— Так, я плыву с вами, но отдельно от вас! — чувствуя, что зверею от всего происходящего, прорычала я. — А ну выметайся отсюда!
— Зверек, подожди, ну, пожалуйста! Позволь мне хоть немного побыть тут, там такой ливень — ужас. Ты на нашей Базе уже легенда — такого неподчинения здешним офицерам, и столько походов в карцер еще никто не проделывал. Это же офигеть, как круто! — взлохматив волосы на голове, тем самым показав себя и широкую улыбку, освещающую немного вытянутое лицо, радостно пропел он. Аккуратный нос, черные глаза, тонкие брови над ними — ни у каждой девушки получится так ровно их выщипать. А поднявшись с пола, он оказался еще и на голову выше меня, весь такой тощий и мокрый.
— Ребенок, я спать хочу. Давай завтра поискришь, а? — зевнув, сдулась я. Дождь начал утихать.
— Конечно, хорошо! Можно я с тобой завтра на построении буду стоять рядом? Это же так круто! Можно я скажу, что мы друзья?
— Нет, — резко перебила его я. — Мы не друзья. Завтра я увижу тебя второй раз в жизни и мне вообще ничего не интересно о тебе и твоем быте. И рассказывать о себе я тоже не хочу. Всё, вали отсюда, а то Мару позову! — я указала на окно. Парень, немного погрустнев, перелез обратно через кровать, залез на подоконник и, свесив ноги наружу, обернулся обратно, и с абсолютно серьезным выражением лица спросил:
— А вообще, в будущем, мы можем стать друзьями?
— Посмотрим. Вали спать. Завтра рано вставать, — огрызнулась я. Парень спрыгнул наружу, а я, наконец-то, завалилась в кровать. Мокрая и сырая, чёрт. Ненормальные тут какие-то люди. Ты их прогоняешь и оскорбляешь, а они пищат от восторга и называют это крутым и милым. Извращенцы?
Поднявшись на кровати, я закрыла окно, из которого шла сырость, и занавесила его шторами. Сачи мирно спала на соседней кровати, свернувшись в калачик. Переодевшись в пижаму, мало ли, а вдруг, просплю, я нырнула под одеяло, прижимаясь спиной к батарее, проходящей под окном и, соответственно, рядом с моей кроватью. Тепло навевало воспоминания о доме.
Мама, я почти не скучаю, я привыкла быть сама. Быть далеко. Но, папа, береги ее там. Я теперь только фантом.
Бой
Быстро подбежать к двери, открыть её и попасть в комнату, сплошь и рядом увешанную дверями на подобие этой. Открыть следующую, и услышать тихий смех позади. Обернуться, но никого не увидеть и вновь потянуться к ручке двери, чтобы за ней увидеть новый калейдоскоп. В бессильной ярости ударить по одной из них, разбив в щепы и наблюдая, как проем затягивается новой деревянной шкурой. Что за бессмыслица? Двери совершенно разные, но похожие одним: за всеми ними были новые.
— Не нравится? Не нравится бегать? — тихий шепот пробивал.
— Свали нахер, — зло выплюнула я, на проверку выбивая стену. За ней ничего не было. Совсем. Открыв стоящую рядом дверь, я вновь полюбовалась разномастными никуда не ведущими деревяшками. А за стеной, однако, все так же стояла тьма.
— Я, на твоем месте, поосторожнее была бы с этим делом. Кто знает, какие твари у тебя в подсознании скрываются? — стена заросла. Обернувшись, я увидела. Я.
— Анта, проснись! — Меня резко подбросило на кровати, и, открыв глаза, я ошалело уставилась на соседку по комнате. Всего лишь сон...
— Ты кричала во сне, я очень сильно испугалась, — трагическим шепотом поведала мне Сачи, беспокойно заглядывая в глаза. Скосив глаза на будильник, я отметила, что было пол пятого утра. Черт, пора вставать: в шесть уже нужно быть на месте.
Стянув одеяло и морщась от липнувшей к телу пижамы, я пошла в душ. Нам повезло с ребятами: на нашей Базе были личные душевые. В других вообще одна общая, и туалет ничем не закрытый от посторонних. Наверное, именно поэтому здесь встречалось столько странных и неподготовленных к жизни личностей — та же соседка по комнате, думающая только о красивых тряпках и парнях. Не жила она в общежитиях студенческих, ой, не жила.
А дальше все быстро и еще быстрее — забежать на кухню и перехватить скудный завтрак от зевающих и только-только вставших поваров. Получить маленький вещмешок, с наказом не съедать все в первый же час. Забежать к завхозу и получить дождевой плащ и новые ботинки — старые разлезлись и обещались сыграть в ящик. Так же, в нагрузку, получить щербатый клинок с побитым эфесом и кукиш, бросив алчный взгляд на револьверы. Ну, что за несправедливость!
Ровно в шесть, прикрывая лицо от мороси, что активно сыпалась с неба, и, чувствуя, как сильно режут лямки тяжелого рюкзака и холодит бедро железяка, носящая гордое имя "меч", я терпеливо ждала погрузки на судно. Таки нашедший меня в общей толпе вчерашний парень, сейчас радостно топтался рядом, время от времени бросая на меня восторженные взгляды и гневно-гордые на других. Я, честно, вообще не понимала в чем дело и молча продолжала ненавидеть это утро. Команда подниматься на борт, прозвучала как гром среди ясного неба — гуськом, мы прошли по мостику на корабль, а там выстроились в шеренгу, ожидая дальнейшей участи. Быстрая проверка явившихся, и, разделившись на парней и девушек, мы прошли в трюм. И только там можно было спокойно вздохнуть и доспать: общее построение перенесли на обед, сейчас настраивая курс и воюя со стихией.
Найдя подвешенный в углу гамак и повесив рядом с ним вещмешок и мокрый дождевик, я радостно завалилась внутрь с намереньем доспать. Только вот всё рухнуло в бездну — повернувшись спиной к общему шуму, и только-только пригревшись, я услышала тактичное покашливание.
— Отвалите, я сплю, — вяло огрызнулась я, понимая, что осуществить задуманное мне уже не дадут.
— Не груби, — обладательница мелодичного голоса, отдающего какими-то нотками стали, не пожелала меня слушать, продолжив стоять над душой.
— Что? — повернувшись, я недовольно уставилась на брюнетку, с высоким хвостом на голове, заплетенным в косу. Тонкие брови гневно сошлись на переносице, а сверкавшие в отблеске ламп глаза и недовольно сжатые губы явно говорили о том, что девица была не в духе. Красивая, что уж говорить — отчерченные высокие скулы и правильный овал лица дополняли ладную фигурку, обтянутую в стандартную форму курсанта Дозора. Я знала её — Лада, одна из ведущих паинек, любящая быть всегда и во всем первой, в правильной интерпретации этой фразы. Это я, по карцерам и нарядам финалист.
— Здесь есть несколько курсантов с других баз Дозора — мы знакомимся. Тебе следует быть со всеми. Никаких возражений. — Повернувшись спиной и посчитав, что последнее слово за ней, Лада направилась к середине трюма, где собрались остальные девочки. Пожав плечами, я опять улеглась на свое место, поудобнее устраиваясь и закрывая глаза. Я и не возражаю, просто не иду. Резкий рывок за плечо неожиданностью не был, но вот звонкая пощечина была верхом удивления. Лада, потирая ладошку, презрительно вскинула бровь.
— Не удивлюсь, если ударишь в ответ — это вполне в твоем стиле. Только ничего не изменится — иди к остальным, — холодно глядя в глаза и, вероятно, ожидая мести с моей стороны, отчеканила она.
Медленно потянувшись, зевнув и протерев глаза, я плавно выбралась из гамака, улыбаясь в адрес девушки. Та, нахмурившись, попыталась отступить в сторону, но резко себя одернула, видимо, переборов минутную слабость.
— Я просто подожду, не в первый раз, знаешь ли. Не пытайся что-то просчитать, — вежливо улыбаясь, прошептала я, проходя мимо. Девочки в центре не заметили потасовки, что произошла. Там вообще что-то непонятное творилось — шум, гам, смех, красные щеки и весело блестящие глаза.
— Смотрю, знакомство полным ходом идёт, — пробормотала я, садясь на удивительно незанятый стул и мрачно разглядывая щебечущий цветник. Девочки, не замечая никого и ничего, активно обсуждали последние новинки в одежде, косметике, парней и командиров посимпатичнее. Интересно, это я тоже должна это обсуждать или, всё же, могу пойти поспать?
— Анта, Анта, расскажи о своих братьях! — кто-то, заметив мою скорбную тушку, закричал на весь трюм. — Они у тебя такие красавцы! — сверкая охочими до подобных рассказов глазами, девы повернулись ко мне. У меня начал дергаться глаз от всего этого внимания.
— Не робей, тут все свои, — кто-то из толпы весело засмеялся, — давай, зверек!
— А почему зверек? — несколько девочек любопытно повернулись в ту сторону, вертя головой от меня к говорившей.
— Потому что нелюдима и огрызается, — Лада, тихо подойдя со спины, положила мне на плечо руку.
— Убрала, быстро. — Не поворачивая головы, напряглась я.
— Что, откусишь?
— Оторву, — мрачно пообещала я. После, дождавшись выполнения, повернула голову к любопытным, вероятно, новеньким, продолжила. — Меня зовут Анта. Дрого Ди Анта, и я не особо жалую род людской и военных в целом. Но, если вы не будете меня доставать и надоедать, думаю, мы как-нибудь сживемся.
— Это она просто бука, — кто-то опять засмеялся, — достаточно, Анта, все прекрасно помнят то, как ты нам помогаешь. Не отнекивайся. Расскажи о братишках — мы недавно видели, как вы на лавочке обнимались, такие милые были! Мне б таких братишек... — мечтательно замолк голосок.
Чертовы Мар и Эл!
— Мар скоро получит звание лейтенанта и уплывет на какую-то Базу. Эл уже в звании, и тоже скоро покинет нас, — несколько грустных вздохов разорвали тишину.
— Так быстро?! — раздались удивленные голоса.
— Ох, они такие молодцы, — вторили им другие.
— А вообще, какие они? — любопытно зажглись глаза одной из новеньких. Пошарив во внутреннем кармане, я протянула ей фотографию, где были запечатлены я, эти психи и Кот, жующий сосиску.
* * *
— И, зачем, позволь узнать? — гневно вопила я, пока меня тащили куда-то за город. Кот, которого Мар зажал под мышкой, двумя лапами держал пару связанных вместе сосисок, предварительно засунув первую, или последнюю, из них в пасть.
— Фото на память, — весело отозвался тянущий меня вперед блондин, уверенно сворачивая с одной улицы на другую и выходя за пределы города. — Тут красивое место есть, как раз сейчас осень, все цветное и красочное. Вот, тут! — немного запыхавшись от быстрой ходьбы, оповестил он.
Ряд из красных с золотом каштанов, еще зеленая трава на земле и виднеющееся вдали море. И все это под ясным осенним небом. Красиво? Да. Безумно.
— Вот, это сюда, это сюда, — выставив кончик языка наружу, блондин что-то ладил со средних размеров ден-ден муши, вероятно, заводя таймер. Улитки со способностью говорить, с большими глазами и вообще с зубами вводили меня в состояние немого шока. С тем, как они активно следят за тобой своими глазами можно паранойю словить, мне так вообще недолго осталось...
— Вот, все сюда! — Расправив руки и ловя упирающихся нас, Эл быстренько утянул "семью" под сень деревьев. Обняв одной рукой Мара, другой меня, и притянув поближе к себе, он обезоруживающе улыбнулся улитке, что отсчитывала таймер. Кот, прочно зажатый в руках Мара, двумя лапами запихивал себе в пасть последнюю сосиску, одновременно с этим пытаясь делать вид, что совсем ни при чём. Парень так же улыбался тому глазастому чудовищу на пеньке, выставив напоказ все тридцать два зуба. А я? Глядя на них, почему-то вновь вернулась тоска по дому. По маме, по папе, по дяде. По работе и, почему-то, по кактусам, что остались на подоконнике. Интересно, их поливают?
А теперь я тут. У меня нелюбимая работа-отбытие, у меня навязанные плохие отношения с окружающими, но у меня есть то, чего не было до этого — свобода и два брата, пусть и совершенно не родные. Странное для меня понимание и размышление, но в момент, когда мы стояли под сенью цветной листвы, с шумящим на заднем фоне морем, именно эти мысли посещали мою голову. И, в последний миг, я радостно и любяще улыбнулась этому монстру на пеньке.
* * *
— Какие вы тут... — говорившая запнулась, вероятно, не зная, как охарактеризовать увиденное.
— Теплые, — подсказала Лада, что заглядывала ей через плечо. Фотография пошла по кругу, вызывая уйму комментариев и вздохов.
— А они ничего у тебя. — Общее мнение было таковым. Фотографию вернули, и я упрятала ее на место. Странная частичка. Но очень важная.
— Я знаю.
Пробежки по палубе, попытка понять, где и какой узел нужно завязать на канатах — нас время от времени кидали на паруса; мытье досок палубы, отработка на камбузе и отмывание грязной, после еды, посуды там же. А как кричал старпом, когда кто-то отвязал и не удержал лисель, и он, весело паря на встречном ветру, развевался над морем, канатами уходя куда-то в морские глубины. Добавочный парус это вам не шутки — от руки старпома один из курсантов улетел за корму, откуда его уже доставали матросы, с мольбами не швыряться студентиками, если те провинись. Мелкие ведь, еще. Взгляд старпома Блэка заставил всех сжать задницы и убежать в указанных вахтой направлениях. Вот так вот, порядок, строгость и никаких пререканий. Может, нужно было согласиться на секретаршу? Эту, уже ненужную, мысль я обдумывала за шваброй, которой уверенно возила по палубе, явно решив содрать верхний слой досок. Правда, только так можно было избежать гневного рыка местного зла — мне повезло, прячась в тени и не высовываясь, я пока избегала его внимания, стараясь как можно лучше делать выданную мной работу. Та же Лада, пару раз поспорив с ним, сидела сейчас в трюме и латала местные тряпки, что уже давным-давно перестали считаться за одежду, но все еще были в здешних закромах.
— Судно по правому борту! — Вперед смотрящий ответственно подошел к своей роли — хоть и высокие были мачты, вопль с марса был сшибающий. Отставив швабру в сторону, я с интересом смотрела за тем, как с достоинством пройдя на капитанский мостик, Блэк и Нильс — тот самый офицер, перед которым я отчитывалась в кабинете Гарпа, и по совместительству капитан этого судна, что-то обсуждая, смотрели в подзорные трубы. Отставив свою, капитан бросил пару слов помощнику, тот мичману, а тот, во всю силу своих легких, прокричал на весь корабль фразы, что заставили меня всплакнуть, скучая по оставленным в моем мире фильмах о пиратах.
— Аврал, все наверх! Приготовить пушки, зарядить ружья! Перестать стоять столбом, дура! — Последнее было уже мне и, быстро метнувшись к кладовке и закинув туда ненужные сейчас швабру и ведро, я помчалась в трюм за своим подобием меча. Сталкиваясь с такими же снующими и спешащими туда-сюда людьми, уже оттуда я услышала столь волнительный крик все того же вперед смотрящего:
— Пираты!
Надеюсь, не затопчут. Да и вообще, надеюсь, они испугаются и уплывут: драться с ними, а уж тем более убивать, не хотелось. Людей моего мира, в большинстве своем, вообще с детства учат, что отнимать чужую жизнь — грех. Тем, кто плюет на веру и иже с ней, просто сообщают, что очень и очень плохо отнимать чужие жизни. Короче, мандраж был не слабый — руки не смогли с первого раза закрепить перевязь с мечом, и пришлось прислониться лбом к стене, прежде чем продолжить начатое.
