Аббат, бросив укоризненный взгляд на послушника, расправил плечи:
— Не время печалиться, братья. Уныние — грех... Кевин, скоро ли ужин поспеет?
— И получаса не пройдет,— отозвался кашевар, дуя на черпак.— Гален, доставай пока миски. Их, правда, ополоснуть бы...
— Я помою,— с готовностью вскочил мальчишка. Алби, оглядев свои грязные руки, тоже поднялся:
— Схожу за водой, что ли?.. Я тут ручей за оврагом видал. Джерри, пойдем, поможешь.
Он вышел из лачуги и остановился на крыльце, щурясь под теплым вечерним ветром. Оглядел тонущие в сумерках мягкие волны холмов, вдохнул родной сладковатый запах земли...
— Ведра я не нашел,— раздалось у него за спиной.— Может, вон ту кадушку взять? Она большая, правда, но если в четыре руки...
— Да я и двумя управлюсь,— крепыш обернулся и понизил голос:— Не за тем позвал-то тебя, если уж честно... Джерри, приди в себя, наконец! Брата Лири не вернешь, только сердце зазря бередить. Думаешь, другим не тяжко? Мне, аббату, братцам... Но мы же молчим. Терпим и молчим! А ты?..
Джералд посерел и открыл было рот, чтоб возразить, но Алби остановил его коротким взмахом руки:
— Я все понимаю, но нельзя же вот так-то... Ты хоть о Галене подумай, ведь еще дите совсем. И без того насилу успокоили, а ты сызнова — "брат Лири, брат Лири"!.. Кому от этого легче станет? Вот доберемся до Армы — там и покаешься, и... Да хоть вериги на себя надень, коли виноватым себя считаешь!.. Но из других-то душу не тяни! И мальчонку мне не доводи до слез, как друга прошу...
— А иначе что?— послушник поднял на друга колючий взгляд. Алби сурово нахмурился:
— Я ж не дворянин, Джерри. Я и в морду могу дать.
Он развернулся, поднял одной рукой валяющуюся у стены деревянную кадушку и, не оглядываясь, скрылся за углом соседней лачуги. Джералд молча смотрел ему вслед.
А стоящий у окошка брат Колум смотрел на Джералда. О чем говорили послушники, летописец не слышал, но, судя по жестикуляции Алби — тот в выражениях не стеснялся... "Так отчего же он тогда улыбается?"— озадаченно подумал брат Колум, глядя в лицо молодого дворянина. Улыбка была странная, неприятная и даже, пожалуй, пугающая.
— Уж не с ума ли сошел, спаси Господь?..— пробормотал монах, качая головой. Сидящий у огня аббат повернул голову:
— Вы что-то сказали, брат мой?
— Я?..— очнулся летописец.— Да нет, это так... Мысли вслух, отче.
— Бросьте,— махнул рукой глава общины.— Садитесь лучше с нами. Сейчас отужинаем — и на боковую. А завтра, с первыми лучами — в путь. Отыхайте, брат, пока есть возможность. Кто знает, что мы найдем в Арме?..
Отец Бэннан подвинулся на лавке, уступая место брату Колуму, и подумал, вздохнув про себя: "Что найдем — оно понятно. Как бы только раньше нам чего другого себе на беду не найти!"
* * *
Дуан МакГрат, борясь с наплывающими приступами тошноты, приоткрыл глаза. Все та же крохотная комнатка с голыми каменными стенами, темные дубовые балки на потолке, распятие у изголовья кровати... "Где я?"— хотел спросить вождь, но не смог. Язык не слушался, мышцы лица словно одеревенели. Да и спрашивать, по совести, было не у кого — кроме лежащего колодой на узкой койке Дуана в комнате не было ни души. Но ведь кто-то же привез его сюда? Кто-то раздел, перевязал раны, уложил в постель... Только где же этот "кто-то"?
Потолок закачался, деревянные балки угрожающе нависли сверху, словно готовые вот-вот рухнуть вождю на голову. Снова замутило. МакГрат смежил веки, боясь, что мерзкий черный водоворот снова утащит его куда-то вниз, туда, откуда ему только что с таким трудом удалось выбраться... Вроде полегчало. С закрытыми глазами голова кружилась гораздо меньше. "Смотреть-то все равно не на что,— промелькнуло в голове раненого.— Даже окон нет. Да где я, черт побери?.." Он прислушался. Тишина, только по стенам снаружи что-то монотонно шуршит — наверное, дождь. Где-то капает вода...
— Немедленно забудьте об этом, преподобный!— вдруг раздался совсем близко чей-то раздраженный голос. Громко хлопнула дверь. Вождь вздрогнул от неожиданности.
— Но прошло уже три дня!— возмутился кто-то другой. Дуан навострил уши — в отличие от первого, этот голос был ему очень даже знаком.— Вы понимаете, что клан МакГрат считает своего вождя погибшим?!
— И что с того?— пренебрежительно отозвался первый.
— Как это — "что"?!— ахнул второй.— Побойтесь бога, лорд! Даже если дележа власти удастся избежать... Вы о семье его подумайте! Они ведь его, считай, уже похоронили!
— Тем больше обрадуются, когда он вернется — живой и здоровый,— ничуть не смутился тот, кого назвали лордом.— Ну, то есть, насчет здоровья я пока не очень уверен...
— Вот именно! А если, упаси Бог, раны возьмут своё?..
— Сплюньте, отец Мэлдуин. Он мне нужен живым.
— "Нужен"?!— возмутился тот.— Вы сами себя слышите?! Это не вещь, лорд МакЛайон, это человек!..
— Не придирайтесь к словам. Вы прекрасно поняли, что я имел в виду... И хватит дуться, преподобный. Вождь МакГрат здесь в относительной безопасности, но — только до того момента, пока о его местонахождении не знает никто, кроме нас с вами. Тот человек, что пытался его убить...
— Это был не человек,— голос священника ощутимо дрогнул.— Никогда не видел таких огромных волков!
— Да еще и говорящих, а?..— насмешливо добавил первый. И переспросил после паузы, задумчиво:— Огромный, говорите, и черный?.. Хм. А тогда, на границе, вы видели других?
— Те на обычных волков похожи были. Серые такие.
— Угу... Я вот думаю, уж не на главного ли наш вождь нарвался?
— П-простите?
— Оборотни — они, конечно, не совсем звери,— пояснил собеседник.— Но те, что в волков перекидываются, обыкновенно ходят стаей. А у каждой стаи есть вожак. И, сдается мне, как раз с ним МакГрат в лесу и встретился... Кстати, вы волка по голосу не узнали, нет?
— Да Бог с вами! До того ли мне было?
— Ну, а все-таки?..
— Я и слова-то еле-еле сквозь рык разобрал, а вы про голос...— преподобный вздохнул.— Нет, лорд. Ничего знакомого. Да и не так уж близко я стоял. Может, вождь расслышал лучше? Только ведь у него сейчас и не спросишь...
Дуана бросило в жар. Потом в холод. Оборотень? Они вправду говорили об оборотне, ему не послышалось?.. МакГрат почувствовал, как узкая койка под ним закачалась: мутные обрывки воспоминаний один за другим начали вставать перед глазами. Стрела в бедре, оставленный у дороги конь... Лес, лопухи... Огромный черный зверь... И глухой голос — человеческий голос! — мешающийся с волчьим рычанием. "Я сказал, что кто-то здесь лишний,— всплыло в воспаленном мозгу вождя,— а он ответил, что этот лишний — я..." Дуан вжался спиной в промокший от пота тюфяк. Он будто снова оказался в лесу, распростертый на траве, с мечом в дрожащей руке. Снова увидел взлетевшее в воздух мохнатое тело, услышал щелканье тяжелых челюстей... Лицо обожгло горячее дыхание зверя. Острые клыки полоснули руку, выставленную вперед, бритвами распоров кожу вместе с одеждой. От клинка не было толку, для него нужен размах и хоть какая-то дистанция — а волк уже вмял свою жертву в землю... Тяжелые передние лапы оборотня уперлись Дуану в грудь. Располосованная клыками рука дрожала, из последних сил сжимая в пальцах меч. Волк оскалился, скосил желтые глаза на опасно поблескивающий совсем рядом клинок и сомкнул зубы на запястье взвывшего МакГрата. Оружие, тихо звякнув, упало в траву... И Дуан понял, что шансов у него нет.
Понял, но не сдался. Впился покалеченной левой рукой в густую черную шерсть на горле зверя, а правой выдернул из ножен кинжал. И ударил наугад, снизу вверх. Зверь взвизгнул — значит, попал... Кажется, в живот. Лучше бы, конечно, было в сердце, но выбирать не приходилось. И повторить удар уже не вышло — хищник, издав хриплый яростный рык, вгрызся Дуану в правое плечо. И, лапой выбив из дернувшейся руки кинжал, нацелился жертве на горло. Распахнул пасть, сделал бросок... и отпрянул — в нос оборотню врезался окровавленный кулак. Вождь МакГрат, пускай и безоружный, смиряться с судьбой не собирался даже теперь, когда, казалось бы, песенка его была спета...
— Пор-р-рву!..— свирепо выдохнул оборотень, рванулся вперед и, уже почти сомкнув челюсти на горле теряющего сознание Дуана, взвыл не своим голосом. Его черная туша вздрогнула, лапы соскользнули с груди жертвы... Дуан, сквозь красную пелену перед глазами, увидел только розовато-алый цветок, распускающийся на плече зверя. Потом — стремительную серебристую вспышку слева и тяжелый деревянный крест в чьей-то руке, мелькнувший над головой. Услышал звук удара. Услышал, как волк снова взвыл... А дальше наступила темнота. Темнота была странная, не тихая и вязкая, как сейчас. Она была другая — наполненная запахом лошадиного пота, кожи и стали. Все вокруг качалось и подпрыгивало, в ушах стоял дробный топот и чье-то лихорадочное бормотание... Потом его, кажется, куда-то волокли. Вождь помнил только несколько высоких ступеней и выскобленный каменный пол. И запах ладана. И горячие желтые пятна, что кляксами расплывались в глазах, подмигивая ему из темноты. "Наверное, это были свечи,— понял Дуан, сопоставив, наконец, тот самый крест, запах церковных благовоний и голос отца Мэлдуина.— А я, выходит, в церкви. А еще выходит, что я теперь тоже..."
— Оборотень?— раздалось сверху. Голос принадлежал все тому же человеку, с которым только что ругался преподобный О`Фланнаган.— Бросьте, святой отец. Вы же беднягу едва в святой воде не утопили.
— Так-то оно так...
— И кольца, гляжу, у него на пальцах серебряные. Перевертыш бы уже ожоги до самых костей заработал... Кроме того, вы, преподобный, проявили достойную уважения прыть и успели до рассвета. Это, пожалуй, главное.
— Что вы имеете в виду?
— Ну... оборотнем можно стать в двух случаях — либо в результате колдовства, либо после укуса. Мы имеем второй вариант...
— Это я и без вас знаю! Как и то, что (прости меня, Господи!) человек, укушенный оборотнем, обязательно повторит его судьбу!
— Вот уж нет,— хмыкнули сверху.— Сие печальное событие, отче, должно случиться непременно в полнолуние, иначе эту заразу не подцепить. Ну, покусали — заживет, если повезло, и все. Что собака за ногу тяпнула — в самом худшем случае только шрам останется.
— Но ведь в ту ночь как раз и было...
— Да. Полнолуние, я знаю. Но, повторюсь, вы успели вовремя. Если б что-то пошло не так — он обернулся бы уже следующей ночью, но этого, на наше счастье, не случилось. Так что можете быть спокойны.
— А вы, я смотрю, разбираетесь?..— с плохо скрываемым подозрением в голосе пробормотал священник. Тот, кого он называл лордом, весело фыркнул:
— Помилуйте, отец Мэлдуин! Ну что за глупости?..
— Глупости, не глупости, а странный вы человек, лорд МакЛайон. Погибшим прикинулись зачем-то, рясу мою новую отобрали, весь запас свечей сожгли, по ночам пропадаете где-то... а про оборотней так и вовсе неприлично много знаете!
— Ну, знаю. Приходилось встречаться. Оборотень — он, преподобный, оборотню рознь...
— Что?!— праведно вознегодовал Мэлдуин О`Фланнаган, впрочем, как показалось ловящему каждое слово Дуану, с ноткой неуверенности в голосе. И эта неуверенность от загадочного лорда МакЛайона тоже не ускользнула.
— Неубедительно, преподобный,— хмыкнул он.— Очень неубедительно... А медведь?
— Какой медведь?
— Да тот самый...
— Вы... вы и об этом знаете?!— задохнулся священник. Ответом ему был все тот же короткий смешок:
— Служба такая. Я ведь гончая, или вы запамятовали?
"Гончие... Медведи... Что за бред они оба несут?— устало подумал МакГрат.— Или это я брежу? Может, и не было никакого волка там, в лесу? Может, меня ранили серьезнее, чем казалось?.."
— Пора сменять повязку,— после паузы раздался возле кровати голос святого отца.— Подайте бинты, там, в корзинке...
— Держите,— неведомый лорд скрипнул сапогами и добавил:— Мне нужно будет отлучиться нынешней ночью. Заприте двери и не впускайте никого.
— Но Дэвин еще вчера хотел...
— Я же сказал — никого,— отчеканил собеседник.— Даже собственного брата, преподобный!
— Но как же... вы же не хотите сказать, что кто-то из...
— Помните наше первое знакомство, святой отец?.. Вы жаждали правды и справедливости. И я пообещал дать вам и то, и другое. Но я предупредил, что правда может быть очень горькой... Заприте двери. И молитесь. А с посетителями объяснитесь потом.
— Хорошо,— сдался О`Фланнаган. И пробормотал:— Завидую я, грешный, несчастному Дуану — не ведает он, что вокруг происходит! И тем счастлив...
— Это вряд ли,— хохотнули у самого уха вождя.— Поздновато завидовать принялись, святой отец!.. Нас, как я понимаю, уже давно тут не двое, а трое... Где нюхательная соль?
— Не надо...— прохрипел МакГрат, вынужденно открывая глаза,— и без нее тошно...
— Верю,— уголком губ улыбнулся склонившийся над ним человек с пронзительными серыми глазами.— Здорово вам досталось, вождь.
— Вы говорили... что мне... что я не стану...
— Оборотнем?— переспросил лорд МакЛайон.— О, нет. Скажите спасибо отцу Мэлдуину. В полнолуние кости будут ныть в местах укусов, а так считайте, что отделались легким испугом... Эй! Стоп-стоп-стоп! Куда?! Уф... Преподобный, несите соль. Боюсь, наш многострадальный вождь слишком сильно обрадовался...
Ивар, тяжело опираясь на посох, брел по проселочной дороге. Ноги гудели, глаза слипались, голова казалась чугунной и непомерно тяжелой. Лорд МакЛайон широко зевнул и посмотрел на небо. Уже рассвело. Всю ночь провозился!.. А ведь до церкви отца О`Фланнагана еще шагать и шагать. Да и там не до отдыха будет... Королевский советник издал тяжкий вздох и, углядев на обочине вросший в землю большой валун, плюхнулся задом на холодный шероховатый камень. И расплылся в блаженной улыбке.
Он устал. Не спал толком уже третий день. Ел в последний раз, кажется, позавчера. И ему все это до смерти надоело.
— Домой хочу,— тоскливо буркнул себе под нос лорд, вытягивая ноги.— Или хотя бы лошадь...
Он утер лицо коричневым рукавом позаимствованной у преподобного рясы и скорчил кислую мину: странствующий монах на лошади — слишком заметная фигура. Всю маскировку сорвешь... А про дом можно и вовсе не вспоминать. Пока приказ его величества не выполнишь, делать в Шотландии нечего. "Хоть службу бросай!"— окончательно упавший духом Ивар бросил ненавидящий взгляд на бескрайнюю зеленую равнину и едва удержался, чтоб не плюнуть от досады. Все эти красоты ему осточертели не меньше, чем упомянутая служба. Кажется, полжизни сейчас отдал бы за то, чтоб снова оказаться во Фрейхе, в жарко натопленной каминной зале, в любимом кресле у огня!.. Чтобы в руке — чарка доброго виски с острова Скай, а на коленях — любимая женщина, весело болтающая какую-нибудь милую чепуху... И чтоб завтра не надо было никуда бежать сломя голову. Никого не выслеживать, ни от кого не прятаться. А проспать до обеда, проснуться, перевернуться на другой бок, зарыться лицом в мягкие каштановые локоны, пахнущие лавандой, и снова заснуть...
