих князей травяным взваром с какими-то крендельками. Ай-яй, и это до завтрака — ужаснейшее нарушение монастырского устава. Куда смотрит Святое Око?

— Тебе лучше, брат Прашнартра? — приветствуя меня (простого монаха!) поднялись все четверо, а голос настоятеля был полон такой искренней заботы и приязни...

Прослезиться от избытка чувств что ли?

— Благодарю, отец Тхритрава, я чувствую себя почти здоровым. — самым смиренным тоном (всегда его определял как "благочестивенький гнусняк") ответил я. — Спину вот опять прихватило только.

— А ты не натруждай ее, присядь с нами. — Тхритрава указал на пустующее кресло за столом. — Вот тут уважаемые князья приехали побеседовать с тобой.

— Надеюсь, они ехали не для того чтобы спросить, о чем мне рыбы рассказывают. — усмехнувшись себе под нос я последовал настоятелеву совету и присел.

— А что, правда рассказывают? — не сдержался самый молодой, на вид так лет двадцати, из заезжей троицы.

— В уме ли ты, достопочтимый? — укоризненно поглядел на него я. — Где это видано, чтобы рыбы разговаривали?

Остальные два князя ухмыльнулись злорадненько — знать, недолюбливают своего молодого товарища. Ну это ничего, на вас у меня тоже управа есть, на обоих.

— А кстати, отец-настоятель, — самым невинным тоном поинтересовался я, — коли уж благородные князья возжелали припасть к мудрости нашей братии,они, я надеюсь, вознесли соответствующие жертвы и принесли должные дары? А то помню я их, бывали они у нас уже.

Развернувшись к сидящему справа от меня я ткнул в его сторону пальцем и требовательно вопросил:

— Вот ты, князь Шедад Хатиканский, года тому два как молил Святое Солнце о благополучном разрешении от бремени своей молодой жены. Какую жертву ты принес?

— Черного барана. — недоуменно ответил тот, тряся своей рыжей бородой.

Да, эти гады бриться моим или подобным кошмаром цирюльника не обязаны. Даже строго наоборот — обязаны только монахи.

В Ашшории вообще социальный статус человека можно легко определить по его прическе и растительности на лице, а вовсе не по одежде и украшениям. Князья носят бороды и распущенные длинные волосы, которые часто завивают; чиновникам и витязям, сиречь безземельным дворянам волосы завивать запрещено, а бороду, причем недлинную, можно носить лишь находящимся на государевой службе на офицерской должности (и, соответственно, получающих либо жалование, либо вместо или поверх него награжденные деревенькой в ненаследуемое оперативное управление и хозяйственное ведение), в прочих же случаях только усы дозволяются; клир бреется гладко, длинные волосы заплетает в косу; купцы и лавочники с трактирщиками тоже усы носят, но вот волосы дальше середины шеи им отпускать нельзя — биты будут палками, — зато поставщикам царского двора из их числа можно отращивать бакенбарды; городским работягам растительность на моське заказана напрочь, а рекомендуемая стрижка — "под коленку", на чем сословие брадобреев (натурально носят оселедец) неплохую деньгу зашибает; крестьяне — ну это отдельная пэстня. С одной стороны, на каждый хутор парикмахеров не напасешься, с другой и уравнивать сельский пролетариат с князьями как-то некошерно, потому бороды им разрешены, только хлебопашцы их в косу заплетать обязаны в знак смирения, ну и прическа исключительно "под горшок". Так-то вот, целая система.

А одежку каждый себе по деньгам выбирать волен, хотя тоже имеются кой-какие ограничения и в этом плане.

— Бара-а-ана. — протянул я. — Мозгов у тебя, князь, как у барана. Надо же, один из первейших денежных мешков Ашшории, владетельный деспот Хатикана и Горной Аршакии, а за первенца у молодой жены решил бараном отделаться. Ну и что ты ожидал за такое скопидомство, сына что ли?

Хатиканский князь поперхнулся, зато на физиономии третьего из князьёв расплылась наидовольнейшая ухмылка.

— Ну а ты-то, ты чего разулыбался, князь Арцуд Софенский? — развернулся к нему я. — Помню я то золотое блюдо с речным жемчугом, что ты восемь лет назад монастырю в дар преподнес, как не помнить? И как ты пил беспробудно в паломничьем доме, да прислугу гонял, помню тоже. Кабы не искренняя молитва одного из братьев, разве стал бы ты князем в обход своего дяди?

Молитва та была вознесена прошлым, ныне почившим братом-кормильцем, и звучала так: "Солнце, даруй ты уже быструю смерть всей родне этого пропойцы, чтобы он отсюда наконец уехал!"

Улыбка на лице князюшки увяла, и теперь на меня таращились три бородатых мужика с постными мордами.

А вот так, знай наших! Первым делом с вас, мои дорогие феодалы, спесь надо сбить, а там уж можно и поторговаться.

— Не жури их, брат Прашнартра. — вмешался Тхритрава. — Князья проделали долгий путь и еще не отдохнули толком после тяжелой дороги. Но, я убежден, они приготовили надлежащие дары нашей обители. Не так ли?

Какой же умница все же, наш настоятель — так выделить последнюю фразу голосом, что не отбашлять в его казну кругленькую сумму нашим гостям теперь то же самое, что лицо потерять. Они еще соревноваться будут в том, кто дар побогаче преподнес, и хвастать напропалую своей щедростью и набожностью.

— Не гневитесь, божьи люди. — молодой князь, Зулик Тимарианийский кажется, если я верно разглядел его стяг, приложил руку к сердцу. — Мои братья-князья вполне все то давно осознали, о чем брат Прашнартра сейчас говорил. Именно потому не стали мы брать с собой ни злата, ни лалов да смарагдов, ни жертвенных животных, на разумение свое не полагаясь и боясь что дары наши окажутся никчемными. Но по слову вашему пошлем гонца за тем, что Святой Троицы и всей Небесной Дюжины достойно.

Ишь ты! Умный...

Впрочем, иного с князьями Хатикани и Софенине не послали бы — их рода давно уже соперничают из-за контроля над Аршакией, и раз кровные враги приехали меня на царство звать, это должно символизировать волю всего Совета Князей. Ну, или значительной его части.

Традиция такая, демонстрировать серьезность намерений эдаким вот образом. А чтобы намерения по дороге один другого не зарезали, с ними всегда шлют нейтрала поумнее и поязыкастее, дабы вовремя их от смертоубийства мог удержать.

— Вот скажи, просветленный Прашнартра, какие дары принести нам вместно?

Ух ты, реально умный. Проверить решил мою соображалку. А я вот прикинусь ветошью!

— Не мне то решать. — я пожевал губами. — Такие вопросы должно определять брату-хранителю Реликвии.

Чистая правда, его епархия. Вон как у настоятеля физиономия вытянулась, а у гостей, наоборот, в глазах радость. Продешевит Круврашпури, прям к гадалке не ходи — потому, помолчав пару мгновений, я добавил:

— Конечно, он излишне скромен, и навряд ли примет решение не посоветовавшись с Советом Благих обители. Особенно с братом Асмарой, чья самоотверженность в служении Святому Солнцу общеизвестна. Верно, отец Тхритрава?

Жаль, демонический хохот изобразить было неуместно, а то он прекрасно подошел бы к ситуации — уж кто-кто, а наш брат-кастелян с них вытрясет все до последнего бисти.

— Истину глаголишь, брат Прашнартра. — кивнул наш главнопоп. — Многими благодатными талантами Святое Солнце наделил брата Асмару.

— Ну вот и славно. — я с кряхтением поднялся. — Пойду, помолюсь о том, чтобы боги и святые послали вам знак о должных жертвах, потребных для исполнения желаний князей. А уж как пошлют, так снова зовите, если понадоблюсь.

— Ты, брат, так уверен, что они снизойдут до нас и чудо явят? — спросил князь Хатикани.

Нет, вы гляньте — он торговаться пытается! Э, брат, супротив настоятеля и кастеляна это дохлый номер.

— И быть иначе не может. — ответил я. — Нет равных отцу Тхритраве в толковании знаков Книги Перемен Сущего.

Да, нечто вроде "И-Цзин" и тут имеется. Как любая гадательная фиговина составлена таким образом, чтобы толковать предсказания можно было абсолютно любым образом. Что, собственно, сейчас нашей обители как нельзя лучше и подходит. Ну и князей-переговорщиков настроит на нужный мне лад. На неборзый. Главное, чтоб Тхритрава не шибко увлекся и скупость обуздал — вон у него какая мечтательность появилась во взгляде...

Ну, Люкава понесся монастырский актив собирать, а я пошаркал к своей келье. Угадайте, кто меня возле нее ждал, изнывая от нетерпения?

— Брат Прашнартра, ну где ж ты ходишь? — укоризненно произнес Тумил. — Меня за тобой Круврашпури послал, велел привести к нему срочно.

— Да можешь уже не торопиться. — отмахнулся я. — Настоятель Совет Благих созывает вот прямо сейчас. Не до меня теперь брату-хранителю. Но за исполнительность — хвалю.

— Эх... — парень разочарованно вздохнул и потупился. — А ты про меня подумал? Ну, про имя?

— А как же. — кивнул я, и отворил дверь в келью. — Ты юноша смышленый, усердный, и имени достоин соответствующего, из первой книги Деяний Святых Посвященных.

— Ты правда так думаешь? — обрадовался пацан. — В смысле, это же очень большая честь... А какого?

— Ну, я долго выбирал, и решил остановиться на имени Крушнапраньюдрулпрапрахма-шинью.

Глаза Тумила округлились.

— Да я же это и выговорить не сумею! — в отчаянии воскликнул он.

— Посмотри на это с другой стороны. — флегматично ответил я. — Тебе-то свое имя называть придется не так уж и часто, зато окружающим — постоянно.

— Ты шутишь так, да? — спросил Тумил.

— Какие шутки могут быть со священными именами? Это жуткое святотатство, разве же я на него способен? — увидев выражение лица парня я поспешил добавить следующую фразу: — Так, вот на этот вопрос можно не отвечать. Тебе что, имя не понравилось?

Мальчик кивнул с самым мрачным видом.

— Ну хорошо-хорошо. У меня и другая мысль была. Крушнапраньюдрулпрапрахма-шинью, в конце концов, не единственное же имя в первом томе Деяний, верно?

— Конечно! — энергично ответил Тумил. — Посвященный Кахура, Посвященный Тиритан, Посвященный...

— Мне вот там запомнилась история про одного святого отшельника. — перебил я его.

— Да? Это про которого? Их там много.

— А про того отшельника, который сто лет на горе сидел, медитировал, справедливости хотел.

Парнишка нахмурился, припоминая, а потом аж подпрыгнул на месте:

— Так его имя аж две строчки в свитке занимает! — воскликнул он.

— Да, очень, очень просветленное имя. — кивнул я. — Символизирует. Ладно, я еще после службы не переоделся, а завтрак начнется вот-вот. Беги пока.

И с этими словами я захлопнул дверь перед его носом.

Перед трапезной меня перехватил брат-библиотекарь, дабы полюбопытствовать, на какую такую надобность моему ученику потребовались Деяния Святых Посвященных, и отчего только девятый свиток.

Вот шустрый щегол,а?

— Я поручил ему проштудировать притчу о справедливом воздаянии, брат Шантарамка. А ты что же, выдал ему свиток?

— Ты же знаешь правила, брат Прашнартра, без особых причин из библиотеки ничего выносить нельзя. — прошамкал тот, затем воровато оглянулся, и добавил: — Выдал. По сердцу мне его усердие.

Хорошо, что здесь табака (насколько мне известно) не существует, иначе, боюсь, юный охламон непременно повторил бы подвиг чеховского Герострата и прожег книжку папироской. Но, далеко пойдет, пройдоха! Уластить Шантарамку (менее чем за полчаса!), чтобы тот пошел на нарушение — это дорогого стоит.

Нет, а он что, поверил, будто я ему именно то не выговариваемое имя прочу и зубрить его начал? Судя по внешнему виду (надутый, как мышь на крупу) и тому, что уселся от моего обычного места подальше — да. Хотя, зная Лисапета...

Я бы, на его месте, тоже поверил.

А вот настоятеля что-то не видать. И кастеляна. Ну эти-то ладно, не иначе князей дожимают, а вот чтобы на приеме пищи не случилось хранителя Реликвии — натуральное ЧП. Не иначе цитатами из писаний жертвователей вдохновляет. На какие только лишения не идет наш брат Круврашпури ради блага ближнего своего...

Секретарь Тхритравы перехватил меня прямо на выходе из трапезной, и снова потащил к главе монастыря. А я-то так надеялся с четверть часа провести спокойно переваривая недавно пережеванное...

— Знаешь, брат Люкава, почему никогда не стать тебе настоятелем нашей обители? — спросил я, плетясь за этим молодым да борзым.

— Это почему же? — главный прихлебатель бросил на меня злобный взгляд.

Хочется, ох хочется мужику стать здесь главнюком. Сильно хочется, так, что аж зуб крошится. И, что характерно, каждая собака об этом знает, и над надеждами его втихую потешается.

Амбициозен брат Люкава, и еще далеко не стар — едва пятнашку разменял, — лезет везде, от имени настоятеля порой командовать пытается, втихую норовит, время от времени, полномочия какие-то себе отжать... Ну и получает от Тхритравы за это по шапке, разумеется — еще тому не хватало властью своей делиться с кем-то. Но и не гонит его от себя настоятель, манит надеждами, потому как работящ Люкава, исполнителен и почерк хороший имеет. На чем его положительные качества и заканчиваются, как по мне.

— Деликатности в тебе нет. — охотно поделился своими мыслями я. — Тут к настоятелю значимые люди приехали, со статусом, дележ власти в столице для этого отложили в долгий ящик — по крайней, знать, нужде прибыли, раз так, по делу, и не исключено, что тайному. А ты меня прямо посреди двора запросто вот так хватаешь, да к отцу Тхритраве волокешь — хотя всем известно, что у него там сейчас князья и половина Благих, — под любопытными взглядами всей братии. Да и паломники, вон, уже по двору шлындают. А если кто из них соглядатай?