Да, добить его было бы сложно, но, наверное, все же возможно. Это орден святого Георгия, как минимум, для вас, и гвардейское звание для корабля, по статуту. А умело составить представление — так, глядишь, и орлы на погонах заведутся. У меня вот завелись в подобной ситуации.
— Всеволод Федорович! Да один снаряд главного калибра "Адзумы" и мой крейсер пойдет на дно! Вы же поймите меня... Я уж не говорю про "Лену"! Если бы Рейн этот снаряд словил, то оставил бы весь наш отряд сидячими утками без угля...
Сухотин что то говорил еще, но Петрович его уже не слышал. Этот человек больше был ему не интересен...
"Бесполезно. Гнать? Или что? Суд чести? Ну, Василий, пожалуй, его бы просто шлепнул посредством дуэли... Да и Рейн, поговаривают, может... Нет, это, пожалуй, сейчас перебор... Торопиться не будем. Пока просто в отпуск по болезни. Скорее всего, типичный представитель породы "командиров для мира", увы, именно их и штампует сейчас система. Негативный отбор. Как и у нас там... Ну, да этого "у нас там", теперь уже не будет... И слава Богу, наверное... Или Вадикову папочке вкупе с одним олигархом! Э-эх... Так ведь и не построит, бедолага, самую большую яхту 21 века!"...
Петрович вдруг поймал на себе растерянно настороженный взгляд Сухотина, которому улыбка, скользнувшая по губам контр-адмирала, показалась неуместной, после всех доводов и аргументов, которые он так тщательно излагал.
"Так, господин-товарищ Руднев, хорош ностальгировать! Что у нас тут получается в сухом остатке... Дрянь дело. Он то в этом, может, и не виноват, но мне на мостике крейсера такой капраз на хрен не нужен"...
— Иван Владимирович... Любезный, на мой взгляд... А ведь Вы БОЛЬНЫ! Давайте-ка, сейчас Вас доктор осмотрит, и если я прав, лекарства пропишет, подлечит. В Крыму отдохнете, поправитесь, да и вернетесь к нам, грешным, япошек колотить!
— Всеволод Федорович! Но... Мы... Я... Я что то не то сказал?
— Довольно, спасибо. Вы свободны, вот выправлю сейчас направление к врачу... Берите, и не тяните с этим. Он Вас осмотрит и скажет свое мнение о состояние Вашего здоровья. Если здоровы — вернетесь к исполнению обязанностей командира крейсера. А с больного человека — какой спрос.
Когда обескураженный Сухотин покинул кабинет, Руднев снял трубку телефона.
— Коммутатор? Медчасть!
— Добрый день, Вячеслав Степанович, Руднев беспокоит. Сейчас к Вам подойдет каперанг Сухотин. Есть у меня подозрение, что у него нервное расстройство на фоне общего истощения организма. Длительный переход в тропиках, нервное напряжение, бой этот, неудачный... Просто перенапрягся человек. Вы его осмотрите и, если мои подозрения подтвердятся, устройте Ивану Владимировичу отпуск по состоянию здоровья на полгода... Крым или Кавказ. Отдохнет человек на курорте, подлечится. А там, глядишь, и вернется к исполнению обязанностей... До свидания!.. И Вам не болеть...
— Коммутатор! "Корейца"!
— Вахта! Командующий эскадрой на проводе. Связь с командиром корабля!
— Добрый день, Павел Андреевич! Руднев беспокоит. Скажите, на ваш взгляд старший офицер Засухин способен командовать крейсером?.. А Анатолий Николаевич подготовил себе замену? Да, открылась вакансия, но Вы ему не говорите ничего, просто вечером направьте ко мне, чаи погоняем, поговорим...
После решения кадрового вопроса с "Авророй", и распределения работ на кораблях на первоочередные и "терпящие отлагательство" (в последний пункт попал и ремонт трофейного японского эсминца, уже получившего имя "Восходящий", но опять выброшенного из дока — ремонт крейсеров был более приоритетной задачей) настало время главного — планирования будущих операций.
В который раз Петрович поймал себя на том, что он полностью сменил приоритеты. То, что в Москве перед компом казалось самым главным — перевооружение кораблей и смена тактики, сейчас стояло на последнем месте в списке приоритетов. Ну, какой смысл перевооружать корабли и мечтать о красивых и эффективных маневрах, при таком уровне подготовки матросов и командиров? Первым все равно из чего промахиваться, из старой восьмидюймовки или новейшего орудия Армстронга, а вторые... Тут еще хуже. Только на обучение сносному маневрированию ВОКа ушли месяцы! А теперь, с приходом "Осляби" и "Авроры", надо начинать мочало с начала... Напиться что ли? Так и этого нельзя, сегодня еще в штабе веселье предстоит...
— Господин адмирал, к вам Лейков, прикажете пустить? — раздался из приоткрытой двери голос вестового.
— Да уж, конечно... — задумчиво потянул Руднев, прикидывая, что именно могло понадобиться от него человеку, который собственно и заварил всю эту кашу с перемещениями в прошлое.
До сегодняшнего дня лже-Лейков старался не попадаться на глаза адмирала без крайней необходимости. Так что его визит был для Руднева сюрпризом, и весьма интриговал. После должного приветствия бывший профессор перешел к делу.
— Всеволод Федорович, это Вы в Питер Вадику отправляли мои соображения по поводу того, чем я могу помочь Русскому флоту?
— Ну, положим, не "Вадику", а доктору Банщикову, лицу приближенному к императору, без пяти минут отцу русского дворянства и тому подобное, не забывайтесь... Да, отправлял, для участия в умственном штурме, что мне одному-то голову ломать? А в чем, собственно, дело? Только быстро, у нас в штабе через час кое — что запланировано, опаздывать никак не могу.
— Это для вас он, "особа приближенная", а я его с пяти лет знаю... На глазах вырос, можно сказать. Ну, да не суть. Просто ему моя идея с магнитными минами понравилась, и он...
— Стоп. В эту войну нам это физически не успеть, это же на годы работа. Дай Бог к Первой мировой поиметь работающий образец, достаточно компактный для установки в мину. Ну, ведь обсуждали мы это уже с вами! Чего опять-то, по второму разу...
— Нет, я не про мину. Просто нашему мальчику, — Руднев поперхнулся чаем, и сделал мысленную заметку, обязательно напомнить Вадику, кто он есть такое, по версии Фридлендера, — пришла в голову интересная идея, как можно эти наработки использовать при Дворе...
— Что??? Использовать магнитные мины? При НАШЕМ царском Дворе? Не в Токио? Хотя, я конечно и сам готов там половину перемочить, но ведь они то, в отличие от кораблей, магнитного поля земли не возмущают. Только народные массы, своим образом жизни и жадностью, ну точно наши олигархи и госчинуши 21-го века...
— Нет, нет! Не мины конечно, магнитный колебательный контур. У него кроме мин есть еще пара интересных применений, вот о них меня Вадюша в телеграмме и спросил. Но чтобы это собрать, мне надо быть в Питере самому. Может, отпустите?
Спустя полчаса, взяв с Лейкова клятвенное обещание закончить монтаж и отладку новых радиостанций на всех кораблях эскадры перед отбытием в Питер, Руднев в принципе согласился на его отъезд в столицу. Дело, если оно выгорит, и правда того стоило. А во Владике Лейкову больше работы не оставалось, даже подшипники на "Варяге" поменяют и без него. Это же не радиотехника, а простая паровая машина тройного расширения, по ней и тут спецов хватает...
* * *
Очередной, уже рутинный для штаба ВОКа выход в крейсерство "ловчего трио", подходил к концу. Еще пару дней на проверку транспортов со шхунами, и уголь неизбежно заканчивался, предопределяя дальнейший курс пары "Аврора" и "Лена": Владивосток. Вначале с ними шла еще и "Кама", ВОК продолжал исповедовать удачный принцип охоты тройками: два ВсКр на один нормальный крейсер. Но замученный постоянными поломками ее машины, новый командир "Авроры" отослал ее в базу с первым, и пока единственным, захваченным транспортом-контрабандистом. Ну, кто, спрашивается, заставлял владельцев большого американского парохода "Фриско ранер", порт приписки Сан-Франциско, везти кардиф в Японию во время войны? А уж попытка уйти от "Камы" была скорее не смелостью, а просто глупостью. Русский корабль хотя и не обладал запасом скорости для догона 13 узлового парохода до темноты, может в расчете именно на такой случай его и назвали "раннером", но зато в рубке кормовой надстройки преследователя стоял искровой телеграф, в пользовании которым на ВОКе тренировались ежедневно.
У "Авроры" было достаточно времени, чтобы по передаваемым с "Камы" данным о курсе и скорости "бегуна" спокойно и без спешки его перехватить. Обживавшийся на мостике "Богини утренней зари", Анатолий Николаевич Засухин после рапорта досмотровой партии радостно потирал руки. Теперь он мог убить двух зайцев одним выстрелом. Он не только добыл для Владивостокской эскадры пять тысяч тонн высококачественного угля, но заодно и заработал командам всех трех крейсеров неплохую прибавку к жалованию. И теперь, сославшись на важность груза приза, мог отослать, наконец, "Каму" во Владивосток, с наказом обязательно довести "американца". А приватно указать ее командиру, или перебрать машины бывшего японского парохода перед следующим выходом в море, или искать себе другой крейсер в попутчики. Теперь, не связанная медленной "Камой", пара могла дать при необходимости драпа или догона 18 узлов...
По-правде говоря, рутиной этот выход был не для всех его участников. Если команды и командиры "Лены" и "Камы" уже привыкли к недельному рысканью где-то там "у косоглазых в огороде" в поисках добычи, то для экипажа "Авроры" и ее командира такая задача была пока в новинку. Причем для командира — вдвойне, он и крейсером-то командовал всего три недели и четыре дня. Еще девять месяцев назад он был старшим помощником на маленькой деревянной канонерке, стационировавшей в занюханном корейском порту. И даже мечтать не мог, получить под команду что-либо крупнее истребителя в ближайшие пять лет — "его величество" ценз не позволял.
Но... Но канонерка эта называлась "Кореец". В том памятном бою, Засухин даже не был на борту своего корабля. Он, как ошпаренный носился по палубам и трюмам незнакомого ему "Варяга", командуя второй партией борьбы за живучесть, составленной из таких же, как и он "чужаков на борту", матросов с "Корейца" и "Севастополя". Прорыв слился для него в непрерывное тушение пожаров и латание пробоин в бортах. Дальше — больше. Новый "Кореец", огромный, броненосный и при этом — абсолютно незнакомый, построенный по чужим, итальянским правилам и канонам кораблестроения. И его надо — сначала забункеровать на ходу; потом довести до Владивостока; потом в пожарном порядке осваивать стрельбу из орудий незнакомых систем; потом, слава богу, уже не в должности И.О. командира, а в родной и знакомой — старпома, осваивать маневрирование, учиться не только стрелять, но и попадать. А потом снова был бой... Снова пожары, пробоины, беготня по палубам и трюмам, налет на Пусан, возвращение во Владивосток, с ежечасным ожиданием атаки миноносцев...
И только он, после всего этого, надеялся насладиться заслуженным, видит Бог, отдыхом, как снова... Опять новый корабль, и теперь уже он — командир. Без всяких приставок И.О. Первый после бога. "Старик". Н-да-с... А ведь он всего месяц назад на самом деле думал, что именно старпомом быть тяжело. Но организовав за три недели установку на его (ЕГО!!!) "Авроре" щитов для орудий и подкрепление их фундаментов, понял — командирский хлеб еще горше. А ведь подобную работу порт выполнял уже далеко не в первый раз, вроде все должны знать, что им надо делать... И спать приходилось даже меньше чем на прежней "собачьей" должности.
Столь скоропалительная, без всякого согласования со шпицем, смена командиров кораблей в очередной раз взбудоражила владивостокское офицерство. Никто не мог понять, в чем же так провинился капитан первого ранга Сухотин, что его отправили сопровождать в Петербург поправляющегося после ранения Вирениуса. Точный ответ на этот вопрос знал только Засухин, но он предпочитал помалкивать. Ему Руднев при назначении на должность высказался откровенн: "Я не знаю, могла ли "Аврора" поспособствовать утоплению "Адзумы", может быть и нет. Но видя, что "Лена" начала преследование, и по ней кормовые восьмидюймовки не стреляют, попытаться он был обязан. Хотя бы за компанию, что ли"...
* * *
Крейсерство подходило к концу, угля оставалось меньше половины, когда во время очередной встречи кораблей Рейн с борта "Лены" невинно предложил:
— Анатолий Николаевич, а не пробежаться ли нам на обратном пути ко входу в Цусимский пролив? А то тут океан как вымер, погода роскошная... Ну, сколько можно одни рыбацкие шхуны топить?
Немного поколебавшись, Засухин согласился, ему и самому хотелось в его первый командирский выход свершить чего-то эдакого... Да и выводы из напутствия Руднева он сделал соответствующие. В итоге именно это, принятое наспех решение и привело к бою, вошедшему во все учебники по морской тактике, и впоследствии изучавшемуся всеми командирами крейсеров мира.
"Лена" и "Аврора" шли строем уступа, привычно разбежавшись на 60 миль, больше было чревато как потерей радиоконтакта, так и возможности в случае чего оперативно прийти друг другу на помощь. Причем "Аврора" намеренно отставала на пару десятков миль, чтобы прикрыть "Лену" в случае бегства от более сильного противника. Солнце только-только перевалило через полуденную отметку, чем не преминул воспользоваться штурман для уточнения координат крейсера, когда на мостик "Авроры" прибежал запыхавшийся прапорщик Брылькин.
Бывший телеграфист с Владивостокского телеграфа был самым гражданским существом на борту крейсера. Даже любимец команды — дворняга Рыжуха была гораздо грознее и воинственнее его, особенно при попытке отобрать у нее честно украденную с камбуза кость. Но зато с его появлением радиотелеграф стал устойчиво работать на невиданной дистанции в сотню миль, а иногда и больше. Хотя Засухин подозревал, что тут свою роль сыграл внезапно заинтересовавшийся радиотелеграфами Лейков с "Варяга". Он две недели, сразу после памятного всем боя у Кадзимы, мотался по всем кораблям эскадры, что-то шаманя в рубках радиотелеграфа, и перетягивая антенны между мачтами.
— Получена телеграмма с "Лены", — как ему казалось четко и по военному "доложил" Брылькин, которому за невиданную скорость и точность чтения и передачи сообщений прощалось почти все, — в квадрате Буки сто сорок восемь замечено восемь транспортов, ход восемь узлов, курс Зюйд Вест — Вест.
— Николай Илларионович, — укоризненно начал очередную лекцию командир корабля, — сколько раз вам говорить, будьте внимательнее. Ну, сами подумайте, с чего бы японцам посылать сразу восемь транспортов вместе? Такого никогда не было. Вы с какой цифрой могли восьмерку перепутать?
— Я могу перепутать нос с кормой у парохода, это да, — кроме близорукости, малого роста и большой лысины, Брылькин отличался отвратительным характером, его и на телеграфе то начальство терпело только как первоклассного специалиста, а "на войну" отправило с огромным удовольствием и тайной надеждой — авось с этой войны и вовсе не вернется, — Но за точность приема текста телеграммы я ручаюсь всегда. Да и на "Лене" сами продублировали цифру текстом, как будто знали, что вы не поверите.
— Тогда прошу прощения, хотя ничего и не понимаю, надеюсь только это не очередной дурацкий розыгрыш Рейна, с него станется, — пожал плечами командир крейсера, — в машине! Поднимайте пары для полного хода. Штурман! Константин Викторович, будьте любезны, дайте курс на пересечку транспортов, и когда мы до них дотопаем. Команда имеет время обедать, пробу на мостик. Но сразу после еды всем разойтись по боевым постам.
