Свитские храйды, сопровождавшие нового командующего, дружно похлопали себя по шеям и тоже закашлялись. Оно конечно, свобода у охотников в крови, но и начальство почитать надо.
— Имеем две проблемы. Наши лунные братья воспользовались паузой в песне (гнилая кость — Тотх, все из-за него) и укрепились в этом каменном лесу. Теперь им будет трудно отвести глаза. С другой стороны, наши белые жабы пролезли сюда. А ведь старики говорят — не стой впереди отца и матери, когда они вышли на охоту... Но, между нами, братья, сам по себе город нам не нужен. Он нам даже мешает. У лунных охотников — города , как головы. Они ими думают.
Свитские захохотали, оценив сравнение.
Командующий помолчал, сам он в этом шутки не видел.
— Нужно расколоть эту каменную голову — Мосхва... -сказал он.
Между тем в каменной голове — Москве происходило мыслительное движение. Генштаб не попал в общий блэкаут, в котором оказалась вся планета — из-за выхода из строя основных генерирующих мощностей вся система энергоснабжения распалась. Но у генштаба была своя станция. Здесь , в подземельях, везде горел свет, люди в форме не спали — гнулись над картами, ругались по рации, чертили, стучали клавишами на компьютерах, чесали в затылке...
В этой комнате спорили. Уже дошли до хрипоты. И никак не могли остановиться. Юра Горностай в мертвом клинче схватился с двумя генералами, остаивая свою специализированную точку зрения против общевойсковой точки зрения. Генералы злились. Юра горько кривился. Президент следил за спорщиками недовольно поджав губы. Он был высокий, выше всех за этим столом, и имел вид злого индюка, наблюдающего за схваткой петухов на птичьем дворе.
Тактический спор был прерван появлением небольшого роста человека в черной форме без знаков различия с бледным лицом и запавшими глазами. Он был изрядно измазан грязью и от него нехорошо пахло Горностай при его появлении резко поднялся, что привлекло внимание президента к вошедшему. Человек в черном обращаясь будто бы ко всем и в тоже время ни к кому, негромко сказал:
— Бабайки под землей. Просили информировать. Информирую. — после этой фразы он замер , уставившись в угол.
— Это, если кто не в курсе, полковник Денисов, командир субъегерского батальона. Специальные операции на подземных линиях коммуникаций. Мы их зовем вместо егерей — диггеря, а нарушения субординации, — с нажимом произнес президент, — мы им прощаем. Они у нас не от мира сего...
— Сколько их? — перебив президента спросил Горностай. Президент тяжело посмотрел на него , но , видимо, решил простить нарушение субординации и этому... ити его мать... специалисту.
Полковник ответил:
— Около трех тысяч.
— Около? -президент приподнялся. -Насколько около?
— Трудно считать, — бледно улыбнулся полковник, — они с места на место перебегают.
— Зачем они туда лезут? — поинтересовался Горностай.
Полковник скривившись, пожал плечами.
-Я так понимаю, это больше твой вопрос, дружище. Меня в училище не учили палеозоопсихологии.
-Меня тоже, — ответил Горностай, — Хорошо , меняю вопрос, чем они там у тебя занимаются?
— До полуночи... — полковник закурил, — черные вычищали из метро белых.
— Ну это общая картина по городу... — вставил слово один из генералов, причем, по оперативной информации, такая картина только по Москве, в остальном они мирно поделили восток и запад — в Америках шуруют белые, у нас — черные. Что-то им тут надо...Знать бы что?
— А теперь, — продолжал полковник, не обращая внимания на генерала, — такое впечатление что они распределяются по линиям метро, причем стараются распределиться равномерно.
— И на хрена бы это? — Президент прошелся по комнате. — С одной стороны , плохо, что мы не понимаем их действий. С другой стороны, я так понимаю, что эти их маневры не способствуют обороноспособности. Давайте-ка вышибем их нахрен оттуда. Нечего им там делать.
— Людей мало. — полковник нахмурился, отчего его некрасивое лицо, приобрело в отсветах оранжевой лампы дежурного освещения инфернальный вид. — при разведке только 40 человек потеряли, а у меня их всего...
— Ну возьми себе пару батальонов кантемировцев.
Полковник опять поморщился. Кантемировцы его не обрадовали.
— Мне спецы нужны. Можно я ребят из диггерских клубов под ружье поставлю?
— А они захотят? — президент с сомнением (ах, современная молодежь!!!) покачал головой.
— Захотят. Еще б не захотели. Для них это развлекуха прежде всего. Ну и потом — позади Москва. То есть не позади, а , выходит, сверху... Короче, кругом тут Москва...
— Давай, брат! -президент перекрестил черного полковника, — бери парней, вооружай, проси что хочешь, дадим что можем, но , смотри , чтобы к утру, этой сволочи на... под нашей землей не было...
Полковник отрывисто кивнул и скользнул было к выходу но президент остановил его, — погоди, задержись минут на десять, тебе полезно будет, а десять минут в нашей ситуации ничего не решают... Давайте-ка сюда эту самую, как ее, стрекозу, б..., попрыгунью... Расспросим ее как следует, какого хрена им в метро надо. Беспокоит меня это...
Итхерзу, стрекозу-попрыгунью, тут же дали. Этакий черный дракон на носилках-тележке, с лапой в гипсе. Она испуганно косилась по сторонам, на опасных вооруженных людей. Пара конвойных и врач сопровождали ее.
— Мы можем заставить ее говорить? — почти неслышно спросил Горностай у врача.
— Да вы с ума сошли! — врач почти испуганно пожал плечами, — куда там к черту! Времени было час всего!
— Ладно, — так же неслышно говорит Горностай, — значит, психология, да?
Он резко повернулся к Стрекозе и резко сказал, как выстрелил:
— Метро! Что там?
Стрекоза испуганно отшатнулась от него, дернулась всем своим большим телом, до боли напоминая подбитую ворону. Зубы ее лязгнули.
Горностай придвинулся к ней ближе, развивая успех, его глаза прилипли к ее глазам. Взгляд давил, проламывал.
— Что в метро?
— Я... я не знаю! — прохрипела Стрекоза, срывающимся дрожащим голосом. От страха она не могла модулировать голос , так чтобы он звучал по-человечески. И ее голос был голосом древнего зверя, звучавший когда-то в плотном влажном воздухе юрских лесов. Она боялась по-настоящему, боялась это маленькое злобное существо, стоящее пред ней и давящее ее взглядом. О, попадись он ей в лесу... Да что в лесу, была бы она в силе, она б его и в городе порвала бы на паззлы. Зачарованно глядя в его пульсирующие (она так видела) радужки, Итхерзу спросила себя, что именно в этом человеке вызывает в ней страх? Ведь обычно страх вызывает сила, а силы в этом существе не было, была только усталость. Итхерзу с изумлением отметила, что именно усталость этого человека и вызывает в ней страх. Вся его фигура , скрученная нервным напряжением, затвердевшая, отяжелевшая, пропахшая адреналиновым перегаром, горелым кордитом и гексогеном, казалось говорила, едва ворочая тем самым , так называемым языком тела — мне некогда , у меня нет сил с тобой возиться. Я буду действовать быстро и коротко. Так что тебе лучше... не тянуть время. Итхерзу вдруг почувствовала, что и сама пропахла потом, она была мокрой вся до последнего перышка и вся тряслась от ужаса. Она не была "поющей", но заглянуть на час вперед , в принципе, могла. НО не стала. Она и так понимала что ее там ждет, в этом недалеком будущем полном темной, безысходной муки. И она заговорила...
— Вы ничего уже не сделаете... — сказала она...
— Что происходит? — с угрозой спросил Горностай, склоняясь над ней.— почему?
— Е=мс2, потому что Е=мс2... — жалко просипела Стрекоза-красавица, и бессильно уронила голову. Ей совершенно не хотелось умирать.
Черные храйды, захватив относительный контроль над метрополитеном, остаток суток потратили на то, чтобы рассредоточиться группами по десять бойцов на пять километров пути. Эти небольшие группы были снабжены специальным составом, который им приказано было съесть по команде. Черные пернатые солдаты с чавканьем, и отрыжкой килограммами заглатывали жирную, лоснящуюся, зеленоватую пасту. В группе , дислоцированной у станции Останкино, один их храйдов пошутил, что после такого обеда, они не смогут воевать с лунными тварями. Почему? — спросили его товарищи. Шутник только и ждал этого вопроса.
— Аппетита не будет! — выкрикнул он, — и остальные весело закашлялись, хлопая себя по шее.
-Чего ждем? — спросил один из охотников у старшего группы.
— Сигнала. — ответил тот.
Да, все они ждали этого сигнала, но сигнал пришел неожиданно. Сначала все они, все 10 000 охотников, услыхали песню. Она звучала из другого времени, свободно скользя, покачиваясь на волнах континуума, просачиваясь сквозь него, игриво, как ветерок сквозь листву. Она несла в себе материнскую ласку, которой вечно не хватало охотникам, сызмальства забираемым от родителей в учебные лагеря, она несла в себе долгожданный отдых, которому наконец можно предаться, потому что работа сделана, потому долг исполнен, и в ней была награда, награда за все, за всю жизнь , полную лишений и страха, тяжкого охотничьего труда, болезней и преждевременных смертей близких и друзей. Все десять тысяч зачарованно вздохнули и покачнулись на волнах песни. Их души потянулись вслед за чудной мелодией. Затем они увидели свет. Они увидели как чудесным, волшебным светом засветились стены тоннелей, и бетон под их лапами. Заискрились тела их товарищей. Один их храйдов протянул было лапу — потрогать своего напарника, и он тянулся, тянулся , казалось целую вечность и так и не мог почему-то коснуться его. На самом деле, светьились не стены и тела, — светились сами глаза. Впрочем чудный свет вскоре пробежавшись по поверхности их тел, проник и внутрь. Теперь свет был внутри, его было много , так много, его было просто не сдержать , и они почувствовали что будто бы раздуваются от света и могут лопнуть! И они лопнули, сама их масса, сдерживавшая в себе энергию, лопнула, и свет вырвался наружу. Е=МС2, Е=МС2. Вес среднего храйда составляет 200 кг. Их было 10 000. 2 килотонны. Е=2000000 кг * 300000*300000 = 180 000 000 000 000 000 дж.
Они умирали не только красиво, но и приятно. Свет сначала окружил их тела, подобно сказочно красивой ауре, замершие храйды напоминали в этот момент гигантских светлячков. Но свет был приятен как бы на ощупь, приятно было смотреть на него, чувствовать его на себе. Некоторое время свет оставался в пределах сферы диаметром 1 метр вокруг тел храйдов, только яркость его экспоненциально нарастала, затем , в момент , когда яркость достигла такой интенсивности, что глаза охотников перестали воспринимать излучение, их тела исчезли, растворились, а свет вдруг равномерно устремился во все стороны, со скоростью, как и следовало предполагать , света. Столкнувшись и будучи поглощенным стенами тоннелей, свет обратился в тепло. Помимо фотонов, в составе излучения были также и отрицательно заряженные нуклоны, массой равные протону. Сталкиваясь с ядрами атомов , составлявших стены тоннелей, Они вызвали реакцию аннигиляции. Соответствующие , достаточно большие, фрагменты подземных коммуникаций испарились мгновенно. Светящиеся, раскаленные газы устремились вверх, вниз в стороны, расталкивая огромные, застывшие в тысячелетиях, пласты грунта.
И земля заплясала какую-то отчаянную трясучку на манер ирладской джиги.
В Ясенево , где находилась сейчас ставка главнокомандующего, взрыв почувствовался слабо. Все что было перед глазами у людей внезапно дернулось и исчезло из поля зрения. Земля под ногами сотряслась, словно в судорогах от электрошока. Да что там дернулась, просто ушла из-под ног. Люди повалились на пол, задребезжала мебель, заскрипели бетонные блоки, трущиеся друг о друга стыками. Через пол было слышно как гудит земля под фундаментом. И уже слышался глухой страшный рев со стороны Москвы, звук от которого казалось , может остановиться сердце, могут лопнуть артерии. По всему Ясеневу истерично забрехали собаки. Люди, успевшие подняться на ноги, вновь попадали от острой , ноющей боли в ушах. Со склона холма, на который выходила галарея из СКП , открывался вид на столицу.
Столицы собственно не было, по крайней мере, той ее основной части, под которой проходили коммуникации метрополитена. На ее месте беспокойно ворочалось огненное озеро. Земля под городом разломилась на огромные куски, как традиционный гостевой каравай, из трещин взбухло и растеклось темное густое текучее пламя, магма, дома на пляшущих, расколотых пластинах земли, раздробились и ссыпались в огонь, как пельмени в кипяток. Москва-река, как пенная бешеная лошадь, встала на дыбы, вскипела, зашипела, завизжала, вздулась серией цунами, и титанические водяные хлысты стегнули прямо по огню. Тут снова загрохотало, заревело, снова заходила ходуном земля. Горностай нашел себя лежащим, поспешно встал, вытянув шею, чтобы лучше видеть этот кошмар. И снова повалился после очередного парового взрыва.
С другого холма, с другой стороны кошмарной сцены в которую превратилась столица, наблюдал новый руководитель храйдов.
— Вот так, — сказал он своей свите, — вот так они рисовали нас. Вымирающими, тонущими в асфальтовых озерах. Теперь, как видите, они сами в асфальтовом озере.
Когда огненно-грязевая буря улеглась, город провалился. Так оседает могила, через год после похорон. На месте огромной части Москвы была дымящаяся, тлеющая, смрадная яма. Окраины более менее уцелели. Теперь там слышались крики людей, вой сирен, суетились уцелевшие пожарные. Из развалин, на самой границе зоны разрушений, выполз неубиваемый мент Слава и расширенными глазами уставился на эту изгарную яму. Он где-то потерял фуражку и было видно что он седой. Но когда он ошалело тряхнул головой, оказалось что это пепел. Его голова была сплошь покрыта жирным серым пеплом, который и теперь еще обильно сыпался с неба. По раскаленному крошеву в провале перебегали огоньки. Стало темно, хотя это был ясный погожий день. Вокруг Славы, все стоявшего и глядевшего, постепенно собрались люди, также как и он выбравшиеся из развалин. Кто-то позади Славы сказал дрожащим высоким голосом: — геенна огненная.
Слава перекрестился:
— Не знаю, что они задумали, — сказал он, — албанцы эти, но ничего у них не выйдет.
— Кто?— спросили у него— у кого?
Слава беспомощно пожал плечами.
— Не знаю. Да все равно.
-А почему не получится?
Слава слепо повернул голову в сторону спрашивающего.
— Не знаю. Так. Не может быть, чтобы получилось.
Затем Слава развернулся и решительно направился в сторону Ясенево.
Часть вторая. Еще не конец.
Глава 27. Опоздавший врач.
Чтобы добраться до Горностая, Славе пришлось сделаться самозванцем. Патрулям и блок постам он говорил , что он — человек Горностая, совершенно не задумываясь при этом, как странно это звучало — человек Горностая. Впрочем , учитывая обстоятельства, в которых людям , кажется, вот-вот придется потесниться на троне, венчающем трофическую пирамиду, может оно было и не так уж странно. Когда Слава добрался до ставки, он был полон сил, ярости и решимости сделать все возможное чтобы уничтожить , раздавить этих гадов. Как часто бывает в нашей жизни , это было уже совершенно не нужно. В ставке еще царило оживление, но опытный взгляд различил бы дух безнадежности, скользивший во всех действиях штабных. Нет, нет, все что они планировали и предпринимали было безусловно правильно и оправданно, но... поздно. А, как говорится, опоздавший врач помогает смерти.
