Организовал из этих мужиков заводскую ремонтную бригаду, и куратором над ними поставил мастера. Задача бригады — за зиму изучить все механизмы, и научиться их ремонтировать путем замены частей и агрегатов. Будут на большом струге, полным запчастей, все лето ходить по Дону и помогать артельщикам.
Последние три дня перед отъездом разрабатывали с мастерами график. Тысячу плугов сделать не получалось, даже при условии, что к лету увеличиться продолжительность работы завода. Строили планы дополнительных цехов и складов. Держать большой объем произведенной техники под открытым небом было чревато неприятностями с деревянными деталями, которых в наших первенцах с избытком. Хорошо еще, что денег для завода было с запасом, который таял на глазах, при обсуждении очередной модернизации. Пора задумываться, где бы мне еще один Константинополь найти. Интересно, а Лондон такой же богатый?
Тая вернулась буквально перед самым отъездом. Довольная. В этой местности набирать отчаявшихся женщин оказалось даже легче, чем в Воронеже. Если так пойдет и дальше, то полторы две сотни женщин Тая соберет только по пути. Неожиданно. Надо думать, где они будут жить, пока строят школу. Хотя, тут и думать нечего, обоз привезет их в поместье, вот там пусть и живут пока. Гм, цветник разрастается. Опять на меня анонимку Петру накатают. Надо будет пару священников в поместье поселить.
Последний день посещения завода посветили подготовке хранилища в заводоуправлении. Все же тут соберется значительная казна, о которой, со временем, могут и прознать. Каменных домов на заводе не было, так что стенами будут мои морпехи и абордажники, которых они отберут в Воронежской школе. Для них нужна была казарма, отдельная и в центре заводского поселения. Пришлось заниматься перетасовкой рабочих бараков.
Уезжал из Липок с чувством, что не сделано еще очень многое. И с сомнениями, что мои планы на лето реальны. Виртуальный урожай, который был уже распределен, уменьшался прямо на глазах. Оставалось надеяться, что наверстаю в следующем году.
Впереди, через три сотни километров, были новые проблемы. Наш санный обоз шел в Тулу.
По дороге размышлял, насколько все же проще воевать, чем налаживать производства. В этом и есть корень всех бед. Только корешок то ядовитый. Великий Рим заглотал его, и приболел, с летальным исходом. Испанцы, так же переели награбленного золота, и теперь имеют голод по всей территории, и правителя-дебила, в медицинском смысле. У меня на Испанию были грандиозные планы, пока не узнал, как там дела на самом деле обстоят. Теперь придется с Францией работать, а это более опасно. Настолько опасно, что производство снарядов надо минимум утраивать. А что увижу на Тульских заводах — уже себе представлял, и переставал питать иллюзии. Наказаниями дело не поправить, Туле нужна модернизация, как и Липкам, как и всей России.
К городу подъезжали по Воронежской дороге, упирающейся прямо в восточную стену деревянного городища, закрывающего своими воротами вид на город. Подъезжали традиционно под вечер, и разбираться, где тут что — было некогда. Спросили стражу на воротах указать дорогу к тульскому стольнику, и почтил его визитом. Удобство таких визитов в том, что убивалось несколько зайцев — можно было получить постой и информацию. Искать в городе постоялую избу просто некогда, а вовсе не из жадности, как все подумали.
Стольник Чулков, показался мужиком зажиточным, на его подворье можно было роте морпехов остановиться совершенно спокойно. А вот нрав у него был далеко не такой широкий и радушный, как его двор. Вопрос "чего надо" не прозвучал исключительно из опасения — тут, как позже выяснилось, нас уже ждали, так же, как и на заводе в Липках.
Вечером, после трапезы, сидели в кабинете стольника, точнее, это помещение могло быть чем угодно, кроме кабинета, скорее оружейной — но хозяин выдавал его за кабинет, наверное, что-то скрывая.
За прошедшее время, страсть о недопоставках снарядов успела утихнуть, и предложение пойти, вместе с гарнизонной ротой, в кузнечную слободу, расстреливая там каждого второго встреченного, да еще и на ночь глядя — уже не было так привлекательно. А если послушать стольника, то Петр, по пути в Воронеж, занимался именно этим — по крайней мере, стольник теперь готов к любому сотрудничеству.
Говорили спокойно о тульском житие-бытие. Интересовался, как тут дела устроены. Собирал базу для предстоящего разноса.
Узнал много нового. Кузнечная слобода — явление, в большинстве русских городов совершенно обычное, кому понравиться, постоянный стук молотов под ухом и высокая вероятность пожаров от кузен. В Туле, кузнечную слободу вынесли аж за реку. А вот дела, в самой слободе, настораживали. Заводов, на той стороне реки хватало. Их по всей округе было много. И строить их начали уже давно, в основном иностранцы — начиная с голландца Винуса и продолжая целым рядом датских, английских и немецких заводчиков. Практически все заводы, на настоящее время, постигла одна участь — экспроприация в казну. Правда, стоит заметить, что их и строили на казенные деньги. После перехода заводов в казну, часть из них отдали Нарышкину, часть русским купцам в аренду, но старых хозяев не осталось. Как впрочем, если читать между строк рассказа стольника — хозяев у заводов и теперь нет — управляются они крайне посредственно.
Из новопостроенных был только завод Никиты Антуфьева, так же построенный, по большей части, на казенные средства и считающийся самым современным — на нем и разместили заказ на снаряды. По большому секрету стольник сообщил мне, что в завод Никита вбухал совершеннейшую прорву денег, аж четыре с половиной тысячи рублей. Мдя. Впечатлился.
Основной рабочей силой на заводах были приписные крестьяне и мастера. Но мастера трудились, в основном, не на заводах, а дома, на заводах они отбывали повинность. На хлеб насущный эти специалисты зарабатывали, делая дома заказы, начиная от штыков и заканчивая замками. Такая организация труда ввергала в оторопь. Эдакая, барщина в заводском исполнении. И самое обидное, повлиять на это, прямо сейчас, было мало реально. Только если государь прикажет казенный завод строить. Вот это уже в пределах моего влияния, думаю, у меня есть, чем убедить Петра — строить под Тулой большой оружейный завод и принимать на него мастеров на обычных, для меня, условиях.
Всю ночь ворочался, в Туле все хуже, чем пугал себя по дороге. Да и просто не спалось на новом месте.
Утром на дворе, меня дожидались мои мастера, привезенные из Вавчуга и оставленные в Туле на производстве снарядов. Вид мастера имели бледный, и какой то забитый. Начали закрадываться подозрения, что в Туле не все хорошо не только с производством. По крайней мере, за моими мастерами ранее не замечено было, чтоб они шапку при мне ломали, и кланялись низко и подобострастно.
Решил все же пока ни о чем не расспрашивать, посмотрю на производство и людей, а потом буду выводы делать.
Перебрались через речку Упу, чуть выше ее слияния с притоком, речкой Тулицей, на которой собственно и стоял завод Антуфьева — мой основной поставщик.
Левее реки Тулицы лежала большая слобода, с просторными дворами, практически на каждом из которых дымила кузня и суетился народ, причем бабы суетились на ровне с подростками и стариками, а вот взрослых мужиков видно было маловато. По проездам, между дворов слободы, сновали сани, нагруженные углем и крицами. Видимо по этому, проезды выделялись черными лентами, на белизне окружающих полей. Кстати, названия эти улицы-проезды имели вполне соответствующие — "Замковый", "Штыковой", "Дульный", "Курковой" и тому подобные.
Выше по течению реки Тулицы стояла длинная мельничная плотина, с весьма впечатляющим перепадом высоты, а рядом с ней красовались каменной кладкой кузнечные цеха, в которых гулко били молоты. На этом заводе сталь получали из чугуна старым дедовским способом — хорошенько проковывая чугунные заготовки.
Ниже мельничного пруда стояли две домны, с длинным литейным цехом. И еще ниже два деревянных цеха, в которых собирали и заряжали снаряды, за ними столярная мастерская и длинный сарай для готовой продукции. В глаза сразу бросилась некоторая отчужденность этих строений. Основные цеха Никиты были каменными, а снарядные цеха хвастались низкими срубами, и производили впечатление пригнувшейся к земле падчерицы, в окружении расфуфыренных дочек мачехи.
Со дна души начала подниматься неприязнь. Сильная.
В цехах увидел ровно то, что и боялся увидеть. Несколько десятков человек обрабатывали снаряды вручную. И это притом, что, судя по перепаду плотины — мощность на заводе вполне приличная. Даже не стал осматривать цеха и опрашивать мастеров. Картина сложилась окончательно.
Отправил одного мастера с одним своим морпехом — немедленно привести сюда Антуфьева, и пока было время, уточнил у второго мастера некоторые моменты. Окончательно взбаламутил ил своей души, и начал вышагивать по цеху, ожидая посланцев и мешая работать людям.
Ситуация самая обычная — "вам надо — вы и делайте", усугубленная тяжелым характером Никиты и его желанием быть главной мухой на этом навозе. При этом, завод, все же, был казенным, и его стоимость Антуфьеву еше не один год выплачивать, выполняя заказы для казны. С другой стороны — раз уж даже мне известны его деяния в моей истории — то расстреливать его нельзя, хоть и очень хочется.
Уточнил у мастера семейное положение Никиты Демидовича, покивал головой. Наметки плана сложились.
Вошедший в цех Никита, производил впечатление. Огромный кузнец, ростом, подстать Петру, только культуристских пропорций, несмотря на возраст, переваливший на вторую половину отпущенного срока. Борода лопатой, это тут обычное явление, Петр только бояр пока стриг. И прищуренные глаза. Вот что виделось в этом человеке в первую очередь. Не удивительно, что он тут всех построил.
Никита поклонился, вполне по протоколу, не придраться, и спросил
— Звали князь Александр? — Надо же, и тут не придраться. Обычно мне тонкости протокола не интересны, и обращение ко мне просто князь, без уточнения имени, меня ничуть не коробило, хотя настоящие князья считали это оскорблением. Но не теперь.
— А поведай мне, крестьянин Никита, сын Демида, как так вышло, что летом этим, флот Азовский без снарядов с османами воевал, и восемь кораблей от этого утопло?
Сам знаю, что не прав и по фактам и по именованию — но момент мирного решения вопроса миновал уже давно, и на обострение шел умышленно.
Антуфьев от неожиданности даже не знал, как ответить. Пришлось ему помочь. Уселся на лавку, и спокойно перечислил, как будет дальше протекать наше сотрудничество.
— Мне государем флот тот вручен на победу был, а ты у меня эту победу украл, и досталась она Крюйсу. Ты не просто суда государевы топить помогал, ты еще личную обиду князю нанес. И государь наш, позволил мне с обидчиками не церемониться. Посему, назначаю тебе виру в треть стоимости потопленных судов. За другую треть — османы в ответе, а за останюю — моя вина, за которую с меня государь уже спросил. Вот и выходит с тебя на круг двадцать одна тысяча рублей. Чем расплачиваться будешь?
— Князь Александр, нет в том моей вины, все, что государь велел — сполна поставил.
— Так ты, крестьянин, еще и в слове князя сомневаешься? Запорю! — прорычал в лучших традициях самодурства, привставая с лавки. Действительно, нашлось к чему придраться. Да когда же он возмутиться, что его крестьянином зову, у меня на это такая шикарная домашняя заготовка есть.
Вот тут Никиту пробрало. Он бухнулся на колени, ломая в руках шапку и склонив голову.
— Милости прошу, князь Александр, нет денег на виру столь высокую.
— Милости?! Вира тебе высока?! А на кораблях тех еще восемь сотен душ преставились, тебе и эту виру может добавить?! — и обратившись к морпеху — Веди этого должника, пред богом и людьми к стольнику, позже ему наказание вправлю.
Никита что-то хотел сказать, но к его счастью, сдержался, рассматривая зрачок ствола пистолета, направленного на него морпехом.
После ухода Антуфьева, переговорил с мастерами, насколько они в курсе, чем вообще занимается завод, и смогут ли они быть его временными управляющими. С учетом того, что завод не только снаряды делал, но еще и ружья с пушками и ядрами, для армии, а так же много хозяйственных мелочей, включая художественное чугунное литье для московских дворов.
Мастера настолько воспрянули духом после разноса Никиты, что стали похожи на себя прежних, и заверили, что сделают еще и лучше. Напомнил им, что литая сталь пока секретна, и за раскрытие этого секрета спрошу с них особо. Но даже эта бочка дегтя не испортила мастерам ложку меда. А кстати, где наш секретчик?
Счет к Антуфьеву подрос еще чуток. Секретчика отозвали. Как Никите удалось это провернуть, даже интересоваться не буду, не до этого. Но мой первоначальный план, относительно него, надо менять.
Велел вести меня к старосте кузнечной, точнее оружейной, как ее тут называли, слободы. Пока в настроении, надо это дело заканчивать.
Собирались мастеровые долго, пока всех нашли, да пока они с молотами да горнами разобрались — успел две трубки, с большим промежутком выкурить, и основательно замерзнуть.
Сидел на крыльце дома Баташева, выбранного мастерами слободы на должность старосты, и окидывал взглядом собирающуюся толпу. Прокручивал речь.
Замерзнув окончательно, решил дальше не тянуть, и, выйдя на крыльцо, поведал собравшимся, какую змею они пригрели на слободской груди.
Хорошая получилась речь, не зря потратил время на подготовку. В ней расписывал примерно тоже, что и Никите. Только более красочно, более подробно останавливаясь на победах Крюйса, и героической гибели судов с экипажами. И над всем рассказом витала мысль — будь снарядов больше, все сложилось бы иначе. Разогрел толпу до состояния выкриков, в нужном мне русле. Сделал паузу.
— Дозволением, государем мне даденным, возложил на Никиту, сына Демида — виру великую, в двадцать одну тысячу рублей.
Сделал паузу, пережидая пораженные возгласы.
— Но виру эту не одному Никите нести! На старика-отца перекладывать ее часть не по-божески, а вот братья его, Григорий да Семен — в ответе. И семьи их в ответе, понеже жили они в праздности, тогда как на Азове погибал флот наш, не в силах от неприятеля отстреливаться. И виру эту, требую немедленно!
Народ замолчал. Краски несколько сгустил, мне Никита не показался любителем праздности, скорее наоборот. Но самодуру князю поперек не особо то и скажешь. Подвел итог.
— Коль не выплатят виру немедленно, беру их всех, вместе с семьями и детьми малыми в закуп, и на завод Уральский отправляю, пока виру трудом своим не отработают. А коль не любо вам такое мое решение, то велю тут же всех казнить, как воров и убийц, помогавших флот наш топить и мужиков русских убивать! Ну, так как?! Любо вам закуп подтвердить? Или считаете, что за грехи такие только животом ответить можно?!
Куда они денутся, "любо" конечно. Казнить земляка, пусть и многие с ним в плохих отношениях были — русский народ не даст, не любят тут казни, в отличие от многих европейских стран, где казнь была элементом праздника.
