Герцог отвернулся к окну, перебарывая желание немедленно избить дочь, а потом в голову ему пришла мысль, что может это даже хорошо, если Кэти действительно скажет Алине, что нуждается в ней.
— Хорошо, пойдем, — повернулся он к ней и кивнул.
Они поднялись по лестнице и прошли в апартаменты герцогини.
Лерон стоял у ее кровати, обтирая ее лоб, плечи и руки мокрым полотенцем, а Алина металась на кровати, хрипло и еле-слышно шепча:
— Нет... слышите? Я не уйду... делайте что хотите, но я не уйду... то не в моей власти было... я не убивала ее, слышите? Не убивала... я люблю Вас... Вы единственный, кто у меня есть... у меня нет, кроме Вас никого, почему Вы гоните меня? Я не убивала ее... не убивала... За что Вы бьете меня? Тогда убейте, лучше убейте меня совсем, я все равно не уйду... Убивайте! Зачем мне жить, если я не нужна никому?
Герцог ринулся к кровати и, оттолкнув Лерона, обнял жену, приподнял и прижал к себе:
— Алина, дорогая, успокойтесь... это лишь сон... тут нет никого, кто бы гнал и бил Вас... и, конечно же, Вы не убивали никого... Господи, да когда же этот кошмар закончится? Успокойтесь, моя дорогая, все хорошо, Вы дома, Вы нужны мне, очень нужны... все хорошо, успокойтесь, — он осторожно стал поглаживать ее по спине и плечам, до тех пор, пока она не замерла у него в руках.
— Лерон, — тихо проговорил он, осторожно опуская супругу на кровать и разжимая руки, — Вы ведь обещали срочно позвать меня, если ей станет хуже.
— Ваша Светлость, это обычный приступ бреда... они повторяются у нее периодически... ей не стало хуже... хуже, чем было, я имею в виду.
— Удавить Вас мало... — раздраженно проговорил герцог, — выметайтесь отсюда... толку от Вас, как от козла молока.
— Ваша Светлость, ей не хуже... Этот приступ бы прошел и без Вашего вмешательства... Вода с уксусом хорошо снимают жар, нужно лишь чуть-чуть подождать... А Вам все-таки надо отдохнуть, хотя бы несколько часов. Я подежурю с ней, идите... у нее стабильно тяжелое состояние, но пока не критическое... И если ей станет действительно хуже, Вас тут же позовут.
— Так ты хочешь ее до критического состояния довести, скотина? — герцог вскочил с кровати и, схватив Лерона за плечи, оттащил в угол. — Она в бреду мечется, страдает, а ты: "все пройдет и так, надо лишь подождать"... Ждешь, чтоб ей еще хуже стало? Да я знаешь, что с тобой сделаю, тварь?
— Я знаю, что Вы можете сделать со мной что угодно, Ваша Светлость. Только поверьте, ей легче от этого не станет... Я делаю все, что в моих силах. Поверьте... Просто должно пройти время.
— Да ничего ты не делаешь! В том-то и дело, — герцог за плечи приподнял маленького врача, который в его руках казался карликом, и тряхнул. — Я вообще не понимаю, какого черта ты здесь крутишься, если помочь нечем не можешь?
— А отвары, а настои трав? — не смея даже пошевелиться, Лерон, испуганно сжавшись, беспомощно висел в руках герцога. — Они обязательно должны помочь, Ваша Светлость. Нужно лишь время.
— Что ты мне все про время талдычишь? Ей помогать надо, а не про время говорить!
— Я стараюсь... я очень стараюсь, Ваша Светлость.
Воспользовавшись тем, что у кровати герцогини никого не осталось, Кэти осторожно приблизилась и взяла мать за руку.
— Мамочка, — прошептала она едва слышно, — мамочка, не умирайте пожалуйста... я все-все делать буду как Вы говорите, я буду всегда слушаться, только не умирайте... Вы нужны мне, я люблю Вас, очень люблю... — она прижала руку Алины к губам, по щекам ее текли слезы, — не оставляйтеи меня, пожалуйста. Вы же знаете, отец меня только из-за Вас забрал... он отдаст меня в монастырь, навсегда отдаст, если с Вами что-то случится... Я все-все делать для Вас буду, только выздоравливайте, пожалуйста... Хотите, я Сьюзен к Вам отправлю? Она же нравится Вам? А еще лучше я сама... Хотите, я сама ухаживать за Вами буду и помогать? Я смогу... мамочка, ну очнитесь, очнитесь, пожалуйста... Ведь если Вы попросите отца, чтоб я Вам помогала, он разрешит... он устал очень, ну скажите ему, чтоб я за Вами ухаживала... я хочу быть с Вами, очень хочу.
— Кэти, что ты там бормочешь? — герцог, наконец, поставил Лерона на пол и обернулся к дочери.
В это время герцогиня приоткрыла глаза и с трудом проговорила:
— Пить.
Катарина моментально подхватила с прикроватного столика чашку, и чуть приподняв голову герцогини, поднесла чашку к ее губам. Герцог тут же шагнул к ним и, обняв, приподнял супругу чуть выше, чтоб ей было более удобно.
Выпив все, Алина долгим взглядом посмотрела на мужа и, делая большие паузы между словами, тихо проговорила:
— Вы устали, Алекс, Вам надо отдохнуть, Кэти со мной побудет.
— Я никуда не уйду, дорогая. Хотите, чтоб Кэти осталась, она останется, но я никуда не уйду.
— Вы должны поспать... не спорьте, пожалуйста... Со мной все будет хорошо. Если понадобится, Кэти позовет Вас.
— Вы гоните меня, моя дорогая? — удручено спросил он.
— Нет... можете в соседней комнате на диване поспать, если уходить не хотите. Но поспать Вам необходимо... Идите, пожалуйста.
— Хорошо, — герцог тяжело вздохнул, — я пойду лягу, если Вы настаиваете... Только, Кэти, — он пристально посмотрел на дочь, — ты немедленно будишь меня, если матери станет хоть чуть хуже.
— Конечно, отец. Я обещаю, — Кэти согласно закивала.
— Хорошо, — герцог, поправив подушки, осторожно уложил супругу, — раз Вы настаиваете, я немного посплю в соседней комнате...
Он вышел, а Кэти, стоя рядом с кроватью, вновь взяла Алину за руку: — Мамочка, Вы что-нибудь еще хотите?
Алина, едва заметно, отрицательно качнула головой и закрыла глаза.
— А я платье мерила... оно такое красивое... Спасибо, мамочка! Я так благодарна Вам. Вы мне верхом позволите ездить? Правда? Папа сказал, что, наверное, позволите, раз это платье заказали... Вы представляете, портниха сказала, что уже завтра будет готово... Она никогда раньше так быстро не делала... А папа сказал, что к ней посыльного завтра вечером пошлет, чтобы забрать... Мамочка, поправлятесь скорее... я так хочу с Вами по лесу прокатиться... — принялась рассказывать Кэти, держа мать за руку.
— Леди Катарина, Вы бы помолчали, у Вашей матушки голова сильно болит, ей тяжело Вас слушать... — к Кэти сзади подошел Лерон и осторожно коснулся ее плеча.
Кэти вздрогнула.
— Простите, мамочка, — проговорила она и испуганно замолчала.
Алина приоткрыла глаза и, едва слышно прошептав: — Говори, Кэти, — вновь их закрыла.
Кэти обернулась к Лерону:
— Можно?
Тот развел руками: — Конечно можно, раз герцогиня желает.
Кэти вновь повернулась к Алине: — Мамочка, Вы обязательно должны поправиться, и если Вы разрешите, мы поедем с Вами кататься в дубовую рощу, помните, Вы говорили, там белки живут, и Вы видели целую семью... Вы мне покажете их, ладно? Только мы не быстро поедем, ладно? Я так давно на лошади не сидела... Мне, наверное, заново учиться придется... Ой, я сказать забыла... пока Вы у меня не были, я все Евангелия еще раз прочла, и все молитвы вычитывала как всегда... ни разочку не пропустила... и еще вышивку закончила, ту, которая с розами... Сьюзен понравилось. Из нее теперь можно подушечку сделать, и Вы сможете, если захотите, конечно, ее в карете держать. Мне очень хочется, чтоб она Вам понравилась... а если понравится, то я и вторую такую сделаю, чтоб симметрично было. Две одинаковые подушечки с двух сторон... У Вас обивка в карете тоже с розами, только золотыми, так что сочетаться должно... А пейзаж еще не закончила... и фон никак к нему не подберу... Вы помочь мне должны, когда поправитесь... Вы всегда так хорошо цвета подбираете... А еще мы к сестрам в монастырь должны съездить. Они наверняка волнуются, что Вы давно у них не были, и матушка-игуменья, наверное, тоже волнуется... Она строгая, конечно, ужас какая строгая, я ее боюсь очень, но она любит, когда Вы приезжаете, по ней заметно... Мамочка, Вы обязательно должны скорей поправиться... иначе папа меня точно к ней отправит... и буду я у нее всегда в чуланчике сидеть... или в подвале, про который Луиза рассказывала. Мамочка поправляйтесь, пожалуйста... Кстати, Вы ничего не хотите сейчас? Давайте я Вам еще попить дам... Не хотите? тогда попозже... А Сьюзен теперь гулять совсем не уходит... она, тоже очень о Вас беспокоилась, что Вы не приходили так долго... но мы думали, что Вы уехали куда-нибудь... а Вы оказалось, заболели... но Вы обязательно поправитесь, мамочка... Вы, пожалуйста, поскорей поправляйтесь.
Под милую болтовню Кэти Алина впервые заснула, не провалившись в темную бездну тяжелого бреда...
Графиня Изабелла Норес пила чай, когда в гостиную вошел герцог Алекс Тревор. Он всегда входил неожиданно, не позволяя слугам докладывать о его визите. Изабелла уже привыкла к этому. Она тут же поднялась и, чуть склонив голову, с улыбкой проговорила: — Добрый день, Алекс. Я очень рада видеть Вас.
— Вот что, тварь, еще раз посмеешь меня по имени назвать, язык вырву... Поняла? — злобно глядя на нее, хрипло проговорил он.
— Поняла, Ваша Светлость... Я только не понимаю, чем я столь прогневала Вас? Неужели посещение моего дома Вашей супругой так изменило ко мне Ваше отношение? Это она потребовала от Вас его изменить?
— Нет, она не потребовала ничего... — недобро усмехнувшись, он качнул головой.
— Ваша Светлость, но я же вижу, — Изабелла шагнула к нему и осторожно коснулась его плеча. — Вы совсем плохо выглядите... и осунулись, и глаза у Вас запали... Она устроила Вам скандал из-за меня?
— Нет, моя жена не устраивает мне скандалов.
— Но я же видела, как она ругалась на Вас, Ваша Светлость...
— Невежественная ты кретинка, Белла, — герцог презрительно скривил губы. — Угораздило же меня с тобой связаться... Действительно, кто рожден от прислуги, его хоть во что обряди и какие титулы не нацепи, достоинства, что от рождения дается, не обретет. Надо было тебя при конюшне держать. Тебе только там место.
— Вы хотите сказать, чтоб если я была высокородной дамой, то не посмела бы сказать, что видела, как она кричала на Вас, а Вы падали перед ней на колени? Я должна была сделать вид, что этого ничего не было? — щеки Изабеллы заалели, она всегда с трудом переносила издевки герцога связанные с ее происхождением.
— Нет, Белла. Ты бы просто поняла, о чем мы говорили... Что требовала она, и о чем просил я.
— Да, я не знаю латынь, и что с того? Граф Вират, вон тоже не знает ни слова на латыни... Ему что тоже высокородности не хватает?
— Нет, Белла дела не в знаниях языков, а в образе мышления. Ты кроме склок и ругани даже вообразить ничего себе не можешь.
— Может, поясните, Ваша Светлость, низкорожденной, необразованной кретинке, что требовала от Вас Ваша высокородная супруга и чем она так была недовольна?
— Поясню, Белла... Она защищала тебя. Когда я увидел тебя с ней и понял, что ты постаралась досадить ей, чем только могла, и постаралась дать понять, что я живу с тобой, и ты ждешь ребенка от меня, мне захотелось свернуть тебе шею. Она поняла это и запретила трогать тебя, упрекая, что я, как твой сюзерен, воспользовался своей властью, а теперь хочу избавиться от тебя. Ей и в голову не пришло, откуда я тебя вытащил... и кто ты на самом деле, и чем занимаешься, причем с огромным удовольствием, насколько я знаю.
— Это только для Вас... это все лишь для Вас... — Изабелла медленно опустилась перед ним на колени и, взяв его руку, прижала к губам, — я люблю Вас... очень люблю... я согласна все, что угодно для Вас сделать... я согласна на конюшне, только не гоните от себя...
— Все, Белла, — он раздраженно выдернул руку, — между нами больше не будет никаких отношений, кроме деловых. Ты будешь заниматься тем, чем занималась, и иметь то, что имела: титул, дом, слуг, и я буду оплачивать все твои счета... но кроме этого не будет ничего.
— Но почему? — из глаз Изабеллы закапали слезы. — Вам же всегда было хорошо со мной... Я же не претендую ни на что... Я же не хочу занять ее место...
— Еще чего не хватало! — со злобой рявкнул герцог. — Да даже если б я был холост, неужели ты думаешь, что я женился бы на бастардке захолустного виконта, которую купил в таверне, где твой отец выставил тебя на продажу, чтоб расплатиться с долгами и немного поправить свои дела? Это же каким идиотом надо быть, чтоб учудить такое? И не смей больше так ко мне обращаться! — он с силой оттолкнул ее от себя.
— Ваша Светлость... Ваша Светлость, — упав на пол, Изабелла обхватила его ноги, — я все это понимаю... я ведь так и сказала, что не претендую ни на что... Только не гоните от себя... Я люблю Вас, очень люблю... я не смогу без Вас жить... Я все буду делать... Вам хорошо со мной будет, обещаю... и она ничего не узнает... Хотите, я поклянусь ей, что у меня не от Вас ребенок?
— Нет, не хочу. Я найду тебе мужа.
— Нет, не надо, я умоляю: не надо. Я не соглашусь... ни за что не соглашусь!
— Ты перечить мне вздумала?
— Да! Я откажу на венчании любому! Делайте со мной, что хотите. Хоть казните... я откажу... — Изабелла залилась слезами. — В моей жизни был и будет лишь единственный мужчина. Больше не будет никого!
— Тогда, значит, действительно не будет никого. Потому что я больше не коснусь тебя.
— Чем я так прогневала Вас? За что Вы так со мной? Вам же всегда было хорошо со мной... Я все-все исполню... все, что пожелаете... и я, и девочки...
— Нет, Белла. Больше ни ты, ни девочки... Ты будешь лишь их готовить, обучая, всему чему необходимо и добиваясь покорности, и все. И прекрати рыдать, ты дико раздражаешь меня... Если бы я не пообещал жене, что не трону тебя, не задумываясь, свернул бы тебе шею. Ты мне надоела.
— Надоела? Ну и ищите себе другую кретинку, которая будет всем этим заниматься и учить этих деревенских дурищ и вести себя, и танцевать... — всхлипывающая Изабелла поднялась с пола.
— Ах вот как ты заговорила, как только поняла, что не трону тебя... Только ты забыла, моя вассалка дорогая, что кроме титула за душой у тебя ничего... Вот заберу я у тебя девок всех и денег давать больше не буду... Чем будешь с графом и со мной расплачиваться, да еще за провизию, наряды и кареты свои платить? Что ты делать умеешь? В таверне плясать? Так за это много денег не дают, как ты наверняка помнишь... Поэтому если не хочешь в подвал ко мне попасть, будешь делать все, что скажу... и хорошо делать. К тому же это я лишь до рождения ребенка тебя трогать не буду, а как родишь, за любую провинность и плеточкой могу отхлестать. Так что лучше язычок свой прикуси и извинись за болтовню свою бестолковую.
— Простите, Ваша Светлость, забылась я... не подумав, сказала... все делать буду и постараюсь, чтоб Вы довольны были... Вы можете плеточкой и сейчас, заслужила я... ребеночку это не повредит... — она начала поспешно расстегивать платье.
— Белла, прекрати!
Но графиня, успевшая почти моментально все бросить с себя, уже стояла перед ним абсолютно нагая.
— Вы можете розгами высечь, Ваша Светлость, если плеткой боитесь из-за ребенка... Розги ребеночку точно не повредят, особенно если Вы мне позволите лишь нагнуться и руки Вам на талию положить, чтоб не упала я...